Недотрога (СИ) - Невинная Яна. Страница 37

— Прекрати истерику! Иди спать! Больше ты не скажешь в адрес мой жены ни единого грязного ругательства. Это не она жила с отцом, а ее мать. Поняла? Приди уже в себя! Арсений, Надежда Васильевна, займитесь ею, ради бога!

Жены? Он совсем с ума сошел? Онемев, впрочем, как и все собравшиеся в кухне, я наблюдала за разворачивающимся спектаклем. Экономка с Арсением поволокли упирающуюся мать Суворова прочь, а он, глянув на меня абсолютно пустым убитым взглядом, покачал головой, будто просил молчать, и я поняла, что только рада этому. Потому что на слова у меня не было сил. Ни на что. Последние сутки полностью истощили мои внутренние резервы. У меня было ощущение, словно меня подвергли всем известным пыткам и протащили через улюлюкающую толпу, забрасывающую меня камнями.

Медленно сползая по стене, я опустилась на пол и прислонилась к креслу. Но Максим не дал мне умереть прямо тут, а подошел и рывком поднял и притянул к себе, чуть встряхнул, чтобы пришла в себя, и повел к выходу. Дрожа всем телом, я двигалась за ним. Куда угодно, лишь бы из этого дома. Находясь в полной прострации. Пришла в себя, только когда завелся мотор машины. Уложенная на заднее сидение и укрытая теплым пальто.

Не потребовалось и секунды, чтобы уснуть.

Когда я второй раз очнулась, Максим уже вытаскивал меня из машины и нес куда-то. Я чувствовала его крепкие руки и снежинки, которые падали на лицо и мгновенно таяли, превращаясь в воду. На улице царил жуткий холод, мрачный рассвет не сулил ничего доброго, но в горячих объятиях несущего меня мужчины было так блаженно хорошо. Я позволила поднять себя наверх, в уже знакомую квартиру, раздеть, снять это ужасное пышное белое платье и тесные туфли, а затем уложить в постель.

И даже не возражала, когда Максим упал рядом, потому что знала, что он точно так же, как и я, выбился из сил. И способен только на то, чтобы накрыть нас одеялом и провалиться в тяжелый сон без сновидений.

Жаль, что жизнь нельзя поставить на паузу. Отвлечься, забыться, зафиксировать один-единственный момент и остаться в нем на сколько угодно времени. Я бы задержался на вечность в этой постели, где в моих объятиях спала Тая. Знал, что стоит ей открыть глаза, и она отшатнется. Едва поймет, где находится, вырвется из моих рук и сбежит. Уверен, она захочет немедленно уйти. Вчера у нее от потрясения в голове помутилось. Только поэтому она сейчас здесь. Я и сам вчера был в полном неадеквате. До сих пор прихожу в себя и жду, пока моя красавица откроет глаза, и в них появится ужас, отвращение и ненависть…

Эмоции, которые я, надо признать, заслужил.

Но пока она блаженно улыбается во сне, я продолжаю ею любоваться. Ворую у вечности эти моменты. Становлюсь гребаным романтиком и избавляюсь от цинизма рядом с такой неприкрытой невинностью. Сука, как я был слеп, когда принимал эту девушку за шлюху. Она же просто ангел.

Провожу пальцами по гладкой коже щеки, едва-едва, чтобы не разбудить спящую девушку. Ее лицо в темных разводах, не было времени смыть косметику, смешанную со слезами. Мне больно видеть на ней эти следы отчаяния и понимать, что стал их причиной. Я заставил ее плакать и страдать.

Тяжело вздохнув, прикрываю глаза. Мне нужно уйти из спальни и оставить ее в покое. Подождать, пока проснется, а потом шаг за шагом исправить то, что натворил. Вернуть ей украденную жизнь. Я знаю, с чего начать. У меня есть подозрения, кто разгромил квартиру и устроил отчисление Таи из консерватории. От того, что это сделал не я, не легче. Ведь собирался, два этих пункта значились в моем списке.

Сначала я не успел их выполнить, а потом передумал. Отказался от всех замыслов, когда поговорил с личным водителем отца. Давно пора было выяснить правду об его отношениях с любовницей. И ею оказалась вовсе не Тая, а ее мать. Она взяла на себя чужую вину. Кто так делает? Кто настолько жертвенен, что готов терпеть любые издевательства ради родного человека?

На это способна лишь самая чистая душа. Которую я запятнал своей грязью, сломал…

И неважно, что отказался от планов мести.

Кто-то их воплотил в жизнь. У Таи слишком много врагов. При всей невинности и порядочности у нее поразительная способность вляпываться в неприятности и привлекать к себе плохих людей. Имея неограниченный запас денег, эти люди думают, что могут портить другим жизнь. Мама. Я не знаю, что с ней делать. Уверен, что это она уничтожила жилье Таи, она вполне могла бы и отправить фото выступления в консерваторию. Или это сделали сучки из труппы, жадные завистливые шлюхи. Мысли крутятся вокруг того, как исправить ситуацию. А руки так и тянутся к Тае. Они не поддаются контролю.

Невесомо касаюсь губ, слегка приоткрытых, влажных, сочных, наверняка не знающих поцелуев. Внутри разливается потоком необоснованная ревность ко всем тем полудуркам, которые могли коснуться ее своими слюнявыми губами. Почему-то мне кажется, что их было от силы два, вместе с ее долбанутым мужем. С ним тоже предстоит разобраться. Он первый в очереди. В том числе из-за предпринятой им попытки насилия понимаю, что Тае будут неприятны любые прикосновения. Теперь она изранена. Нужно время, чтобы оправиться. Я дам ей его. Сколько угодно. Она заслужила.

Пусть желание скручивает внутренности узлами и поджигает кровь, но придется терпеливо ждать, пока моя невинная девочка успокоится и оттает. Правда, она ни в какой степени не моя, разве что в мечтах. Но раз уж не сбежала, когда давались все шансы, не могу от нее отказаться. Мне и так пришлось наступить себе на горло, когда отпускал ее. Сжать до боли зубы, призвав на помощь все свои самые лучшие моральные качества, чтобы освободить.

Но она осталась. И я так и не знал почему. Дико хотел выяснить, в надежде, что у меня есть шанс на завоевание этой недотроги.

Конечно, между нами так много всего неправильного. Никто не примет наши отношения. Наши гипотетические отношения.

Стоит только вспомнить безумный взгляд матери на Таю в свадебном платье. Сам не понимаю, почему подтвердил нелепое предположение, что она моя жена. Это было порывом, инстинктивным желанием защитить честь Таи. Ведь если бы мать узнала правду и присовокупила быстрое замужество любовницы отца к другим ее грехам, никогда бы Тае не отмыться.

А я все же надеюсь, глубоко в душе, что когда-нибудь наши отношения с Таей примут близкие, и мне уже сейчас нужно очищать ее честь в глазах матери. И статус моей жены поможет в первую очередь.

По крайней мере, так я размышлял, пытаясь понять, зачем бросился на амбразуру.

Снова возвращаюсь к созерцанию спящей принцессы. Никогда не устану смотреть на ее. Такие длинные ресницы, такие красивые дуги бровей, изящные скулы… Она совершенна. Картину портят только обрубленные неровные кончики волос. Пропускаю их сквозь пальцы, концентрируясь на своих ощущениях. Шелк, чистый шелк, целую их, потому что не смею касаться губ Таи, опасаясь ее разбудить.

Надо будет пригласить знакомую визажистку. Пусть сделает Тае красивую прическу, макияж. Женщины так любят прихорашиваться. Я куплю Тае столько нарядов, сколько она захочет. Если захочет. Она не из тех, кого купишь шмотками и драгоценностями. Я не думаю, что ее в принципе можно купить.

Отец тоже вряд ли поймет, если скажу о чувствах к Тае. Вообще не представляю, как отреагирует. Мне казалось, что знаю его, но измена матери открыла родителя с совершенно другой стороны. И самое ужасное, что нам не удалось поговорить. Сначала я настолько был разъярен выяснившейся правдой, что не навещал отца в больнице.

Намеренно делал ему больно, несмотря на то, что у меня могло и не быть потом шанса поговорить с ним.

Просто игнорировал чувство вины, сыновний долг. Благо было кому навещать. Ромка приехал в Россию, чтобы увезти отца на лечение за границу. Мы смачно поссорились по телефону, потому что он, в отличие от меня и матери, отбросил всё ненужное, оставив только заботу об отце. Мы разосрались вконец.

И это добавляло градуса напряжения в нашей семье. В итоге я добился того, что отец уже сам не хотел меня видеть, наверняка считая беспринципным равнодушным щенком. Того же мнения придерживался брат. А Тая еще спрашивает, как отец…