48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория. Страница 49

Он сжимает мои руки, с каждым толчком вытесняя из меня сомнения. Его губы шепчут прямо в мои: «Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя». И я верю. Как и в то, что моего поступка никогда не было…»

Боль в боку напоминает, что я все еще здесь. Еще жива, и написанное — правда, которую придется проглотить. Руки дрожат, а сладковатый вкус алкоголя на языке теперь кислит.

— Пойми меня правильно, Виола, — совершенно спокойно произносит Джесс, складывая перед собой руки треугольником. — Ты хорошая девушка, но ты меня совершенно не заботишь. Я делаю это ради Ника.

— Так почему не выдал? У тебя была сотня возможностей ему рассказать.

Я чувствую, как Джесс напрягается. Все это время он наблюдал, проявляя осторожность, боясь сделать лишний шаг, но точно знал, когда следует достать из рукава припрятанный козырь.

— Потому что сам поступил так же, — произносит он, и я едва не роняю листок из рук. — Честность за честность. Я изменил день, когда погиб Тайлер.

— В каком смысле?

— Это не я, а Ник отдал Таю команду проверить заминированный сектор, — тихо произносит Джесс, и я замираю, впитывая каждое слово. — Одно неверно принятое решение, но оно убивало Ника сильнее яда. Тогда я обратился к твоему отцу, и полковник пошел мне на встречу. Я изменил всего строчку в дневнике — переставил местами его и свое имя, а потом мы стерли Нику память. Теперь он считает, что команду отдал я, только никто не мог предположить, что с этого момента я превращусь для него во врага. Эффект бабочки, — грустно улыбается Джесс. — Но я не жалею. И готов, если понадобится, вскрыть правду. А что тебе делать с этим знанием, решай сама.

Джесс встает, разворачивается на каблуках и уходит. Ему не нужен ответ. Он уже его знает, потому что не оставил мне выбора. А я остаюсь сидеть, сжимая измятый лист в руках, слушая приглушенные шаги на лестнице и ощущая, как медленно падаю в пропасть.

Спустя минуту дверь распахивается, и я прячу бумагу в карман.

— Давай руку, — говорит Ник, раскрывая аптечку. — Теперь мы, кажется, поменялись местами.

— Кажется, — едва слышно отвечаю я и протягиваю ладонь.

Очистив от спекшейся крови рваные края, Ник наносит на кожу слой заживляющей мази, чтобы унять боль и помочь порезам затянуться. Лекарство помогает. Вот только внутри моего сердца — выжженная пустыня.

Я молча гляжу в одну точку, чуть выше мужского плеча, пока не замечаю, что Ник закончил, завязав на тыльной стороне ладони бантик, и теперь наблюдает за мной. Он насмешливо улыбается, но теперь это добрая насмешка. Опирается локтем о колено и кладет голову на руку, пристально разглядывая мое лицо.

— Не стоит испепелять меня взглядом.

— Разве я испепеляю? — Ник хмыкает. — Признаться, я скучал по милым шпилькам, что ты так любишь бросать за шиворот.

Я встаю и отхожу к широкому подоконнику, вставая лицом к окну.

— В чем дело, Веснушка? Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в то, что ты смутилась от одного лишь взгляда, — упрямо настаивает Ник.

Я отвечаю бесцветным голосом, словно из него выкачали все краски: — Ты ничего обо мне не знаешь.

— Ошибаешься.

Ник встает. Даже не оборачиваясь, я чувствую на виске его жгущийся взгляд, который невольно заставляет повернуться. Он опирается бедром о старый деревянный комод, приютившийся сбоку от не зажженного камина, складывает на груди руки и выдыхает, словно собираясь с мыслями, а потом тихо произносит: — Когда ты о чем-то сосредоточенно думаешь, то покусываешь костяшку согнутого пальца. Заходя в бакалею, обязательно здороваешься с продавцами. Ты показываешь Арту фотографии собак во всех попадающихся тебе в руки журналах, потому что почему-то считаешь, что он любит их. Ты стараешься не шуметь, когда прикрываешь дверь, и на цыпочках выходишь из комнаты, чтобы никто не проснулся. Никогда не смотришь телевизор, а уходя спать, прихватываешь с собой книгу. Ругаешься на свои веснушки, но на самом деле они тебе нравятся. Ты терпеть не можешь изюм, но в магазине почему-то всегда покупаешь овсяные хлопья с изюмом, и я до сих пор не смог понять, в чем же логика. Ты всегда говоришь: «Потом расскажу», но уже через пять минут забываешь, оставляя меня мучиться вопросом, что же ты хотела сказать. А когда права, то радуешься так, будто выиграла в лотерею.

Ник медленно приближается, и теплые пальцы касаются моей скулы. На секунду я теряюсь в ворохе взлетевших в голове эмоций, закруживших, как стая птиц. В его взгляде нежность. И так противоречиво… Серьезность.

— А еще каждый раз отхлебываешь чай из моей кружки перед тем, как передать ее мне, что, признаюсь, приводит в полное бешенство, — шепотом произносит он и, словно запечатывая свои слова перед тем, как окончательно вручить, выдыхает и, собравшись с силами, добавляет: — Но я готов смириться с последним.

Я застываю, и в этот момент кажется, что вся пылаю. Больше всего мне хочется снова разрыдаться на его плече, но я не имею права давить на жалость.

Ник смотрит прямо в глаза, словно пытаясь отыскать в моем взгляде отголоски взаимности. Впервые он приоткрыл крошечную дверь собственной души, впустив меня заглянуть, посмотреть на то, где живет его сердце. И когда я наконец готова протянуть ему свое, понимаю, что оно ни гроша не стоит. Оно оказалось настолько испачканным от наполнившей его лжи, что прикоснуться к нему гадко.

А отдать?

Только не ему. Зная, что тот Ник, которого я успела узнать, никогда не простит.

И решение приходит мгновенно.

Я каждой клеточкой своей покалеченной души понимаю, что это станет моей самой большой ошибкой. Второй в длинном списке грехов, после того, что Корвус Коракс, отец и я сама сделали с этим парнем.

Снова использовав его. Заставляя делать то, чего он никогда не хотел.

— Забери свои слова назад! — резко отвечаю я, а про себя твержу: «Не смотри на его лицо. Умоляю, не смотри».

— Что? — вкидывается Ник. — Какого черта я должен?

— Потому что это неправда, потому что ты просто дразнишь меня, как всегда это делал.

— Ви…

— Нет! — качаю я головой, выставляя вперед руку.

— Послушай… — Ник плавно перехватывает мое запястье и, загоняя в угол, вцепляется в подоконник по обе стороны от моего тела. Резко вдохнув, я чувствую, как уже хорошо знакомый запах откликается покалыванием на кончиках пальцев.

— Не начинай, Ник!

— Ви…

— Хватит!

— Да не могу я их забрать! — выкрикивает он.

Наступает молчание, и только шуршание веток об оконные стекла заполняет комнату.

— Виола, — ласковый голос пробивает все баррикады моей защиты, и я закрываю лицо двумя руками, не в силах выдерживать более. — Ты не устала воевать со мной? Потому что я не могу больше. Мне надоело притворяться. И я знаю, тебе тоже.

Ник аккуратно убирает мои ладони от лица.

— Не прячь от меня свои веснушки. — Он касается осторожно, большим пальцем поглаживая щеку, и тихо добавляет: «Они прекрасны». И эти слова внезапно обретают совершенно иной магический смысл. Завораживающий. Манящий. И пугающий одновременно.

— Ник…

Я хочу сказать еще сотню важных, отчаянных слов, объяснить все, что случилось до и после того, как он ушёл, но слова предательски меня покидают. Внезапно его губы прижимаются к моим, и я от неожиданности застываю.

Ник ласково прихватывает нижнюю губу, потом верхнюю, целует уголок рта. По телу пробегает дрожь. Закрыв глаза, я боюсь пошевелиться.

Даже не дышу.

— Ви, — умоляет Ник шепотом на ухо, трется о щеку щекой. — Ну ответь же, это ведь я.

Это он. Это действительно был он. Все это время.

Только я не была собой.

Теперь я понимаю, убивают не ножи и не пули, убивает правда.

Словно очнувшись от сна, я понимаю — счёт пошёл на секунды. Обхватываю его лицо руками, глядя прямо в глаза. Самый красивые глаза в мире. Кажется, будто в них целая вселенная. Ник снова делает шаг навстречу, и на этот раз мои губы раскрываются в ответ на ласку.

Он впивается в мой рот с таким отчаяньем, словно ворует поцелуи. Дыхание переплетается.