48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория. Страница 12
Сейчас он с тобой, потому то ему этого хочется, но мальчишеская спесь остынет, и что ты будешь делать потом? Ведь если он уйдет, ты никогда его не догонишь.
Будь ты чуть внимательнее, то заметила бы, что Ник никогда не мерзнет, хотя ходит в тонкой куртке, даже когда за окном лежит снег. Обращала ли ты внимание, как быстро на нем заживают раны? А его моторные навыки, его скорость… Он же словно ангел смерти, от которого невозможно уйти. Крыльев разве что не хватает.
От того, как отец восхищается Ником, словно скульптор собственной работой, внутри все завязывается узлом.
— За превосходство, моя дорогая, надо платить. В него вложено такое количество денег и сил, что ему до конца жизни не выбраться из долгов.
На Ника обрушивается очередной удар. Я зажмуриваюсь и опускаю голову, издавая при этом слабый всхлип.
— Его болевой порог не имеет на сегодняшний день равных. В начале эксперимента мы даже подумать не могли, что сможем достичь таких результатов.
Я возвращаю взгляд обратно к стеклу в надежде, что это жуткое представление закончится, но снова отворачиваюсь. Не могу смотреть на то, как на лице Ника после еще одного удара расцветает очередной кровоподтек. Отец рассказывает о нем так, будто это не человек вовсе, а вещь, которую он хочет подороже продать.
— В нем не просто сила, Виола. В нем еще тонны рвущейся на свободу злобы. Поверь мне, именно так выигрываются самые славные бои. И наш еще не окончен. Этот парень — мой билет наверх.
— Поэтому ты решил держать его взаперти? Как и других своих подопытных зверюшек. — Я перевожу взгляд на безымянного солдата, который стоит в стороне со скрещенными на животе руками. Судя по выражению лица, мои слова ему явно не по душе. Вот только мне плевать.
Отец презрительно усмехается.
— Ник кое-что у меня украл, — беспечно отвечает он, и я задаюсь вопросом: наигранно ли его спокойствие? — Методы Коракса сильно отличаются от других правительственных организаций, но они в разы эффективнее. Именно по этой причине никто не должен об этих методах знать, не говоря уже о том, какими проектами занимается Третья лаборатория. Для этого я и нахожусь здесь, Виола. Вся проблема в том, что я создал самый крепкий в мире сейф, а теперь он захлопнулся.
В комнате напротив Ник усаживается поудобнее, разваливаясь на металлическом стуле. Пугающе ухмыляясь, закидывает голову на спинку и прикрывает глаза.
Отец молчит, сложив руки перед собой и глядя, как по ту сторону стекла двое вновь обмениваются репликами, а потом спокойно продолжает: — Каждый допрос он превращает в фарс. Мы сами обучили его этому.
В комнате напротив охранник толкает Ника в бок дубинкой. Он с флегматичной отстраненностью поднимает взгляд и, глядя в упор на своего карателя, растягивается в скалящейся ухмылке, что-то говоря. Допрашивающий его агент недовольно выдыхает и, скривившись, оборачивается в нашу сторону. Глаза Ника тоже скользят к стеклянной поверхности. Он наверняка догадывается, что за ним наблюдают.
— Всё, что есть у него в арсенале, он выплеснет тебе в лицо. Злость, унижение, иронию. Ничего не вызывает в нем страха, трепета или хотя бы малейшего беспокойства. Ему просто на все плевать.
— Оружие, которое было сконструировано хранить молчание, обернулось против его создателя, — злорадствую я. — А как же альтернативные методы, сыворотка правды, например?
Отец смеется. И от этого смеха бегут мурашки.
— Неужели ты думаешь, что у бойцов, на подготовку которых мы потратили столько лет, нет от нее иммунитета? Но, — он поднимает вверх палец, — у каждого из нас есть слабости.
Его синие глаза — мои синие глаза — смотрят в упор, и внутри снова просыпается неконтролируемое чувство тревоги.
— У Ника непростой характер, но он более чем способен управлять им. Я наблюдал за ним с детства и всегда за тем, что он делал, стояла веская причина. Вот и сейчас он просто ждёт того, кто даст ему мотив действовать.
— Серьезно? — Из горла вырывается истеричный смешок, настолько нелепый и театральный в данной ситуации, что я и сама бы себе не поверила. — Тогда у меня для тебя плохие новости. Я не могу тебе помочь. Я все равно ничего не помню.
Кажется, будто отец ждал этого момента.
Немного помедлив, он подходит к стеклу и набирает на его поверхности пару команд. Перегородка подсвечивается белым, а потом будто тает. В комнате появляется звук. Голова Ника приподнимается, и его взгляд останавливается на мне.
— Я знаю, что ты все забыла, — говорит отец, — но ты можешь помочь Нику «вспомнить».
Наши взгляды встречаются, и впервые я вижу в его глазах панику. И тогда понимаю, что предпочла бы перенести любую боль, издевательства, только не видеть в них страх. Его становится так много, что он льется между нами рекой. Я чувствую, как Ник стискивает зубы, и незаметно качаю головой. Нельзя показывать отцу, что его методы работают.
Переместившись из моей камеры в камеру Ника, отец встает напротив.
— Она ведь и для меня дорога, — тихо произносит он, чуть наклонившись.
Ник не сводит с него глаз. Его молчание громче, чем самый отчаянный крик.
— Как ты можешь? — все, что он произносит, но, судя по тону, уже знает ответ на вопрос. И вряд ли этот ответ ему нравится.
Отец молчит. Любой другой уже давно отвернулся бы, спасаясь от пристального взгляда, сулящего медленную и жестокую смерть, но полковник Максфилд продолжает играть в эту игру.
— Ты знаешь правила, — произносит он, пока меня едва не выворачивает от страха наизнанку. — Тебе нужно всего лишь ответить на мои вопросы. Я так же, как и ты, меньше всего на свете хочу причинить ей боль. Просто в нынешней ситуации выбор за тобой.
Я практически не дышу, стараясь не упустить ни единого слова, не моргаю, обманывая свой разум, что пока не закрою глаза, ничего страшного не случится, хотя изнутри съёживаюсь в крошечный комок посреди огромной бетонной клетки.
Клетки, откуда для меня нет выхода.
Глаза Ника пристально смотрят в мои.
— Я хочу, чтобы вы оба поняли: все, что я делаю, ради вашего же блага. Некоторые решения для нас болезненны, но необходимы. Тебе ли не знать, — добавляет отец и, похлопав Ника по плечу, выходит из камеры.
— Молчи, — произношу я одними губами. — Что бы не происходило, молчи.
Плечи Ника напрягаются так, что того и гляди разорвут одежду. Даже охранник за его спиной слегка отодвигается, готовый сорваться и сбежать.
— Если у него еще есть наглость угрожать мне, то значит, хватит и силы сопротивляться. Позаботьтесь об этом, — добавляет отец, и я провожаю взглядом его спину. В очередной раз.
Позади раздаются шаги.
Я успеваю лишь вскрикнуть.
Последнее, что я вижу перед тем, как кто-то бьет меня наотмашь по лицу, — побелевшее лицо Ника в противоположной камере…
Глава 4. Клетка
Время останавливается, запутываясь в стенах комнаты. Какое бы решение не принял Ник, мы уже проиграли. Вопрос только в том, сколько нам отмерено. Или сколько я выдержу.
Дышать носом становится невозможно, потому что из него сочится кровь, попадает в рот и стекает с подбородка на шею, впитываясь в воротник. Кажется, она не остановится никогда. Вся выльется, и я упаду на пол пустой оболочкой. Может, так и лучше.
Застегнутый в форму до самого горла солдат поворачивает ко мне безучастное лицо. Уже через секунду одним пинком он выбивает стул. С позорным стоном опрокидываюсь на пол. Я стараюсь приручить страх, но инстинкт выживания внутри вопит и рыдает, умоляя, чтобы крик выпустили наружу, и все же я сдерживаю его очередным глубоким вдохом с привкусом железа на языке.
Не отрывая взгляд от фигуры в форме, я пячусь назад, пока не ударяюсь спиной о стену. Поднимаю голову, замечаю собственное лицо в тусклом стеклянном отражении и в ужасе распахиваю глаза. Лучше бы не смотрела, потому что от вида крови страх льется во мне через край.