Божественные истории (ЛП) - Картер Эйми. Страница 47

Я распрямила плечи.

— Я люблю Адониса. Люблю его больше, чем свою вечную жизнь, и верю, что он чувствует то же самое ко мне. Я понимаю последствия возможной ошибки. Я понимаю, что теряю в любом случае, и тем не менее готова рискнуть.

— Ты покинешь нас?

Мамин голос проник в самую душу, пробираясь до тех уголков, до которых никто никогда не мог достать. Ни Адонис, ни Аид, ни кто-либо другой. Я посмотрела на маму, и увидела агонию в её глазах….

В горле застрял ком. Я даже не подумала, что этим решением причиню боль кому-то, кроме Аида, потому как сомневалась, что маме всё ещё есть дело до меня. Она ушла от меня. Я тысячи раз говорила ей, как несчастна в Подземном мире, но она никогда не слушала и продолжала твердить, что потом станет лучше. Но лучше так и не стало. Не так, как она хотела. И в итоге я была уверена, что потеряла её навсегда.

Возможно, я не потеряла её тогда, но, видя, как её сердце разбито на бесконечное число осколков, я знаю, что потеряла её теперь.

— Если Совет удовлетворит мой запрос, я буду только счастлива видеть каждого из вас у себя в гостях, если вы, конечно, пожелаете прийти, — неуверенно произнесла я. — Я продолжу существование, просто в ином качестве, и нам не придётся прощаться, пока ты сама этого не захочешь.

Мама ничего на это не ответила. Сидящая рядом с Зевсом Гера прочистила горло.

— Ты любишь его больше, чем Аида? — спросила она девчоночьим голосом.

Я нахмурилась. Неужели Гера не в курсе наших отношений с Аидом? Или просто хочет услышать подтверждение?

— Аид — мой друг. И всегда им будет. Но мы не пара. Мы пытались ужиться друг с другом на протяжении тысяч мучительных лет. Я не могу полюбить его так, как он того хочет. И тот факт, что я вынуждена быть рядом, но моё сердце бесконечно далеко, — сущая пытка для него. Я не хочу причинять ему больше боли, чем уже причинила, и единственный способ это сделать — сложить с себя полномочия и окончательно уйти от него.

Все члены Совет повернулись к Аиду, который стойко держался на своём троне. Гера поджала губы, но я могла бы поклясться, что заметила намёк на улыбку.

Почему? Потому что кто-то наконец так же несчастен, как и она?

Впрочем, это неважно. Пусть думает что хочет, лишь бы согласилась меня отпустить.

— Это непростое решение для меня, и мне ещё никогда не было так страшно. Но я обязана это сделать ради Адониса. Мои чувства не играют роли, когда на кону его вечность в загробном мире. Пожалуйста… Я знаю, что это беспрецедентный случай. Знаю, что из-за этого может начаться хаос. Но если вы позволите, со временем раны заживут. А если нет — они будут гноиться, пока от нас с Аидом не превратимся в прах.

— И ты согласен с этим, брат? — спросил Зевс.

— Да, — пустым голосом произнёс Аид. — Я видел достаточно, чтобы понять, что она говорит правду. И желаю ей исключительно счастья. Прошу вас всех о том же.

По залу пронеслись шёпотки. Зевс поднял руку, призывая к тишине.

— Хорошо. Мы проведём голосование. Учитывая значимость вопроса, я попрошу, чтобы решение было принято не анонимно, — он обвёл круг собравшихся взглядом, задержав внимание на каждом. — Кто согласен удовлетворить запрос Персефоны?

Я задержала дыхание. Один за другим члены Совета закивали. Первая была Гера, затем Арес, Гефест, Артемида, Аполлон, Афина, Гестия, Посейдон, Дионис. И даже Гермес. И Аид.

И хотя её глаза блестели от непролитых слёз, мама тоже кивнула.

Но несмотря на единодушие остальных, Афродита сидела неподвижно. Секунды сменяли друг друга в тишине. Молчание прервал Зевс:

— А ты, дочь моя?

— Нет, — она так сильно стиснула зубы, что жилы на её шее выступили вперёд. — Я против. Она едва знает Адониса. Увела его у меня, в очередной раз предала Аида и пошла против воли Совета. Я не вижу ни единой причиной вознаграждать её за это.

Я открыла рот, чтобы поспорить, но Зевс снова поднял руку, и я промолчала.

— Это все твои возражения, Афродита?

— А этого недостаточно? У меня ещё много.

Зевс нежно, как он разговаривал только с ней, пробормотал Афродите:

— Возможно, ты так это воспринимаешь, потому что ревнуешь и скорбишь? Он погиб всего пару часов назад.

— Да, — подтвердила она дрожащим голосом. — А всё потому, что она настаивала, чтобы я покинула его. Она просто отказывалась признавать, что он, возможно, любил меня сильнее.

Ярость забурлила в моей груди, горячая и неутихающая. Если она будет настаивать на этой своей игре, то чёрта с два я стану молчать.

— Мне плевать, кого он любит сильнее. Как ты не понимаешь? Это не имеет никакого отношения к тебе. Он страдает. Они истязает себя, и это наша вина. Пусть даже он ненавидит меня. Я люблю его слишком сильно, чтобы бросить его в вечном аду, и я готова пойти на всё, чтобы избавить его от этой участи, даже если для этого нужно отказаться от всего, что у меня есть. Даже если мне придётся провести остаток вечности в одиночестве.

Афродита молчала, но весь её вид кричал о том, что она пылает яростью. Вместо того, чтобы успокоить её, как я надеялась, мои слова только разожгли в ней ненависть. Ужасная ситуация.

Зевс вздохнул.

— Спрошу тебя ещё раз, Афродита. Да или нет?

— Нет, — ответила она. — И моё решение окончательное, пусть умоляет сколько хочет. Я не позволю ей получить желаемое.

Я раздражённо вскрикнула. Неужели она не понимает? Это не соревнование. На кону судьба Адониса, его счастье. Ведь иначе он проведёт вечность в холоде, пожираемый заживо белым медведем. А ей плевать. Афродита видит то, что я буду с ним, а она нет.

Возможно, я была эгоистична, когда ранила чувства Аида, но прямо сейчас Афродита поступает эгоистичнее, чем кто-либо из нас. Из-за гордости, зависти, похоти или всего сразу, но она отказывается дать Адонису право прожить загробную жизнь так, как он того заслуживает. И я ненавижу её за это. Ненавижу так, как никого никогда не ненавидела, даже саму себя.

Зевс выпрямился, на его лице мелькнуло сожаление, и он вновь устало вздохнул.

— Тогда решено. Раз ты чётко показала, что не способна принимать решения беспристрастно, я вынужден отказать тебе в праве голоса по этому вопросу.

У меня и у Афродиты одновременно упали челюсти.

— Что? — взвизгнула она. — Пап, ты не можешь…

— Могу и, раз ты не оставляешь мне иного выбора, сделаю, — ответил он. — Персефона, твоя просьба удовлетворена. Когда вернёшься на землю, ты станешь смертной. У тебя есть время попрощаться. Афродита, за мной.

Она недовольно зашипела, но стоило ему выйти в один из коридоров, как её ветром сдуло следом. После их ухода зал погрузился в тишину. Я посмотрела вокруг на свою семью. Голова кружилась от осознания произошедшего.

Я стану смертной. Я умру.

И никогда больше сюда не вернусь.

Но в то же время я думаю о лице Адониса среди снега и о медведе, нависшем над ним. Даже если это не сработает, и он навсегда останется в своей ледяной тюрьме, я, по крайней мере, буду знать, что пыталась. Я найду его, даже если мне придётся обойти пешком весь Подземный мир. И если всё, что я смогу для него сделать, так это держать его за руку, потом он мёрзнет и истекает кровью, то проведу остаток вечности именно так.

Один за другим члены Совета подходили ко мне попрощаться. Братья и сёстры обнимали меня (даже Арес!). Гестия и Посейдон поцеловали в обе щеки. Гера улыбнулась и обняла меня, а её губы мазнули моё ухо, когда она прошептала:

— Ты сделала правильный выбор. Ты достойна сама выбирать своё будущее, а с Аидом ты бы никогда не была счастлива.

Что-то в её словах вызывает у меня холодок по позвоночнику, укрепляя стену, возникшую между мной и Аидом со дня нашей свадьбы. Но та война уже окончена, и ни один из нас в ней не победил. Что ж, по крайней мере, нас не постигнет участь Зевса и Геры.

Наконец пришёл черёд Гермеса. Он слабо улыбнулся мне, но глаза оставались грустными. Несмотря на всё, что было между нами, он притянул меня в свои медвежьи объятья.