Бегство от страсти - Картленд Барбара. Страница 18

Как легко можно забыть о любви, оказавшись в другом окружении, среди знакомых мест, людей, привычных занятий и развлечений.

К ней подошла улыбающаяся сотрудница.

— Миссис Митчэм с удовольствием встретится с вами сегодня в три часа, мисс Гартон.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Флер медленно шла по подъездной аллее Грейстон Прайори.

Она то и дело останавливалась, но не потому, что чувствовала усталость, просто появилась слабость в ногах и иногда легкое головокружение, которое, однако, быстро проходило. Ей казалось, что начинается какой-то новый этап ее жизни. Рейнольдсам о своем визите она ничего не сказала.

Как ей и говорили, автобус довез ее до самых ворот Грейстон Прайори. Покидая пригороды Мелфорда, она видела вдали огромные заводские здания.

Завод располагался в стороне от дороги, ведущей из города, но занимал такую территорию, что его было видно издалека: множество длинных строений растянулись в разные стороны, как конечности спрута, по плоской равнине к югу от города. Флер с интересом присматривалась к нему.

Вскоре все признаки фабричных зданий и городской жизни остались позади, и она оказалась за городом среди свежей зелени, освещенной солнцем. Единственными напоминаниями о войне здесь являлись прожекторные установки да еще армейские грузовики, стоящие вдоль дороги.

За поворотом аллеи Флер увидела Прайори. Она невольно тихо вскрикнула, настолько усадьба оказалась красивее, чем она ее себе представляла.

Несмотря на старинное название усадьбы, Флер думала, что Норман Митчэм живет в новом или, по крайней мере, в более современном доме.

Прайори оказался низким и беспорядочным в архитектурном отношении зданием из серого камня. Вероятно, в его создание внесли свой вклад несколько поколений, но Флер заметила, что первоначальная постройка относилась, скорее всего, к пятнадцатому столетию.

После псевдоготики и яркой штукатурки пригородов Мелфорда этот дом отличался почти неземным очарованием. Мягкие тона пережившего бури веков камня, стрельчатые окна с переливчатыми маленькими стеклами, фронтоны, старая черепичная крыша, изящного рисунка каминные трубы, многие еще эпохи Тюдоров, являли собой картину, как нельзя более типичную для Англии.

Не только дом, но и все окружение было исполнено необычайной прелести.

Почти у самого парадного подъезда раскинулось небольшое озеро, окруженное серой каменной балюстрадой; скользившие по его поверхности черные лебеди еще больше оттеняли мягкие тона стен; отражавшая голубизну неба вода таинственно поблескивала в солнечных лучах.

За домом стеной высились зеленые ели, служившие фоном и оправой — для охраняемого ими сокровища.

Какое-то время Флер стояла неподвижно, не сводя глаз с дома.

«Он изумителен!» — думала она вновь и вновь. Потом с новым энтузиазмом направилась дальше, уже почти решив, что ей хочется здесь жить.

На первый взгляд внутри дом был так же хорош, как и снаружи.

Дворецкий провел ее через вестибюль, обставленный тяжелой и, как Флер сразу догадалась, бесценной мебелью из полированного ореха и резного дуба и увешанный картинами. Не стойло быть знатоком, чтобы убедиться, какие это были редкие полотна.

Сэр Норман Митчэм явно обладал превосходным вкусом. Откуда бы это у него? — размышляла Флер.

Дворецкий проводил ее в небольшую, изысканно убранную комнату и попросил обождать. Обитые гобеленовой тканью кресла, диваны, старинные вышитые шторы прекрасно гармонировали с дубовыми панелями стен, на которых висели картины в золотых рамах.

«Никак не могла ожидать ничего подобного», — подумала Флер.

Выглянув в окно, она увидела розарий, в центре которого помещались солнечные часы, а за ним просторный газон из тех, что вошли в моду в конце XVIII века. Вдали виднелась беседка в виде античного храма.

«Это, наверное, одна из знаменитых усадеб», — решила Флер, стараясь вспомнить, не попадались ли ей фотографии Грейстон Прайори в отцовских книгах.

«Грейстон Прайори», — повторила она про себя. Ей казалось, что в этом названии было что-то знакомое, но она никак не могла вспомнить, где его слышала и откуда оно ей может быть известно.

— Не угодно ли пожаловать сюда, мисс?

В дверях ее ожидал дворецкий, пожилой, полный и важный, с одним из тех непроницаемых лиц, в которых никогда ничего не прочтешь.

Она вышла за ним в вестибюль и поднялась по широкой дубовой лестнице, на перилах которой геральдические леопарды держали в лапах щиты с гербами. Они прошли длинную галерею, устланную мягким ковром и увешанную портретами; дверь в конце распахнулась, и Флер услышала, как зычный голос провозгласил:

— Мисс Гартон, мадам.

Она в нерешительности остановилась в дверях, пораженная открывшимся перед ней видом. Комната была очень большая; одну ее сторону почти целиком занимали окна, а в промежутках между ними висели зеркала, так что комната поражала обилием света.

В дальнем конце комнаты помещалась огромная кровать с занавесями из алой парчи. Столбики, на которых держался полог, были украшены страусовыми перьями. В постели, обложенная подушками, сидела самая поразительная старуха, какую Флер случалось видеть в жизни.

Это, несомненно, была старуха, поскольку лицо ее было изборождено морщинами, а поблекший рот глубоко запал. Но на ней был парик с медно-рыжими локонами, высоко зачесанными в излюбленном стиле королевы Александры.

На плечах у нее была накинута кружевная шаль; атласная лента кокетливо обвивала морщинистую шею, а старческие руки, больше похожие на куриные лапы, с покрасневшими и воспаленными от ревматизма суставами, сплошь покрывали кольца.

Сапфиры, рубины, бриллианты и изумруды засверкали, отражаясь в бесчисленных зеркалах, когда старая женщина сделала жест рукой, приглашая Флер подойти поближе.

— Входите, милочка, — сказала она сухим и слегка насмешливым голосом. — Входите и садитесь. Мой сын обещал, что встретит вас, но он, конечно, опоздал. Сегодня ничего другого и ожидать нельзя — ни пунктуальности, „ни вежливости, — хотя война вообще ужасная напасть, не так ли?

Флер не могла найти подходящего ответа на этот вопрос; она что-то пробормотала и, чувствуя себя ужасно неловко и даже глупо, подошла к постели и села в пододвинутое ей дворецким кресло.

При ближайшем рассмотрении старая дама производила еще более фантастическое впечатление. Ее лицо было густо напудрено, так что выглядело белым как мел, а брови — жирно подведены черным.

В ушах миссис Митчэм сверкали прекрасные грушевидные бриллианты, а под старинной кружевной шалью из-под рукава розового шерстяного капота поблескивали камни великолепного бриллиантового браслета.

Покрывало на постели тоже было кружевным, из старинного кружева на шелковой подкладке, но его почти не было видно; всю постель покрывали книги, газеты и, как с усмешкой отметила флер, модные журналы.

Флер сидела, сознавая, что глаза старухи, яркие и пронзительные, следят за каждым ее движением.

— Можете идти, Бархем, — резко сказала миссис Митчэм замешкавшемуся дворецкому.

— Слушаюсь, мадам.

Он вышел, беззвучно закрыв за собой дверь.

— Ну а теперь, — обратилась миссис Митчэм к Флер, — хватит удивляться, и расскажите мне о себе.

— А разве у меня удивленный вид?.. Я… извините, пожалуйста, — заикаясь выговорила Флер, озадаченная и смущенная.

— Не нужно извиняться, — усмехнулась старуха. — Многие удивляются, когда впервые видят меня, но потом привыкают. Со временем ко всему можно привыкнуть, и в любом случае, уверяю вас, я куда лучше какой-нибудь обычной старухи с ее вязаньем, попугаем и осуждением всех, кто молод и привлекателен. Вы радуетесь жизни?

— Стараюсь, — сказала Флер.

Беседа приобретала все более странный характер.

— Еще бы не радоваться, в вашем-то возрасте! Вот и я тоже радуюсь, и пусть все вокруг не воображают, что я стану приходить в уныние, раз стою одной ногой в могиле. Все-таки я еще не умерла, а пока я жива, то намерена жить в свое удовольствие. А теперь расскажите мне, как вы бежали из Франции.