Маленькая красная кнопка (СИ) - Семакова Татьяна. Страница 12
— Ладно, проехали, — отмахиваюсь с ленцой и тут же улыбаюсь, распахивая объятия: — Безумно рада тебя видеть.
— Во мне столько энергии, как будто я с курорта вернулась, — хихикает мама в кулак. — Эта частная клиника — просто чудо. Все вежливые, внимательные, кормят практически с ложечки, не хватает только опахала в руках симпатичных молоденьких санитаров.
Я изображаю приступ рвоты. Хотя, может и не изображаю. Какая гадость! Как в тот раз, когда я притащилась к ней рано утром, а она встретила меня в шёлковом халатике на голое тело и так и не призналась, с кем провела ночь.
— Не будь ханжой! — фыркает мама весело. — И покажи мне дом, на правах хозяйки.
— Я не хозяйка даже собственного тела… — бормочу едва слышно.
— Кстати, тебе придётся съездить ко мне и взять кое-какие вещи, — говорит между делом. — Я не могу просить Тимура купить мне белье, это неприлично.
— Теперь она вспомнила о приличиях… — закатываю глаза и подхватываю сына на руки, чтобы свободно перемещаться в пространстве. — Я не могу уехать, ты не справишься с Ромкой одна.
— Тимур сказал, в доме постоянно живёт нянечка. Не нужно заставлять людей чувствовать себя ненужными, Диана. Я присмотрю, этого будет достаточно.
— А если меня не впустят обратно, а тебя попросту вышвырнут?
— Не говори ерунды, — морщится мама. — Ты до сих пор тут, хотя, повторюсь, в доме живёт нянечка, — разумное зерно в её словах было, но сомнения никуда не делись. — К тому же, он прекрасно тебя знает, если не впустить, проще убить. А если второе — то и какая разница?
— Ахереть логика! — возмущаюсь в голос, а мама пожимает плечами:
— Чего только не скажешь ради комплекта свежего белья…
«Всё равно надо к врачу» — напоминает внутренний голос и я сдаюсь.
На следующее утро, едва проснулся сын, с тяжёлым сердцем оставляю его на попечение счастливо улыбающейся нянечки, выхожу за территорию и сажусь в заранее вызванное такси с ощущением, что предаю собственного ребёнка.
— Всё будет хорошо… — бормочу, подбадривая себя, водитель косится и я продолжаю увещевать себя мысленно, но в голове лишь его последние слова.
Что изменилось? Что встало с ног на голову? Что он имел ввиду? И почему, чёрт возьми, сыну небезопасно в городе?! Где, мать его, Артём…
Жизнь в декрете — какой-то особенный, обособленный мир. Внешняя среда плавно отходит на второй план ещё на последних месяцах беременности, все мысли крутятся лишь вокруг предстоящего события, все переживания только на одну тему, всё остальное становится незначительным и, со временем, просто перестаёт иметь значение. Но это лишь для меня, для остальных жизнь продолжает идти в привычном темпе, происходят события, не связанные с подгузниками и плановыми прививками (которые, кстати, неплохо было бы сделать), время не замедляет ход, а дни отличаются один от другого. И последнюю неделю он пытается выяснить, что происходит, но, судя по всему, безуспешно. Пора возвращаться в реальность.
Выхожу на остановке неподалёку от своего дома, захожу в аптеку за тестом, выпиваю литр воды и полчаса меряю кажущуюся чужой квартиру мелкими шажками.
Две полоски, тупая улыбка и покалывание в кончиках пальцах от нервозности. Записываюсь на приём в частную клинику, врач смотрит шов от прошлого кесарева, уверяет, что проблем не будет, если в точности соблюдать предписания, настоятельно рекомендует повторный приём через три недели после даты предположительного зачатия, но я прохожу мимо стойки администратора, расплатившись за приём заранее. Еду на квартиру к маме, собираю вещи и вдруг раздаётся звонок в дверь.
Подхожу с опаской, смотрю в глазок и моя челюсть отпадает. Открыть или не открыть? С какой стати он притащился к моей маме?
— Душа моя! — говорит громко из-за двери. — Открывай!
Зараза… распахиваю дверь и смотрю, сурово сведя брови у переносицы.
— Чего тебе?
— Ты всё так же прекрасна, — тянет Ибрагим и водворяется в прихожую, на ходу целуя меня в щёку.
Я отпрянула, он ухмыльнулся.
— Чего тебе? — повторяю, скрестив руки под грудью.
— Поговорить надо, — пожимает плечами, разглядывая моё лицо. — Тебе идёт чёлка.
— Что мне действительно идёт, — отвечаю едко, — так это отсутсвие напыщенных кретинов поблизости.
— Тогда тебе следовало остановить свой взор не на Купрееве, — хмыкает в ответ и снимает ботинки. — Как мама? Выписали?
— Какое тебе дело, Ибрагим?
— О, я по уши в этом деле! — восклицает с запалом. — Не хотел бы, но карта легла с самого начала. Кстати, жаль, что пацан не от меня. Я был бы рад! Я не Тимурчик, со всеми этими предрассудками… как ты, душа моя? Пригреешь по старой памяти? До сих пор мурашки от одного лишь воспоминания, какая ты горячая, — не выдерживаю и отвешиваю ему звонкую пощёчину, сверкая глазами. Слабо морщится и трёт ладонью лицо. — Могла бы просто ответить «нет».
— Ибрагим, что ты хочешь? — спрашиваю сквозь зубы.
— В данную секунду — тебя, — хмыкает в ответ, — забавно, но даже сильнее, чем минуту назад, — я делаю шумный вдох, а он смеётся, делая шаг в сторону: — Не заводись. Сама спросила, — и резко становится серьёзным: — Ставь кофе, разговор будет долгим и неприятным. Я знаю, ты варишь отменный кофе…
— Обозначь тему, — усмехаюсь криво, — не уверена, что есть смысл напрягаться.
— Я слежу за тобой с того момента, как ты села в такси у милого особнячка, — ухмыляется подло, — кажется, у кого-то появился маленький секретик… если хочешь, на этот раз в роли папочки выступлю я.
— Ну ты и говнюк… — качаю головой, не зная, что сказать.
— Мои поздравления, — хмыкает в ответ. — Так мы поговорим или я поеду и поделюсь счастливой новостью?
«Да начхать» — отвечаю мысленно. Нет, правда. Какая разница? Но я молчу, а любопытство распирает.
— Чёрный? — спрашиваю, разворачиваясь к нему спиной.
— Разумеется. И добавь корицы, если есть. Обожаю пряности.
«Как будто мне есть до этого хоть какое-то дело» — морщусь презрительно и ищу турку в шкафчике.
— Так о чём ты хочешь поговорить?
— Начнём с вопросов, — смешок мне в спину, — я вижу, как тебя распирает.
— Просто бёдра стали немного шире после беременности, — хмыкаю в ответ и чувствую, как на них ложатся его руки.
— Это было игрой с самого начала, — шепчет мне на ухо, — но очень быстро перестало быть таковой.
— Хоть из штанов выпрыгни, ничего не будет, — отвечаю певуче. — Но про игру интересно. Расскажешь?
— Если попросишь…
— А если приложу к голове турка турку?
— О, не стоит! — смеётся в ответ. — Я видел бедного парня со скукоженным гандоном на члене, это отвратительно.
— Ибрагим, мне надо отвезти маме вещи, пока она не подняла в воздух вертолёты МЧС.
— Замри, — говорит неожиданно и тихо, всё так же на ухо, убирает руки и делает шаг назад.
Сердце опускается в пятки, я прислушиваюсь и понимаю, что в дверном замке кто-то возится, инстинктивно прячусь за стеной, вижу, как Ибрагим достаёт из-за пояса пистолет, и сжимаю рот обеими руками, чтобы ненароком не издать хоть звук.
Он встаёт сбоку, рядом со мной, дверь чуть слышно распахивается, под ногами вошедшего скрипит старый рассохшийся паркет, а мои нервы доходят до предела. Понимаю, что ещё несколько секунд этого сумасшедшего напряжения и я попросту закричу, делаю медленный вдох, в проёме появляется незнакомый мужчина, а Ибрагим одним точным и быстрым движением вырубает его, ударив прикладом пистолета в висок.
— Ну какой падла! — говорит возмущённо и пинает его ногой в бок. — Я почти тебя уломал!
10
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?! — переспрашиваю возмущённо, надеясь, что ослышалась.
— Белый день, душа моя, — развозит руками Ибрагим, — если я вытащу его на плече или, упаси Господи, в ковре, это будет слишком подозрительно.
— Ах, ну да, ты ж у нас православный, — корчу рожицу в ответ, вспомнив о едва заметной татуировке креста на его груди, под тёмными волосами.
— Ты слишком внимательная, — кривится в ответ, — но, на это и расчёт. Давай, душа моя, соображай быстрее, он вот-вот очнётся.