Пилот (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 47

— Принято, командир.

Получив разрешение, Март как будто обрел второе дыхание и тут же сорвался, с места на бегу расстегивая китель, влетел в каюту, не обращая внимания на бледного как смерть Шмелева, принялся переодеваться. Бросив одежду на койку, натянул штормовку, затем ухватил меч и все так же бегом помчался по узким коридорам и трапам на грузовую палубу. Успел он в последнюю секунду, штурмовики уже открыли аппарель и начали спускаться по ней на землю, держа оружие наизготовку.

— Ну что, крестник, крути «сферу», давай мне наводку, — жестко усмехнувшись, на ходу бросил ему Игнат.

— Вперед! — тихо ответил он, снова погружаясь в мир тонких энергий.

Трудно сказать, что на самом деле заставило Колычева вызваться добровольцем. Опасения за крестного или интерес к японским летчикам, но интуиция настойчиво твердила ему, что он оказался в нужном месте в нужное время и теперь просто обязан идти вперед!

Корпус корвета раскололся в задней трети, корма почти отвалилась, образовав широкий проем, так что в этот раз взрывать люки и переборки пока не требовалось. Внезапно впереди заискрило короткое замыкание, но нервы у всех были на пределе, и оказавшийся впереди Мишка, недолго думая, влупил туда очередью из «томпсона».

— Отставить стрельбу! — крикнул Март. — Здесь живых нет…

— А где есть? — хмыкнул Игнат, выразительно посмотрев на едва не спровоцировавшего беспорядочную стрельбу бойца.

— Дальше по коридору. Но они в отключке.

— Вот и ладушки! — кивнул старший передовой группы Горыня. К слову, Захар принял назначение Вахрамеева строго положительно, воевать под началом легенды ВВФ — повод для гордости!

— Вяжите уцелевших, капитан приказал брать живьем!

Последних, впрочем, было немного. Двое раненых артиллеристов, пребывавших на момент падения в бессознательном состоянии и вероятно поэтому ухитрившихся выжить. Едва живой второй пилот в левом кресле, а вот место командира оказалось пустым.

— Где он, падлюка? — с веселым удивлением воскликнул Вахрамеев. — Неужто ушел?

— Далеко не уйдет! — хмыкнул боцман, озираясь в поисках следов или возможного укрытия.

— Там, — с отрешенным видом показал Колычев, указывая на неприметную дверцу в технологический отсек.

Явно желающий отличиться Мишка тут же ринулся туда, но стоило ему заглянуть внутрь, прогремел выстрел.

— Ах ты ж, мать твою! — заблажил матрос, выскочив наружу и зажимая окровавленную голову.

— Не стрелять! — приказал Март, — он мой…

— Не дури! — хмуро бросил ему дядька Игнат, но, наткнувшись на уверенный взгляд крестника, не стал спорить и только плюнул в сердцах.

— Выходи, самурай! — крикнул по-японски Мартемьян, обращаясь к невидимому врагу.

Ответом ему было презрительное молчание. Еще раз повторив вызов, Колычев попытался взглянуть в происходящее за переборкой сквозь «сферу» и, сообразив, что именно происходит, ломанулся внутрь. Остальные хотели было последовать за ним, но немного замешкались. А через минуту он и сам вернулся, таща одной рукой за шиворот тщедушного японца в офицерской форме, а в другой отобранный у недорезанного самоубийцы короткий вакидзаси. На темно-синем, почти черном мундире пленника особенно ярко выделялись голубые петлицы и нарукавная нашивка с широким золотым галуном и тремя серебряными цветками сакуры.

— Харакири хотел сделать, поганец! — первым сообразил, в чем дело, Вахрамеев.

— Да, — подтвердил его слова Март. — Только сил не хватило, даже чтобы толком прицелиться, где уж тут полноценно брюхо порезать!

— Тьфу! — сплюнул в сердцах Горыня. — До чего же япошки народ кровожадный!

— Он мне голову прострелил, ирод! — простонал Мишка, которому товарищи пытались оказать первую помощь.

— Дай-ка гляну, — отпихнул их дядька Игнат и внимательно осмотрел рану бойца, после чего вынес авторитетный вердикт. — Что орешь, дурень! Пуля по касательной прошла. Сейчас отведем тебя к доктору, он и подлатает…

— Нечего зря койку занимать, — пробурчал боцман. — Были бы мозги — было бы сотрясение, а так только смех один, а не ранение!

Тем не менее, Мишку все-таки отправили в медблок, а следом оттащили все еще находящегося в беспамятстве японского пилота. Крылов, кажется, только обрадовался внезапно свалившейся на него практике и с энтузиазмом принялся за дело.

— Вы все же поосторожнее, — посоветовал Март, пристегивая японца к койке одолженными у Горыни наручниками.

— Вы полагаете это необходимым? — вопросительно посмотрел на него врач.

— Павел Степанович, — вздохнул молодой человек. — Я захватил этого господина, когда он пытался сам себе разрезать брюшину. И у меня нет ни малейшего желания узнать, что он может сделать с вами, если ему представится подобная возможность.

— Господи, дикость какая!

— И мне голову едва не прострелил, — добавил обиженный невниманием эскулапа Михаил. — Кстати, вы меня лечить-то будете?

— Что вы такое говорите, голубчик! — всполошился Крылов. — Конечно буду. Ложитесь скорее на соседнюю кушетку, и я вас осмотрю… как только закончу с тяжелораненым!

— Вот всегда у нас так: чужие дороже, чем свои, — пробурчал матрос, устраиваясь поудобнее. После чего, посмотрев на едва дышащего японца, добавил с опаской, — еще укусит, зараза!

Тем временем предприимчивый Горыня, убедившись, что часть топливных баков уцелели и полны авиакеросином, доложил об этом Зимину, который незамедлительно отдал приказ провести тушение пожара на борту захваченного корабля и одновременно начать перекачку горючего в изрядно опустошенные цистерны «Бурана».

Первым, кто вслед за штурмовиками проник на «Таникадзе», оказался Шмелев, сразу почуявший отличную возможность поживы. Он, имея довольно четкое представление о внутреннем устройстве японских корветов этой серии, прихватил с собой приданного ему в особом отделе флота унтера, и, не обращая внимания на пожар, прорвался к радиорубке. Где наудачу отыскался поломанный и лишившийся сознания радист. Лампы аппаратуры, конечно, разбились, но сама техника выглядела почти целой. Что еще важнее, ему удалось вскрыть несгораемый шкаф и добыть журнал радиосообщений и блокнот дешифровщика. Это было по-настоящему важно и очень ценно.

— Господин поручик, — обратился к Шмелеву Мартемьян, — вам не кажется, что вся добыча на борту «Таникадзе» — это наш законный трофей? Не очень красиво с вашей стороны вот так резво дерибанить чужое имущество.

— Колычев, бросьте эти шутки, тут дело государственное! Лучше распорядитесь обеспечить охрану и сохранить строжайшую секретность.

— Так я не против, но для начала надо документ составить: опись изъятого. И согласовать, сколько они стоить будут Третьему Флоту. По прейскуранту.

— Однако, вы и наглец.

— Неужели? По мне, так наглеца вы имеете все шансы лицезреть в зеркале. К слову, вы так вцепились в радиста, а между тем, мы смогли взять и капитана, и второго пилота. Правда, они серьезно пострадали, но уверен, наш док их подлатает.

— Это правда? — мгновенно «сделал стойку», словно охотничий пес, особист.

— Не сомневайтесь. Я его лично повязал. Успел за секунду до того, как этот псих вскрыл себе живот.

— Что ж, это очень хорошо. От лица командования объявляю вам, пилот-стажер Колычев, благодарность.

Март лишь хмыкнул в ответ, всем своим видом показав, что пустышками его не проймешь и платить все равно жандармам придется.

— К слову, посмотрите, какая толпа к нам несется. А впереди, пусть не на лихом коне, а на лимузине, по всей видимости, некие очень важные персоны. Советую поскорее прятать свою добычу, чует мое сердце, скоро на нее сыщутся новые претенденты… И если вы не хотите ее лишиться, а так оно и будет, если наш командир доложит китайцам чего и как, то лучше не жадничайте, а сразу соглашайтесь на выплату нашего законного вознаграждения.

— Вот так смотрю я на вас, — выглядывая в иллюминатор, сокрушенно заметил поручик, — вроде бы благородный человек и представитель древнего рода, а торгуетесь как извозчик!