Гори, гори ясно (СИ) - Вран Карина. Страница 8

— Если не возражаешь и можешь уделить мне лишних полчаса, начну издали, — сложил пальцы домиком, свел брови и принялся говорить. — Расскажу о некоторых недавних событиях, чтобы ты поняла, с чем связан мой интерес.

— Постой! — оборвала меня жестом Лена. — Дополню: Луною и непроглядной ночью клянусь сохранить весь разговор между нами двумя, если только последнее не нанесет вреда моей семье.

Благодарно ей кивнул. На столь широкий жест я не рассчитывал. Идя на встречу, и представлял наш разговор иначе. Несколько моих вопросов, несколько ее ответов.

Мне же были протянуты щедрой рукой помощь и расположение — бери и пользуйся. Отказаться от этого дара? Только потому, что в самом начале нашего знакомства все пошло вкривь и вкось? Или потому, что в моей новой союзнице не было жизни — в привычном мне понимании?

Увольте, не настолько я дурак.

Союзник — это слово звучит хорошо. Во все времена. Ко всем, живым и мертвым, оно одинаково применимо.

И я стал говорить.

Повел рассказ с того дня, как откликнулся на зов о помощи из гаража. Отбросил лишние подробности, сосредоточился на фактах. На неких словах, что совсем на слова не похожи. На том, кто пользуется этими словами-не-словами: то ли шайка, то ли организация. На эффекте этих не-слов.

И на явственном интересе к записям родителя со стороны (я обошелся без имен) одной могущественной представительницы мира Ночи.

Не забыл упомянуть, что записи из отчего дома убраны. Куда и зачем — мне не ведомо, а выяснить смогу не раньше августа.

Слова. Мир слова. Отец, заведующий кафедрой математической лингвистики.

Его младший (по должности) коллега, профессор Пивоварский. Его странная гибель.

И разговор, точнее, обрывок разговора. Тот в памяти всплыл недавно, уже после того, как не-слова были применены ко мне.

«Это может стать проблемой», — дребезжащий голос гостя.

Дядя Слава не был стариком, они с отцом были ровесники. А голос его дребезжал по-стариковски, отчего я сразу узнал говорившего.

Тихий, неприметный, книжный человек. «Пыльный» почему-то хотелось мне его называть.

«Это может стать прорывом, Мстислав!» — грудной, сильный и властный голос па.

С отцом редко кто спорил. Он был столь убедителен, когда говорил, что с ним обычно соглашались.

«Андрей? Вот ты где. Будь любезен, помоги мне найти табак для кальяна. Кажется, он был в одном из верхних ящиков», — мелодичный и нежный голос матери.

Мое полное незнание: с чем работал отец. Что должно было стать прорывом — или проблемой? С кем он над этим работал, кроме Мстислава Юрьевича. Того тоже уже не спросить...

Я сказал вурдалачке больше, чем служивым. Больше, чем знатоку из мира слова — Феде Ивановне. Больше, чем домашним нечистикам, хотя к тем мое доверие было велико. Просто нечисть домовая и овинная мало чем помогла бы в этом деле.

Все, что могли, Кошар и Мал Тихомирыч уже по данному вопросу высказали. «Допрежь не бывало». «Все эти прогрессии — к худу».

Нет никакой уверенности, что мертвая певунья скажет больше дельного. Но как узнать, не спросив?

— Для начала, — белые пальцы простучали по столу: «Та-да-да-дам». — Разговор, который ты вспомнил. Он мог быть вообще не о том. Например, о студентах по обмену из... не знаю, Тибета. Уточнить мы не можем, не у кого, поэтому держим в уме, но не зацикливаемся.

Безропотно согласился с ее выводом. Убрать одно слово из контекста — и изначальный смысл всей фразы может быть утерян или искажен.

Да-да, я не всегда хлопал ушами, когда мой родитель говорил умные вещи. Вот когда начинались дебри с пресуппозицией, импликацией и прочими чудны́ми зверьми, тогда мои уши сворачивались в трубочку, и я плавно утекал куда подальше.

— Далее, — указующий перст показал в сторону стойки, за которой по-прежнему стоял «оболваненный» работник кафе. — Чтобы у тебя не возникло сомнений. Наше внушение действует не так, как ты описал. Оно вообще не на слова завязано. И — тот вон не вспомнит завтра, что нас видел. И что закрывал свой голимый общепит. Я прикажу, и он завтра ни тебя, ни меня не узнает. Но дар мое воздействие не угасит. Я могу внушить, что ты не хочешь к нему взывать — это сработает, но принцип иной.

— У меня не было подозрений в ваш адрес, — сказал, подразумевая и Лену с Джо, и вурдалаков вообще.

Хотя бы потому, что будь такие подозрения у служивых, те бы вовсю копали под семью Джо (или, если таких семей в городе несколько, то под все эти семьи). И Палеолог бы не промолчала.

Нет, специалист по древностям ясно и четко дала понять, что столкнулась с подобным впервые. Она долго живет на свете, про то, как работает внушение вурдалаков, должна знать.

— Еще одно, — на этот раз стук ногтей вышел нервным, не музыкальным. — Я обязана буду пересказать услышанное семье. Жертвы в мире Ночи, семьи это может коснуться тоже. Ты же понимаешь?

— Понимаю, — нехотя кивнул.

Да-с, промашечка вышла. Оговорку про вред семьи мог бы и соотнести с тем, что рассказываю. «Слово перебросил, обратно не втянешь», — тут, пожалуй, ввернул бы мой папенька.

— Позже я передам услышанное мужу, — с извиняющимися нотками сказала Хелен. — Только о смертях этого лета. О речевом воздействии. И только ему.

— Отличное решение, — согласился. — Вот еще что передай... Лена, пусть при пересказе мужу и дальше — не звучит мое имя.

И пересказал ей недавние события с кладбища в Пушкине.

Я не очень хорошо пока ориентируюсь в мире Ночи, но, как мне видится, Хозяином на кладбище не живой человек «трудится». Семья Митиных — немертвые. Кровососы.

Союз — это не одностороннее понятие. Я не заинтересован в том, чтобы моя кровососущая союзница пострадала. Защитить ее не в моих силах, так хоть предупредить могу о том, что на нежить эти слова-не-слова тоже влияют.

Клятвы о неразглашении касательно кладбищенских непотребств я не давал. С меня ее и не спрашивали. Однако и уточнять, что это от меня ушли вести к вурдалачьему семейству, не хотелось бы.

— До нас дошли слухи, — союзница наградила меня взглядом исподлобья. — О шуме в ночи, в приюте мертвых. Уверена, муж будет рад услышать больше о случившемся.

Поймал себя на мысли (причем эта мысль не впервые ко мне приходила), что оговорок о положении Жени в их «семье» прозвучало немало. Что положение это не рядовое. Он явно обладает если не властью, то правом голоса.

Среди того немногого, что я успел выяснить о вурдалаках, было немного об их иерархии. Есть глава семьи, его мнение неоспоримо. Есть его — главы — приближенные, те, к чьим словам глава может прислушаться. Круг прав и обязанностей приближенных предметно при мне не обговаривали, точнее не скажу.

И есть — все прочие. Они существуют, они подчиняются. Их голос мало что значит.

Как-то так. Уверен, там все тоньше устроено, но чужим в эти тонкости хода нет.

Из всего того, что слышал, напрашивается вывод: Джо, скорее всего, один из приближенных к главе. Внимание, вопрос: что делает вурдалак его положения в дилерском составе не самого крупного казино Питера? Маскируется? Сильно сомневаюсь.

Однако — этот вопрос следует задавать напрямик Жене, а не его жене.

— С уточнениями уточнили, пора действие действовать, — вурдалачка усмехнулась, подхватила футляр с инструментом. — Ты с завтраком закончил? В таком случае — поехали.

Часто усмешка барышням не к лицу, даже тем, кто считает иначе. Она кривит лицо, напрочь убивает «милоту». Ехидные «ведьмы» (не те, что ведают, а такие... по состоянию души) далеко не каждому мужчине по душе. Лену усмешка не портила. Добавляла экспрессии, «живости» белокожей певунье.

— Куда поехали? — поинтересовался. — И с какой целью?

— Ты меня пугаешь, — изобразила испуг немертвая девушка.

— Мне казалось, это я тебя должен опасаться, — широко улыбнулся. — Как и любой нормальный теплокровный парень.

— АБ — это от абсолютного балбеса сокращение? — Хелен покрутила пальцем у виска. — В университет поехали. На факультете мы сейчас мало кого найдем, вступительные в главном корпусе... Но кто-то наверняка будет. Нам и лучше, чтобы немного людей слонялось. Цель — ответы на твои вопросы.