(не) беги от меня, малышка (СИ) - Анина Татьяна. Страница 9

Иначе бы не удалось ее в первый же раз так легко на стол усадить и юбку задрать.

В зале суда я не столько за подчинёнными следил, хотя, меня там вообще не должно быть, и секретарь две встречи отменила, чтоб мне нормально попасть на заседание… Сколько за ней. За Ладой Леонидовной. И уже по одному этому можно было понять, насколько у меня все сместилось в голове.

Потому ставить интерес постельный выше интереса делового… Отец бы не понял.

Но, даже все прекрасно понимая, не мог отказать себе в удовольствии.

Она краснела. Бледнела. Тонкая нежная кожа на шее и в вырезе скромной строгой блузы шла пятнами… Черт! Как вкусно-то!

Настолько, что на выходе не сдержался, дотронулся. Вроде случайно, но очень однозначно. Очень. Для меня и для неё.

И опять… Её напряжение, вытянувшаяся в струнку спина, шикарный изгиб, перепад от талии к бёдрам…

Ну вот как тут удержаться? И не продолжить?

И как тут не сделать все, чтоб остаться наедине?

Карточку с ресторане достала…

Забавная такая, неприступная. Я даже удивился, никогда такого не встречал, чтоб женщина рвалась с картой наперевес.

При наличии стольких перспективных кошельков.

Да кто ж тебе позволит платить, глупая ты малышка?

Интересно, почему её малышкой называю?

Для меня это слишком… Интимно, что ли. Я только одну женщину так называл.

Они похожи, кстати. Немного совсем.

Может, и это сработало в моем желании остаться с ней наедине?

Попробовать на вкус?

Ведь всё сделал, чтоб никого рядом, чтоб вдвоём только…

Конечно, интимность у нас сейчас условная. Потому что движение такое, что не отвлечёшься особо.

Но все равно, можно посмотреть. На узкие щиколотки красивых ног, скромно и предусмотрительно отодвинутых к двери. Так, чтоб даже случайное касание руки водителя… Не могло быть случайным. На шикарную грудь, которую я тактильно даже помню! А сейчас она скрыта за очередной строгой рубашкой и даже не натягивается! Но все равно волнует. И взгляд в скромном вырезе задерживается!

На сурово сжатые пухлые губы, без следа помады. И это тоже волнует. Я не привык к настолько естественным женщинам. И оценил ещё в прошлый раз, каково это, когда сразу ощущаешь чистый вкус, без искусственной отдушки. И как от этого съезжает крыша.

- Может уже хватит, Пётр Григорьевич?

У Лады сдают нервы. Оно и понятно. Ожидаемо. И правильно.

- О чем вы, Лада Леонидовна?

Я не пытаюсь скрыть иронию в голосе. Все она понимает. И я все понимаю. И мы оба все понимаем.

Одно только непонятно: почему мы до сих пор не в постели?

- Я о вашем моральном… давлении!

- Не понимаю. В чём выражается давление?

- Все вы понимаете! Я не собираюсь… Я вам уже все сказала… Зачем вы?

Пальцы нервно натягивают юбку на круглые коленки. Губы закушены.

Чего ж ты так нервничаешь, малышка? Почему убегаешь?

- Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более.

- Ничего?

Она разворачивается ко мне смотрит напряжённо и зло.

И меня это тоже заводит.

Меня вообще все заводит, что с ней связано!

- Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь?

- Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Пётр Григорьевич. Не будет по-вашему.

Тут мы подъезжаем, я паркуюсь.

И, пока Лада не успела выскочить, резко перегибаюсь к ней, перехватывая обе , вскинувшиеся оттолкнуть меня руки за запястья и укладывая их на колени.

- Посмотрим, малышка. Посмотрим.

И, наверно, очень серьёзен у меня в этот момент взгляд, потому что она замирает, даже не пытаясь сопротивляться. Смотрит на меня, зрачки расширены… Словно от возбуждения!

Ты же меня хочешь, дурочка! Чего ты выделываешься?

У меня терпения нет с тобой прыгать!

Может, именно поэтому я тороплю события.

Целую.

Сразу жадно, больно и ей и мне. Мгновенно получая тёплый мощный удар возбуждения в пах, потому что её губы – словно афродизиак! От них ведёт. Голову сносит. Придерживаю одной рукой за затылок, чтоб не дёргалась. А второй все так же сжимаю ладони. И не успеваю осознать ситуацию, не понимаю, когда… Она начинает мне поддаваться. Отвечать. Раскрывать под напором губы, несмело и сладко встречать мой язык своим.

Тут летит к хренам даже самый пограничный контроль, я забываю, что мы, вообще-то в центре столицы, и белый день, и машина у меня приметная и не тонированная…

Выпускаю её ладони, и они, словно освобождённые из сачка бабочки, мягко ложатся на плечи. Не отталкивают. Гладят.

Лада тихо стонет, не протестующе, а так жалобно, так нежно, что… Сука, почему именно сейчас? Именно здесь? Надо на заднее хотя бы, надо…

- Здесь стоянка запрещена, - стучат в стекло.

Мы замираем, Лада, неожиданно раскрыв глаза, словно не соображая, что происходит, смотрит на меня.

Во взгляде осознание и ужас.

И нет, меня это не устраивает!

Я держу её, уже применяя силу, потому что вырваться хочет!

- Лада… - предупреждающе хриплю, чтоб не вздумала сбегать. Не сейчас!

- Боже мой…

- Убирайте машину! – опять стук в стекло.

Она переводит взгляд на парковщика, потом на меня. Губы её, исцелованные, красные, дрожат. Пальцы тоже дрожат, когда она отстёгивает ремень безопасности.

Я ловлю её руки, пытаюсь остановить:

- Лада, нет! Стой! Стой, я сказал!

- Убирайте машину, слышите?

- Боже мой… Откройте! Выпустите меня!

- Вы меня слышите? Машину уберите!

- Лада…

- Выпустите меня!

Я выдыхаю. И волевым решением прекращаю этот бред.

Нажимаю на кнопку, выпуская испуганную женщину, она тут же стартует от стоянки с такой скоростью, словно я её тут насиловал.

Это, на самом деле, очень отличается от реальности. Когда насилуют, вряд ли женщина так стонет.

Проследив за её побегом с сожалением, разворачиваюсь, открываю окно и даю парковщику денег.

Чтоб поставил машину туда, где можно.

Через пять минут захожу в то же здание, следую по указателям на семинар.

Потому что у меня есть чёткое ощущение незавершённости.

И больше я его терпеть не намерен.

Страх. 

В большом актовом зале уже идет семинар. Я занимаю место в последнем ряду.

И выдыхаю.

Господи, Лада, что это было?

Что. Это. Сейчас. Было???

Закрываю глаза, пытаясь понять. Найти себе оправдание. И не нахожу.

Вот мы едем.

В машине царит гробовая тишина. Хорошая машина, звуконепроницаемость на уровне.

Кажется, я даже слышу дыхание Петра.

И опять, в который раз уже, не могу не ассоциировать ситуацию с клеткой. Пленом.

Я снова наедине с большим похотливым зверем.

Он не просто так смотрел, не просто так трогал. Я не дура и понимаю прекрасно, что это – еще одна ступень.

Черт… Ну зачем я тебе, Петр Григорьевич?

Оставь меня в покое уже.

Сил нет никаких.

Словно все силы, вся моя активность, броня – исчерпало себя еще вчера, в номере отеля.

Становится страшно от того, что я знаю , как все произойдет. А еще страшнее осознавать, что полностью согласна с предстоящим раскладом. Так, может, перестать сопротивляться? Один раз?

И все.

Расслабиться и получить удовольствие?

От одной этой предательской мысли становится горячо, и я ощущаю, как выпитое вино, шикарное кстати вино, разливается по крови, делая мягче и податливей.

Горячий взгляд скользит неотрывно, будоражит… Напрягает и заводит.

И я хочу… Этого зверя в этой клетке.

Просто какая-то медленная пытка.

Черт, что было в этом вине?

Афродизиак?

Не может же мне просто так , резко, ни с того, ни с сего…

Он, как инкуб, силы и волю высасывает одним своим присутствием.

Но я привычно сопротивляюсь.

Как могу.

Насколько хватает сил.

Отвести взгляд на боковое стекло.