Змеиный крест (СИ) - Вилкс Энни. Страница 39
— Любых приказов? — уточнила Алана. — А передумать я смогу?
— А ты захочешь? — осведомился Син все так же скучающе, но Алана видела, что в глубине его глаз мерцает огонек.
— Я не знаю, — ответила Алана. — Я вас не знаю.
— Действительно, — согласился Син. — Что ж, пусть Келлан тебе обо мне расскажет. И о присяге, раз уж ты так испугалась, что лично я нахожу чрезмерным для того, кто привык служить. Все наши послушники легко соглашаются на служение.
— Возможно, они просто не представляют, что это такое, — храбро ответила Алана. Присутствие за спиной Келлана, который почему-то — она точно знала — был на ее стороне, успокаивало и придавало сил.
Син задумчиво гладил свои губы кончиками пальцев.
— Хорошо. Мы поговорим об этом позже. Посоветуйся с Келланом, со своей подругой, с другими слугами, с кем хочешь. Приветственная церемония сразу после праздника Нанесения, но поговорить с другими директорами тебе придется в ближайшее время.
Он плавным рывком поднялся на ноги и снова, как кувшин ранее, прямо из воздуха достал золотое кольцо в виде двух переплетенных змей, кусающих хвосты друг друга. Символ был жутковатым, по спине побежали мурашки от одного лишь взгляда на него. На ощупь он был холодным и тяжелым, совсем чужим. Алана покорно приняла его из рук директора, стараясь не вглядываться в глаза змеек, и спрятала в карман платья.
— Нет, надень, — настоял Син.
Девушке пришлось подчиниться. С неожиданным омерзением она позволила чешуйчатым спинам и хвостам коснуться своей кожи — и тут же резко выдохнула, ошеломленная ясностью собственных мыслей. Казалось, то, что раньше было негромким гулом, стало единственным и очень чистым звуком в пустой комнате.
— Не снимай его по своей воле, — дал ей указание Син, садясь за стол и раскрывая книгу. — Келлан, отведи ее в ее новую комнату. Пусть возьмет и печать послушника, чтобы ее пускали в библиотеку, пока она, — он неожиданно для Аланы улыбнулся, — размышляет, стоит ли овладевать всеми тайнами мира.
46. Келлан
Вечером ему все-таки пришлось разлучиться с Аланой, чтобы она поспала без стеснения, и теперь Келлану было неуютно. Что-то внутри него звало его вниз, к маленькой кухоньке, из которой эта невероятная девушка пока все же отказалась переезжать. Ему казалось, что Алана снова может пропасть, убежит ночью, чего-нибудь испугавшись, и что он больше не увидит ее.
Он прогнал эти мысли, посчитав их необоснованными.
Как всегда, устроившись на балконе с чашкой горячего отвара, Келлан вспоминал, как сонная и измотанная неожиданным для нее испытанием, Алана опиралась на его руку, как он поддерживал ее за тонкую талию, теплевшую через тонкую ткань платья, как девушка пошатывалась от усталости, позволяя Келлану вести ее по лабиринту тропинок, как посмотрела ему в глаза напоследок, прощаясь — будто хотела обнять, но никак не решалась.
Алана молчала всю дорогу до кухни, но Келлану не нужно было читать ее мысли, чтобы понять, о чем она думает: девочка не хотела давать клятву.
Это было как минимум необычно. За все те годы, что он служил в Приюте, ни один из тех, кому предлагались, как выразился Син, все тайны мира, не пытался избежать такой скудной платы за них. Келлан слышал от отца, что лишь единожды ученик отказался от принесения клятвы и оставил Приют через год. Кажется, это был знакомый Келлфера, кто-то из сильных магов, решивших осваивать тайный язык в дополнение к прочим своим навыкам. Келлфер говорил, что и года тому магу было достаточно, чтобы понять основы и изучать дальше науку шепчущих самостоятельно.
Но Алана бывалым магом не была. И никто из несведущих в этом искусстве людей, что оказались на пороге открывающихся возможностей, особенно после лет непростой и безголосой жизни, не отказывался. Кроме Аланы.
Келлан задумался, разглядывая чуть мерцавшие в лунном свете верхушки покачивающихся елей.
Возможно, дело было в другом принципиальном отличии жизни Аланы от жизней послушников.
Она выросла в противоречивых условиях. С одной стороны, ей с детства приходилось прислуживать именитой семье, осознавая себя как безымянную и ничего не решающую, и смиряться с этим. С другой — судя по ее воспоминаниям — к ней относились по-настоящему тепло, и воля ее никак не угнеталась, а стремление набираться знаний, задумываться о причинах явлений и анализировать события поощрялось.
Кроме того, в Зеленых землях, насколько знал Келлан, никогда не было шепчущих. Скорее всего, Алана совсем не имела дела с заговорами, не разговаривала с живущими Тайным знанием людьми, не перенимала их видения правильного и неправильного даже частично. В исконно магических семьях поступление в Приют и соответствующая плата за обучение являлись нормой, дети с раннего возраста знали, что таким будет их жизненный путь, никто не подвергал это критике. Потомственные шепчущие знали, что проведут в Приюте около ста лет, и это было таким же естественным для них витком жизни, как, скажем, школа чтения и письма. При этом большинство из них никому не служили, а значит не задумывались, что это означает, пока не давали клятву. Для Аланы же подобное нормой не было. Она не только знала, что такое служение, но и имела и возможность задуматься о нем. А если учесть, что еще недавно она была уверена, что проживет недолгую человеческую жизнь… Цена обучения должна была казаться ей слишком высокой, чтобы не задумываться о ней и не отнестись с подозрением к тем, кто ее предлагает.
Келлан усмехнулся. Вообще-то условия и правда были спорными, особенно если не знать директоров. Просто Алана единственная смогла это увидеть и не постеснялась об этом сказать, хоть и в обычной для себя сдержанной манере.
Завтра, все завтра! Почему-то он был уверен: теперь девушке будет обсуждать с наставником куда проще, и он, наконец, с удовольствием послушает ее рассуждения.
Но сначала нужно было поговорить с категоричным Келлфером и не любившим сомневающихся послушников Ингардом, чтобы девушке не пришлось с нуля отстаивать свое право на собственное мнение. Хватит с нее сложностей, хватит страха, хватит давления.
47. Юория
Юория поверить не могла, что ей так повезло. Дядя сам пригласил ее! Письмо, только что извлеченное из портального камня, ясно говорило: прибыть к семнадцатому дню третьего осеннего месяца. Но когда, насколько заранее, указано в нем не было, а значит, можно наудачу показаться в Обсидиановом замке раньше, имея возможность застать дядю за другими, не связанными с выслушиванием отчетов делами. Подумать только, она может увидеть его рабочий кабинет, может сама запалить камин в его спальне, ненавязчиво демонстрируя заботу… Может вечером пройтись в одной тонкой ночной сорочке по коридорам и натолкнуться на него случайно.
Что еще лучше, Вестера брать с собой дядя запретил. После встречи с наставником из Приюта Вестер ненадолго избавился от связи с браслетом, обхватывающим серебряной лентой ее запястье, и дядя посоветовал активировать артефакт повторно, что она с удовольствием и сделала, упиваясь затуманивающимся обожанием взором мужа. Однако Даор предупредил Юорию, что еще одна подобная схватка снова может вывести Вестера из-под влияния, и, если он волею случая не будет оглушен, то станет для нее опасен.
Юория думала, что дядя преувеличивает. Вестер был влюблен в нее и до того, как она прикоснулась к его горлу холодным металлом, а после подчинения лишь стал беспрекословно выполнять ее приказы.
Юория придирчиво окинула себя взглядом с ног до головы. В закованном в витую серебряную оправу зеркале отражалась очень красивая молодая женщина, высокая и стройная, с упругой грудью и тонкой талией, с соблазнительным изгибом высоких бедер. Она оправила струящийся шелк винного цвета, обнимавший бледные плечи, повернулась так, чтобы видеть себя в профиль, откинула назад волосы, упавшие на спину блестящей черной волной, уложила пряди у виска, поднесла смазанное ароматическим маслом запястье к носу, с удовольствием вдыхая запах мускуса и розы. Затем надела сапфировый перстень, застегнула на открытой шее невесомую серебряную цепочку, уходившую глубоко в вырез и приглашавшую проследовать по ней взглядом, огладила карминовую линию пышных губ. Если дядя спросит, почему она выглядит так нарядно, ей придется сказать, что она решила заранее показать ему свой наряд для праздника в Приюте, чтобы он одобрил.