Крылья экстаза - Картленд Барбара. Страница 2

– И все же вернемся к делу, дорогая, – напомнил ей супруг, – не можем же мы оставаться в столовой весь день.

– Именно это я и пытаюсь сделать, Леопольд, – холодно остановила его эрцгерцогиня, – но дети постоянно нас прерывают.

– Теперь они молчат, – вполне резонно заметил эрцгерцог.

– Так вот, возвращаясь к нашему разговору, замечу, что Маргарет сообщила о двух претендентах на твою руку. Правда, один из них, герцог Гэйтесфорд, несколько староват для тебя и к тому же вдовец. – Герцогиня опять подождала, пока дочь поинтересуется возрастом предполагаемого жениха, но девушка снова промолчала, и герцогине пришлось продолжить: – Его сиятельству за пятьдесят, и потому, несмотря на его вес в обществе и заслуживающий всяческих похвал характер, мы с отцом решили, что он нам не подходит.

– Выйти замуж за человека старше папы!!!

– Ты выйдешь за того, кого выберем мы, – отрезала мать. – А выбрали мы, хотя и не без некоторых колебаний, герцога Фэйверстоуна, которому всего тридцать три года. Его матушка приходится кузиной самой королеве и состоит в родстве с ее дядей герцогом Кембриджским.

– Не предками у него все в порядке, – заметил эрцгерцог.

– Разумеется, ты прав, Леопольд. Жених идеальный. И все-таки мне бы хотелось для Тины мужа постарше, который не только мог бы удерживать ее от некоторых легкомысленных поступков, которые, как ни печально признать вполне в ее характере, но и внушил бы ей. что она должна вести себя как подобает дочери высокопоставленных родителей.

– Все это раньше или позже она поймет и сама. – вздохнул эрцгерцог, который был глубоко привязан к своей второй дочери и полагал, что малышка, как никто из детей, похожа на него самого. Поэтому он всегда был склонен защищать ее от критики и обвинений матери.

Эрцгерцогиня же внешне больше благоволила к старшему сыну, а на деле всю свою любовь отдавала младшему, которому не исполнилось еще и четырнадцати. Во всем облике принца Луи было нечто, что делало его больше всего похожим на англичанина, и это обстоятельство, естественно, являлось настоящей усладой для материнского сердца.

Эрцгерцогиня была женщиной холодной, воспитанной в пуританской Англии, где любые живые проявления чувств считались вульгарностью, а люди, их обнаруживавшие, – дурно воспитанными.

Выйдя замуж благодаря своему родству с королевской фамилией за правителя Виденштайна, она влюбилась в своего красавца мужа сразу и навсегда, но никогда не считала возможным проявлять эти чувства. А эрцгерцог в те дни был настоящим донжуаном. Он не пропускал ни одной хорошенькой женской физиономии и потерял счет любовным авантюрам. Он не мог понять сдержанности своей жены, но тем не менее всегда окружал ее почетом и уважением, отдавая должное ее высоким моральным качествам и красоте.

И теперь, после стольких лет брака, герцог, вероятно, был бы весьма удивлен, узнай он о дикой ревности супруги и о том, как до сих пор страдает она, видя, что ее холодная классическая красота совершенно его не волнует.

При всем этом они жили очень мирно и являлись родителями замечательно красивых детей.

Правда, эрцгерцогиня весьма переживала из-за того, что все три дочери унаследовали от отца и романтичную внешность, и страстный темперамент, да и старший сын принц Кендрик тоже скорее походил на Виденштайнов, чем на английскую родню матери. Поэтому она возлагала большие надежды на двух младших детей и особенно на принца Луи, который должен был оправдать наконец все материнские ожидания.

Тина молча раздумывала над словами родителей, и, несмотря на то, что герцог Фэйверстоун казался ей не таким уж и плохим выбором, желание выходить замуж, да еще за англичанина, так ее и не посетило. С самого детства принцесса Терезия, как ни старалась, не могла найти в характере матери какой-нибудь струнки, затронув которую, можно было бы ее разжалобить или смягчить. Больше того, постоянные нотации эрцгерцогини, ее наказания и некая односторонность суждений утвердили девушку в мысли, что все англичане раздражительны, бессердечны и склонны к диктаторству.

И поэтому в своих девических мечтах о замужестве она представляла себе в роли возлюбленного только француза.

Маленькое королевство Виденштайн было расположено рядом с Баварией, с которой в основном и граничило. На севере располагалась провинция Хайдельбург, принадлежавшая Пруссии, а на западе – французский Эльзас.

Большинство населения Виденштайна составляли французы, перемешавшиеся в результате брачных союзов с баварцами, и, подобно Тине и ее брату, они достаточно свободно говорили на обоих языках. Правда, преподаватель немецкого, будучи пруссаком, постоянно укорял своих учеников в том, что у них слишком мягкое произношение, свойственное выходцам из Южной Германии. Во дворце же говорили в основном на английском – из уважения к родине эрцгерцогини.

Словом, нельзя было отрицать – да Тина и сама не раз говорила это в отсутствие эрцгерцога – что их народ – это нация каких-то квартеронов, тем более что ее собственная бабка по отцу была наполовину венгеркой.

– Все знают, – как-то сказал сестре Кендрик, – что в нас течет дикая кровь.

– Но проявить себя, боюсь, ей не удастся, – задумчиво ответила тогда девушка.

– Ничего, мы подождем, – не сдавался брат.

И вот теперь, когда они закончили школу и стали совершенно свободными. если не считать обязанности посещать некоторые уроки, им предстояло разлучиться. Сердечко Тины замирало при этой мысли, ибо она справедливо полагала, что. потеряв Кендрика, она потеряет свою половину.

Все наконец вышли из столовой, и девушке пришлось с содроганием выслушать сетования брата о тех ужасах, которые ожидали его в прусских казармах.

– Я слышал, что кадетами командуют, как скотиной, – горячился Кендрик, – а когда у них выдается хоть немного свободного времени, их стравливают в дуэлях. Говорят, что чем больше на лице у кадета шрамов, тем больше он этим гордится!

Тина даже вскрикнула от страха:

– О Кендрик. но с тобой этого не должно случиться!

– Случится, вот увидишь, – мрачно заметил брат. Он был очень красивым молодым человеком и весьма заботился о своей внешности. Для Тины одна мысль о том, что это прекрасное лицо будет изуродовано шрамами, показалась чудовищной.

Убежав после завтрака в свою собственную маленькую гостиную, брат и сестра теперь сидели и глядели друг на друга в полном отчаянии.

Казалось, что весь их привычный и уютный мир вдруг разом рухнул и вышвырнул их в беспросветное уныние, от которого нет спасения.

– Что же делать? – прошептала Тина. – Что же нам предпринять, Кендрик? Я не могу потерять тебя на целый год!

– Ах, если бы только на год! – поправил ее брат. – На всю жизнь!

Девушка заплакала.

– А мне придется выйти за этого мерзкого герцога, и это будет еще хуже, чем у бедной Мелани с Георгом!

Близнецы замолчали, вспомнив о несчастном замужестве старшей сестры, вышедшей замуж за кронпринца Фюрстенбурга, считавшегося самостоятельным государством на севере Германии, а на деле стонавшего под пятой протектората Пруссии.

Мелани возненавидела принца с самой первой встречи, но брак был заключен, и теперь в редкие приезды сестры домой близнецы видели, как она страдает и томится.

– Я ненавижу Георга, – говорила она снова и снова, – он чванлив, упрям и невообразимо глуп.

– Ах, Мелани, бедняжка, – плакала Тина.

– Он не слышит никого, кроме себя. – продолжала Мелани, – и в результате при дворе царит такая смертельная скука, что я кажусь себе похороненной заживо.

Эти слова сестры сейчас пришли Тине на ум, и она не на шутку испугалась, что подобная участь может ожидать и ее. Если все англичане таковы, как ее дражайшая матушка, то она просто задохнется среди них.

Па самом деле принцесса почти не видела жителей Альбиона, не считая родственников матери, время от времени приезжавших к ним погостить.

Эрцгерцогиня была младшим ребенком из многочисленных отпрысков в большой семье, и все ее браться и сестры заключили браки с членами царствующих семей и теперь держались крайне недоступно.