О чем молчит ласточка - Сильванова Катерина. Страница 14

Очки моментально заволокло паром, на рубашку брызнула горячая вода, кончик красного галстука промок насквозь.

Володя выдохнул, закрыл глаза и сунул руку под поток кипятка. Вода обожгла кожу, он едва сдержал крик, но спустя мгновение боль пропала, сменившись эйфорией. Его будто подбросило в небо, и он завис в дымке. Страх, паника, ненависть – все осталось там, внизу, а здесь хорошо, свободно. Он парил в мире мертвых эмоций и мертвого времени.

– Эй, Володь, ну как там вода? – раздался голос заглянувшего с улицы Юрки. – Детвора уже вопит!

Володя судорожно спрятал покрасневшую, обожженную руку за спину, вышел из отсека.

– К-хм… – прокашлялся. – Заходи, уже нагрелась.

«Почему именно сейчас, почему так внезапно? Он же на пляже тоже постоянно в плавках носится, и ничего… – паниковал Володя внутренне, внешне оставаясь спокойным, умудрялся даже прикрикивать на заходящих строем в душевую детей. И сам себе отвечал: – Потому что это болезнь, потому что я – больной. А это – очередной приступ!»

Но потом стало еще хуже, пришло еще одно осознание, которое могло быть приятным в любой другой ситуации, но только не в этой. Володя понял, что его не просто влекло к Юре. Володя в него влюбился. А разве в него вообще можно было не влюбиться? В такого задорного, настоящего, местами наивного, но умеющего становиться серьезным, когда нужно. Такого искренне стремящегося дружить.

И за этим своим чувством, от которого, в отличие от болезни, было не спрятаться, Володя не замечал, как все усугубляет.

Чего только стоила его колоссальная глупость, когда он взял ключи от лодочной станции и уговорил Юру сплавать вниз по реке – к барельефу старого графского поместья. До руин они так и не доплыли, Юра завез его в заводь с прекрасными белыми лилиями, а на обратном пути, уставший и разморенный жарой, Володя предложил искупаться. Юра не был против, но сконфузился – не взял плавок. А Володе в тот момент в голову не пришло совсем ничего постыдного – ну нет и нет, ну ведь оба парни, чего там не видели. Опомнился, только когда уже Юра стягивал с себя футболку.

Володя даже очки снять забыл, с разбегу сиганул в реку, спеша скрыться от неправильных желаний, захвативших его сознание. Сжал в кулаке очки, проплыл метров двадцать – приятная прохлада воды немного остудила голову. А когда вернулся на отмель, увидел, как Юра, стоя по пояс в воде, прикрылся руками – бледный и… какой-то смущенный. Отчего только? Смущаться тут нужно было Володе…

И шальная, непристойная мысль ворвалась в голову: что, если сейчас подойти к нему, взять мокрыми ладонями его лицо, заглянуть в сверкающие от солнца глаза… И поцеловать? Его губы теплые или холодные? Какие они на вкус – как речная вода? И чтобы по-настоящему, чтобы прижаться и…

Перед глазами буквально заискрило от этого яркого, манящего образа, и одновременно так страшно, так мерзко стало от самого себя, что Володя, чтобы хоть как-то скрыться, чтобы Юра не видел его таким, чтобы, не дай бог, не прочитал в его глазах то, что вертелось в мыслях, – нырнул, ушел с головой под воду. От воды защипало открытые глаза, изо рта вырвалось несколько пузырей воздуха.

А когда он вынырнул и глянул на Юру – тот будто стал еще бледнее. Переживая за него, Володя приблизился на пару шагов. Спросил, все ли нормально, – вдруг плохо стало, вдруг судорога или солнечный удар? А Юра будто бы непроизвольно дернулся в сторону, отступил от него на шаг, его щеки заалели…

Напуганный тем, что его болезнь вернулась, Володя так зациклился на ней, что не заметил, как все перевернулось с ног на голову: Юра тоже в него влюбился.

Спустя много лет после этой истории «Ласточка» звала его к себе, Володя стремился в тот лагерь, искал его. И нашел. Они с Юрой договорились встретиться там спустя десять лет. Володя приехал в назначенный день, но Юры там не оказалось. Они не встретились ни через десять, ни через одиннадцать, ни через пятнадцать. Юры там не было никогда. А Володя был.

Он приезжал каждый год и видел своими глазами, как разрушается заброшенная в девяностых «Ласточка», как высыхает река, как блекнет, ветшает и опадает на землю хлопьями старой краски память их юности.

Но почему Володя до сих пор был здесь? Что заставляло его разглядывать торчащий среди деревьев флагшток спустя двадцать лет?

Герда скулила, просясь на улицу, а Володя прижался лбом к оконному стеклу, не в силах отвести взгляда от леса, скрывающего руины старого пионерлагеря. Там за стеклом – двор, за двором – тонкая полоска пролеска, за ним – берег пересохшей реки, а на берегу – их ива.

Сколько раз он задавался вопросом – почему построил свой дом именно здесь? Это место было ему дорого, но стоило дешево. Не купить эту землю он не мог. И разумное оправдание нашлось – выгодная цена. Но, представляя отцу проект коттеджного поселка с незамысловатым названием «Ласточкино гнездо», в глубине души Володя надеялся, вдруг Юра когда-нибудь все же приедет сюда. Хотя убеждал себя, что давно его забыл – лет десять как, забыл даже его имя. И если бы не счастливый случай, когда ему попалось на глаза объявление о продаже земли бывшего поселка Горетовка, наверное, не вспоминал бы еще столько же.

Глава 3

Странные танцы

Плохо, что он вспомнил все это. В последнее время Володя и так засыпал тяжело, а теперь вовсе не мог. Несмотря на то что он устал, разбирая вещи отца, расслабиться не получалось даже лежа в кровати. Он ворочался с боку на бок, но сон не шел. Володя не мог перестать думать о Юре, о сладком кошмаре своей юности, что переживал, когда по-настоящему любил. О вечной ненависти к себе. Об одиночестве, которое пришло на смену этой любви, – одиночестве таком абсолютном, что Володя чувствовал себя мертвым. Об обваренных руках, таблетках, фотографиях и беседах с психиатром. Об ужасе в глазах родителей, когда он все им рассказал.

Часы пробили полночь, и Володя не выдержал – выпил двойную дозу снотворного. Но только закрыл глаза, как раздался телефонный звонок.

– Я нашла ему врача! – победно воскликнула Маша.

– Когда успела? – Володя повернулся на бок, просунул телефон между ухом и подушкой. Удивляться уже не было сил.

– К врачу еще утром записалась, пока тебя ждала под Градусником. А после кафе пошла к нему.

– То есть утром записалась, а днем он уже принял тебя? – скептически уточнил Володя.

– Ну да-а, – неуверенно протянула Маша.

– И тебя это не настораживает? Хороший врач, у которого свободная запись, тем более в выходной…

– Но я заплатила за срочность… – Ее голос потерял былую уверенность.

– То есть ты нашла врача, который за деньги может опрокинуть другого своего пациента?

– Но он гарантировал, что вылечит!

Володя перевернулся на спину и уставился в потолок. В груди заклокотало – буквально только что он вспоминал своего «врача», буквально только что видел перед глазами его лицо. Эмоции были слишком свежи. Володя заговорил поначалу спокойно, но с каждым словом его тон становился все злее:

– Ты знаешь, Маш, меня лечил как раз такой… человек. На словах обещал выздоровление, а на деле чуть окончательно не угробил. Таким, как он, насрать на своих пациентов. Они только пичкают таблетками и убивают самооценку!

Маша сдавленно охнула.

– Так ты… обращался к врачу?

– Я же тебе говорил, что пытался это вылечить! – воскликнул Володя и сел. – Этот мой «врач» вогнал меня в такую депрессию, что я ходил по городу и оценивал вместо женщин мосты – с какого лететь дольше, чтобы быстро умереть от удара об воду. А все потому, что его таблетки отупляли, но желание смотреть на мужиков никуда не девалось. И это я еще не говорю про наши беседы… – Он покачал головой. – Чего только он мне не плел! Пытался зомбировать, гипнотизер чертов! У нас с этим «врачом» все началось с того, что я искренне поверил ему. Нет, искренне – не то слово, да и вера тут тоже ни при чем. Знаешь, после полугодового общения с ним я будто перестал быть собой, он внушил мне, что я смогу полюбить девушку, и я был уверен, что это правда. Такое состояние было странное – я будто стал другим человеком, а свои истинные желания загнал настолько глубоко, что какое-то время действительно не замечал парней. Я был к ним равнодушен, и мне казалось, что это и есть победа, но за эйфорией я не заметил главного: к девушкам я тоже ничего не чувствовал.