Академия Темных Властелинов - Мамаева Надежда. Страница 3

Гамма ощущений, что я сразу же испытала, была далека от приятной. Горло жгло, тело ломило, на грудь словно булыжник положили. Руки болели, ноги сводила судорога, и… это было здорово, потому как означало – я снова жива!

Захотелось рассмеяться, но изнутри вырвался то ли всхлип, то ли стон, а шею словно обвил раскаленный железный хомут.

В коридоре послышался звук шаркающих шагов. Дверь со скрипом приоткрылась, и сварливый женский голос произнес:

– А, очнулась-таки…

Слова звучали как-то странно, но суть сказанного я поняла.

В ушах почудился шепот костлявой: «Ты упорная, я таких люблю. Оттого лично от меня тебе два подарка, и этот – первый». Что за «этот», до меня дошло не сразу, а когда поняла, что подразумевалась способность понимать местную речь… Захотелось спросить, что собой представляет второй. Рекомендательное письмо? Или сифилис в крови этой Рейнары? У чернобалахонницы хватит чувства юмора на оба варианта.

Попыталась озвучить свои мысли, но удалось лишь прошипеть на манер гадюки:

– Шшшто ты… – на большее меня не хватило.

Зашедшая же в палату женщина, решив, что я обращаюсь к ней, оживилась:

– А я думала, что наутро за некромантом придется посылать, чтобы, значится, сотворил заклинание по тебе. Духовнику же молитв читать нельзя. Самоубийца как-никак… А ты гляди же, выжила. И чегось, спрашивается, в петлю-то лезла? Или решила – в тот раз с утоплением не получилось, удавка лучше будет?

Я закашлялась рваным, надсадным с хрипом кашлем.

– Вот-вот, в следующий раз умнее будешь, – прокомментировала мои терзания посетительница.

Это она на что сейчас намекала? На новую попытку? Дескать, подумай: яд-то он вернее, и шея после него не болит.

– Где я? – прошипела, сделав неимоверное усилие.

– Там же, где и в первый раз была: в целильне Святой Себастьяны.

В воспаленном мозгу пронеслось: «Некромант, целильня…» Похоже, я попала значительно дальше, чем ожидала.

А еще запоздало закралась мысль: почему юная девушка так упорно пыталась умереть? Не из-за того же, что туфельки с новым платьем не сочетаются…

Когда судьба вырывает из привычной жизни и кидает в неизвестность, есть три пути: эволюционировать, мимикрировать, слившись со средой, или умереть. Последнее я пережила совсем недавно и повторять подвиг на бис не хотелось, первое было весьма проблематично в сжатые сроки. Оттого я решила прикинуться шлангом и не отсвечивать. А для пущей убедительности сделать вид, что лишилась памяти. Ну и части мозгов заодно. Ведь с альтернативно одаренных не только спрос меньше. Говорят, и жизнь так наладить легче. Проверим. А то красный диплом эконома меня довел лишь до работы, а та, в свою очередь, – до гроба. Причем ладно бы Анакондовны! Ан нет, моего!

– Ничего не помню… – начала отыгрывать роль, столь нежно любимую всеми латиноамериканскими сценаристами.

Поднапрягла память, вспоминая всех Хуанит, Марий и Терез, что обожали валяться в отключке и приходили в себя аккурат с этой фразой на устах. Вот только у них она звучала не хуже горного ручья. У меня же выходило какое-то надсадное карканье. Надеюсь, так будет не всегда.

Меж тем собеседница (кстати, кем она была: сиделкой, сестрой милосердия, бдительной уборщицей?) впечатлялась. Правильно, навряд ли она закалена мыльными операми, где в течение ста сорока серий героиня лежит в коме, а на протяжении последующих двухсот тридцати – приходит в себя. Женщина всплеснула руками:

– О, Пресветлая Владычица, неужто и правду память совсем отшибло?!

Не знаю, кому был адресован вопрос. Наверное, все же этой блондиночке-властительнице, я-то со своей позицией точно определилась: ничего не знаю, ничего не помню, и все тут.

Впрочем, ответа вопрошающая и не ждала. Она подошла ближе, положила прохладную руку на лоб и, причитая: «Ой ты же бедная… а может, оно так и лучше все…» – начала то ли проверять, нет ли у меня жара, то ли убирать мокрые пряди с чела.

Под эти ахи-вздохи мое сознание медленно, но верно начало уплывать, и я провалилась то ли в бред, то ли в сон.

Второе пробуждение оказалось куда удачнее первого: хотя бы не выворачивало наизнанку, а боль в теле была хоть и ощутимой, но вполне терпимой. Вот только шею все так же немилосердно саднило.

Первое, что увидела, медленно открыв глаза, – беленый потолок. Кривенько так беленый, причем не единожды. С явными следами мазков свежей известки по точно такой же, но почерневшей то ли от сырости, то ли от копоти. Стены с облупившейся краской. Рассохшуюся оконную раму стрельчатого окна. Занавеску, знававшую свою юность как минимум полвека тому назад. А еще наличествовали предметы, явно намекавшие на то, что сия обитель сочетает в себе не только гостиную, спальню и трапезную, но и ванную: у стенки скромненько квартировал рукомойник.

Перевела взгляд и поняла, что недооценила степень удобств «люкса». Не только рукомойник, а полноценный санузел: недалеко от кровати гордо стоял ночной горшок. С замызганной крышечкой, зато розовый.

А справа от моего ложа находилась вполне себе приличная тумба. Из цельного дерева. Лакированного. На контрасте с этим единственным приличным элементом интерьера все остальное выглядело еще более убого и затрапезно.

Глиняная кружка с водой, две заколки, потрепанная то ли тетрадь в кожаном переплете, то ли ежедневник…

Стало любопытно: смогу ли я что-то прочесть? Раз уж местную речь понимаю.

Да, совать нос в чужие вещи нехорошо, но мне позарез нужно знать хоть что-то, чтобы суметь сориентироваться.

Трясущейся рукой взяла книженцию. Ни названия, ни надписи. Лишь на потертой коричневой коже, словно выжженная тонкой раскаленной иглой, монограмма по центру в окружении вязи. Положила перед собой находку и попыталась открыть. Книга перевернулась целиком, на манер монолита. Создалось ощущение, что все страницы разом склеились. Занятно. Может, я не рассмотрела защелки? Пригляделась. Да вроде нет.

Взгляд блуждал по коричневой коже, по книжному корешку, а потом случайно упал на запястье. Смуглое, тонкое и… с татуировкой, точно повторяющей монограмму на обложке.

Сначала я испугалась: если и вещи, и люди имеют одинаковые метки… Словно и я, и книга принадлежим кому-то одному.

В районе желудка появился ледяной комок. Заставила себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Запаниковать я всегда успею, как и впасть в уныние. А пока есть время, нужно подумать.

Машинально положила руку на книженцию, отчего рисунки соприкоснулись. Легкое тепло пробежало по предплечью. Уставилась на свою находку, которая вроде как даже попухлела, и решила попробовать еще раз.

На этот раз страницы не слипались и даже наоборот: услужливо распахнулись в середине. Бисерный, явно женский почерк вел диалог с бумагой.

Я читала откровения молодой девушки, впервые влюбившейся, даже не обращая внимания на то, что строки написаны явно не кириллицей. Мозг лишь машинально отметил: скорее всего, механические навыки тела, к коим относятся чтение, езда на велосипеде, умение плавать… Они не зависят от души и достались мне «в наследство» от предыдущей владелицы.

Сейчас меня гораздо больше интересовала жизнь некоей Рейнары Эрлис. Знания необходимы как воздух, иначе я очень скоро окажусь либо в сумасшедшем доме, либо на приеме у экзорциста. Это уж какую методику лечения в данном мире практикуют.

А чтение с каждой страницей становилось все занимательнее.

Некий Темный Эрвин Торон (да-да, именно так она и писала, с заглавной буквы все три слова) походя покорил сердце юной гимназистки. Сначала думала, что Темный – это масть вроде блондина или шатена, но дальше проскользнуло упоминание о его волосах «цвета золота». Потом решила, что это прозвище, подобное Хромому Дику или Пьянчуге Тому, но, как позже выяснилось, это была принадлежность к виду магии.