Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель. Страница 65
Минута, и вот все кончено. Внутри у меня и вокруг — одна пустота. Небытие вступает в свои права.
Белое платье, волосы подняты кверху, чтобы всем взорам открылись богатые серьги, в глубоком вырезе ярко блестит медальон… Что ж, я привыкла считаться с ней. Верилось, что, несмотря на мою неопытность, я окажусь могущественней, сильней, чем она. Но получила всего лишь отсрочку. Я вспоминаю свои слова, как-то вечером сказанные в Порт-Луи, у нотариуса: «Думают, что, уходя из жизни, кто-то ставит на себе крест, но не всегда это так. Тень способна сшибить этот крест, унести, проникнуть в любую щель и всех одолеть». С условием, что дождется своего часа.
Новая жизнь, еще один поворот. Время течет незаметно.
Каждый день я прихожу посидеть на каменной этой скамье, там, где кустарник усыпан розовыми цветами.
Каждый вечер во время прилива с тихим поплескиванием набегают на берег волны, гоняя у рифов Южной косы свинцовый футляр.
А посреди залива качается на бизань-мачте фонарь и мерцает, мерцает…
Утро двадцатого флореаля
Утром двадцатого флореаля в седьмой год Французской Республики, единой и неделимой, муниципальный совет, созвав по сигналу тревоги всех своих членов, как то: Женева, мэра, Демулена и Фортье, офицеров национальной гвардии, и Дюкасса, представителя метрополии, собрался в мэрии кантона Черной речки.
Гражданин Женев, мэр, председатель совета, доложил муниципалитету, что опасность, грозящая фрегату «Покоритель» и корвету «Матросская трубка», преследуемым пятью английскими военными кораблями и пытающимся стать на якорь в Черной речке, дабы оказаться там под прикрытием фортов, требует принятия срочных оборонительных мер и бдительности, так что он призвал муниципальный совет не прерывать своего заседания и не расходиться до тех пор, пока французские корабли не будут в полной безопасности и ничто не будет им угрожать.
Члены совета единогласно приняли предложение мэра, и муниципалитет, заслушав также заключение представителя метрополии, постановил, что никто не сойдет с места, пока враг не будет отогнан, и что будет сделано все необходимое для дополнительной мобилизации национальных гвардейцев, обеспечения защиты сторожевых постов и снабжения их всеми видами продовольствия, какие только сможет предоставить кантон…[12]
1
Попытавшись еще раз прорваться в открытое море, но потерпев неудачу из-за численного превосходства противника, оба французских корабля подняли национальный флаг.
Тотчас один из вражеских кораблей вышел на ветер и открыл огонь. Остальные корабли последовали его примеру. Вслед за первым залпом англичане начали бить без передышки. Французы живо ответили, ведя огонь по трем кораблям из кормовых орудий левого борта, по двум другим — из носовых.
Английские корабли стремились построиться так, чтобы взять французов в два огня, с правого и левого борта, но те, с необыкновенной дальновидностью предупреждая вражеские маневры, продолжали вести огонь в надежде на перемену ветра, что вынудит нападающих изменить курс. Но шквалы, изредка налетавшие из глубоких прибрежных ущелий, были слишком непродолжительны. Ветер упорно дул с моря.
До берега доносился гром канонады, и как будто были даже слышны удары пушечных ядер о палубы и корпуса кораблей, а порой долетали усиленные огромными рупорами боевые распоряжения командиров. Части рангоута, шкивы, обрывки такелажа и абордажных сеток вскоре начало прибивать к берегу. Казалось, дымится само море, по временам застилало горизонт, и после каждого залпа окутанные клубами дыма брам-стеньги и паруса словно бы повисали в воздухе.
Привлеченные шумом сражения местные жители, не обращая внимания на опасность, толпились на берегу. С третьего этажа стоящего на высоком мысу Белого Замка за всеми перипетиями боя следила семья Шамплеров. Интенсивный огонь продолжался уже почти четыре часа. Как вдруг наступило что-то вроде затишья, и оба французских корабля под прикрытием порохового дыма прибавили парусов и быстро двинулись к югу вдоль рифов, к устью реки.
Госпожа Шамплер обернулась к старшему сыну.
— Вели играть сбор, Гилем, — распорядилась она. — Все лодки в море!
Под градом ядер и картечи, отстреливаясь, французы уже подходили к устью, когда зазвонил колокол в поместье Шамплеров. Рабы, собравшиеся на берегу, со всех ног бросились к дому. Затем, уже под водительством управляющего Кетту, спустились по выбитой в скале лестнице к лодкам, сняли с якорей плоскодонки, отдали с причала швартовы барков и пошли на помощь входящим в устье французским кораблям.
Тем временем пять кораблей англичан развернулись по ветру, стремясь сократить расстояние, и вновь дали несколько залпов из носовых орудий вдогонку уходящим французам. Но те после поворота уже были на фарватере. Они позволили английским кораблям приблизиться и открыли огонь из всех кормовых орудий, после чего, отдавшись на волю ветра, окончательно вошли в устье. И тут, несмотря на непрерывный, неутихающий обстрел, несмотря на клубящийся дым, началась буксировка.
По примеру Шамплеров все лодки и баржи кантона дружно отчалили от берегов и стали переносить якоря французских кораблей вверх по реке. С кораблей их стравливали до воды, гребцы крепили их к корме лодок и, навалившись на весла, шли по реке как можно дальше и отдавали якоря. Матросы на кораблях выбирали якорь-цепи кабестанами. Таким образом, хоть и медленно, корабли продвигались против течения. Как только якорь выходил из воды, лодки вновь брали их, и все повторялось сначала.
Оторопевшие, даже слегка растерявшиеся англичане, осознав наконец, что противник от них ускользает, дали еще несколько выстрелов, повернули и, прибавив парусов, ушли восвояси.
А французские корабли, находясь уже в глубине устья, окруженные доброй сотней лодок, из которых доносились ликующие победные возгласы, стали на шпринг, окончательно закрепив на кабестанах свои якорь-цепи.
Через час гражданин мэр вывесил на дверях мэрии выписку из своего донесения:
«Есть мнение, что они попытаются высадить на побережье десант, но Черная речка надежно защищена. Офицеры, солдаты и черные канониры — все в боевой готовности, в достатке и боеприпасов. Главное, люди полны горячего рвения, а это залог успеха…»[13]
Стоя меж берегов реки, «Покоритель» и «Матросская трубка» зажгли фонари на носу и корме. Оборванные ванты, растрепанные паруса свисали с обломков рей. Трех погибших в бою матросов предали земле, и корабельные хирурги, прооперировав раненых в одной из нижних комнат Белого Замка, установили дежурство в амбарах, в коих был наскоро оборудован лазарет.
Сильное дуновение воздуха, долетевшее с моря, опахнуло стоявшую на балконе госпожу Шамплер, и она увидела, как вспыхнули и замерцали огни на реке. Привычные запахи моря поднимались к самому дому — запахи йода, выброшенных на берег водорослей. Иногда доносился наверх рокот волн. Слышались чьи-то шаги, они приближались, потом утихали вдали. По временам до рифов докатывалась и разбивалась о них большая волна. Английские корабли, наверно, крейсировали где-то поблизости… Госпожа Шамплер всю жизнь любила вот так, бодрствуя одна во всем доме, смотреть с балкона в ночную тьму. Самые важные решения были, быть может, приняты ею, когда темнота и безмолвие окутывали людей и предметы, что помогало оценивать их по достоинству.
На третьем этаже, в комнате, предоставленной контр-адмиралу де Серсею, так называемой «навигационной», он, возможно, писал сейчас донесение губернатору о сегодняшнем деле…