Гори, гори ясно (СИ) - Вран Карина. Страница 9

— Слушай, как вообще можно ничего не знать о родном отце?

Лена вела резковато. Я бы занервничал от того, как она швыряла машину из ряда в ряд, без знания: за рулем нежить. Разумная нежить, с реакцией куда лучше, чем может похвалиться любая живая женщина за рулем.

— Кто сказал, что ничего? — пожал плечами, стараясь говорить, как о чужом человеке. — Знаю о предпочтениях в литературе, музыке, одежде, еде и даже опере. Привычки, причуды. Знаю его — домашнего. Знал... Работу же мать настойчиво просила оставляться на работе. То, что не оставить — держать в пределах его личного кабинета.

— И получалось? — она повернулась ко мне, перестав следить за дорогой; впрочем, на вождении это никак не отразилось. — Оставлять вне дома работу? Мой муж, не способный увлекаться, временами как вывалит на меня этого вашего игорного сленга, хоть повторно упокаивай.

Остроты у нее — само очарование.

— Раз я обращаюсь к тебе, получалось, — мрачно откликнулся.

Направляемая вурдалачкой тойота королла обогнала волгу с тонированными стеклами. В ответ на возмущенный «би-и-ип» Хелен выставила в окно средний палец. Не думаю, что водитель волги это увидел. И, подозреваю, самой Лене было плевать.

— Прекраснодушный доверчивый юноша со взором горящим и пламенным сердцем в груди, — почти пропела Хелен. — Так запросто выкладываешь самое сокровенное. В машину садишься к малознакомым девушкам. Знаешь, что говорят о таких, как наша семья? Что мы мстительны, мнительны и жутко злопамятны. И, когда нам это нужно, неплохие лицедеи.

Она потянулась ко мне, щелкнула зубами.

— Увезу тебя я в тундру на оленях утром ранним[1], — напела с изрядным ехидством вурдалачка. — Затем убью, расчленю и съем.

— А разве для «съем» мне не положено быть живым? — решил подыграть ей. — Горячая, живая кровь. Нет?

— Думаешь, я с тобой шутки шучу? — мертвящим голосом спросила Лена. — Шутки кончились, мальчик, как только ты стал частью мира Ночи. Теперь: или ты жрешь, или сожрут тебя.

— Сейчас впечатлюсь, взорву бензобак, — ровно ответил. — Мне потом неловко будет объясняться с твоим мужем, но я справлюсь.

— М-м, — выражение лица нежити сменилось на мечтательное. — Это было бы красиво. Рада, что ты хоть немного просчитываешь варианты событий. На будущее: доверие — роскошь, не одаривай им первого встречного.

— Понял, — кивнул в ответ на испытующий взгляд.

— Клятву зачастую можно обойти, — не унималась вурдалачка, чем напомнила мне домашних «нечистиков», тех тоже хлебом не корми — дай нотацию прочесть. — Особенно легок обход, если оставить в клятве лазейку. А уж обратить против тебя твои же добровольные откровения — для такого не нужно быть мастером слова. Среди жителей Ночи простачков и дурачков мало. Не задерживаются они, не выживают.

— Понял-понял, — я начал думать, что авария — не худший способ уйти от нравоучений.

— Отличненько! — машина жестко затормозила. — Приехали.

Мне всегда казалось, что на набережной парковаться нельзя, но у Хелен на сей счет, похоже, было свое мнение.

А дальше начались наши хождения по мукам.

Мы искали какую-то Яковлевну в яме. Яма — это столовая. Скажу так: теперь мне ясно, почему мать каждое утро вставала в несусветную рань и готовила родителю еду с расчетом на весь день.

Мы спускались в катакомбы за Катериной. По заверению «бывшей местной» Лены Курьяновой, мы находились ниже уровня земли. Я ей в этом вопросе верю, она доказала, что разбирается в университетских микротопонимах.

Лабиринт, Олимп, обшарпанная лестница, упирающаяся в потолок... Прогулялись мы изрядно, ноги к завершению похождений устали.

Все, что я вынес полезного из данного визита — это несколько умных слов, вроде «парцелляции». Еще получил несколько листов со списками фамилий. Позднее к ряду фамилий добавились адреса и телефоны.

Забегу вперед. Списки оказались пустышками, тратой времени. Я побеседовал с эрудированными людьми, выслушал от каждого слова сочувствия. Послушал (мало что понимая) о работах, научным руководителем для которых выступал отец.

О персональных исследованиях профессора Бельского толком ничего не узнал. Сотрудничал отец, по общим заверениям, с Мстиславом Юрьевичем Пивоварским и с доцентом кафедры. Последняя не могла со мной пообщаться по уважительной причине: ее сбила машина. Насмерть. Ровно год назад.

Еще были письма. Переписку отец вел обширную. Корреспонденции приходила на домашний адрес, но я надеялся, что на рабочем месте что-то обнаружится. Увы. Если что и было, после гибели профессора Пивоварского все увезли сотрудники органов. Я догадался, каких именно.

Лена предложила посетить и библиотеку. Уверен, рациональное зерно в ее предложении присутствовало. Представил, как пытаюсь пролистать все те тома, что хотя бы раз изучал отец согласно библиотечной карточке. Понял, что это будет башня из книг. И меня попросту завалит обилием информации.

Попросил Лену заняться библиотекой — она в литературе понимает куда больше.

Да-да, это после ее выступления в авто с «убью, расчленю и съем». Почему? Потому что все, с кем мы встретились в обшарпанном вместилище великих мыслей, сначала имели краткую беседу с вурдалачкой. Она подходила, шептала на ухо несколько слов и удалялась.

— То, чего я не слышу, того не смогу и пересказать, — как дошколенку, объяснила мне немертвая девушка. — В том числе и под давлением.

Конечно, оставался слух — тот, что куда совершеннее моего по заверению Жени Митина. Возможно, все ее поведение — клубы дыма. Напускное, путающее. Возможно, она и впрямь превосходный лицедей. А я — наивный глупец.

Кредит доверия ей, как союзнику, выдан и не исчерпан. До той поры — я играю с ней в открытую. С осознанием: если ошибусь — пойду на корм. Сначала кровопийцам, затем червячкам.

Готовность рисковать — то, что отличает человека азартного от... от нормального. Покажите же мне дилера, которому чужд азарт!

Но есть нюанс, отличающий дилера от игрока: контроль. Игрок — тот обладает иллюзией контроля. В его руках фишки, в бумажнике наличные. Если речь о покере — то в руках у него несколько карт.

«Делайте ваши ставки», — говорит с улыбкой крупье. Тот, кто держит в руках всю колоду. Тот, кто вращает шарик. И тот, кто точно знает: казино не существовали бы, не будь игровой бизнес прибыльным.

Опытный (да просто думающий) дилер знает, что карты и шарик в его руках — тоже иллюзия контроля. Часть выверенной системы.

Все это работает с одной оговоркой: пьяненькие крупье с получки, точно зная о запрете на игру в других казино, то и дело заваливаются в запретные для них заведения. В те, где нет картотеки, помельче, попроще. И там уходят в отрыв.

К чему это я? Отправив Хелен изучать библиотечный каталог, я дал ей в руки часть колоды и стопку фишек. Как она ими распорядится, покажет время. Дилер в моем лице будет ждать ее ставку.

Но всю колоду в неживые руки, как и все фишки из флота, передавать не станет.

— Подбросишь до метро? — на вопрос о дальнейших планах ответил встречным вопросом.

— Так давай подвезу нормально, — предложила вурдалачка. — Куда тебе?

— Сам пока не решил, — пожал плечами. — Устал, запылился. Хочу прогуляться, проветриться до работы.

— Пф-ф, — фыркнула Лена. — Было бы предложено. Запрыгивай. До метро так до метро.

С мигренью я смирился заранее. Больше того, выданный Ирой блистер предусмотрительно занял место в кармане брюк еще до выхода из дома. На выходе из дома я думал о другом доме...

О том, какой дикой, несусветной глупостью было до сих пор не посетить родительскую квартиру. Да, кабинет пуст. С ним все понятно.

Почтовый ящик: вдруг кто-то писал уже после отъезда матери в Париж? Вдруг кто-то медлителен, и не получил вежливого послания от Бельской Богданы о завершении жизненного пути адресата — ее мужа? Она эти письма под копирку писала первые пару месяцев после ухода из жизни отца его партнерам — уже бывшим — по переписке.