Сиэль. Следы на снегу (СИ) - Жданова Алиса. Страница 25

Лучше бы я никогда не влюблялась в него. Лучше бы была равнодушна. Может, купить какое-нибудь отворотное зелье? Говорят, они опасны. Но я готова на все, лишь бы прекратить эту боль, тупым ножом ворочающуюся в груди.

Так, надо собраться. Лорд Каэл никогда меня не любил, это не новость. Просто теперь я знаю это точно. Может, так я разлюблю его быстрее?

Вздохнув, я вернулась в свои покои и сделала то, что не делала еще ни разу в жизни — взяла стакан воды и, накапав лошадиную дозу успокоительного, выпила и легла в кровать. Организм не мог долго сопротивляться наведенному сну, и скоро веки потяжелели, и сознание отключилось.

32

Проснувшись на следующее утро, я пожалела, что увидела свет этого дня. Потому что голова от успокоительного нещадно болела, а в груди, стоило вспомнить происшествие с лордом Каэлом этой ночью, словно проворачивали тупой нож, и хотелось рыдать.

Если бы я могла, я бы просто осталась в постели на весь день. Однако моих обязанностей никто не отменял, и, собравшись, я встала перед зеркалом. Оттуда на меня глянуло скорбное блондинистое чучело с красными глазами. Вздохнув, я умылась водой похолоднее, и через несколько минут выглядела чуть лучше. Бледная, но хоть не видно, что полночи рыдала.

Есть не хотелось совершенно, но от вчерашнего успокоительного я все еще клевала носом. Поэтому я все же отправилась в гостиную, где нам накрывали завтрак. Быстренько налью себе большую чашку крепкого кофе, пока лорд Каэл не проснулся, выпью залпом и убегу. Ох, горячо… Но зато теперь я хотя бы не засыпаю на ходу.

Я почти успела. Стоило мне подойти к двери, как она открылась, и мне навстречу шагнул дракон в сером одеянии. Опоздала! — поняла я, холодея.

— Доброе утро, — сглотнув, я поздоровалась первой, как того требовала вежливость, и отступила в сторону, пропуская его. Не зная, куда деть глаза, я уставилась на пуговицу на груди дракона и тут же вспомнила, как вчера распахнула его одеяние и провела пальцами по коже. Захотелось надавать себе оплеух, но я лишь сжала пальцы так, что ногти впились в ладонь.

— Сиэль, — поприветствовал меня лорд Каэл, — уже позавтракала?

Его голос был спокоен, словно вчера ничего не случилось. Может, он ничего не помнит? Все-таки на пиру он выпил немало вина.

— Да, позавтракала, — отозвалась я, хотя все блюда стояли на столе нетронутыми.

— Хорошо, тогда… — начал он, и я все же подняла на него глаза. Его лицо было замкнутым, отстраненным, но мне в голову тут же пришли воспоминания о том, каким горящим, ищущим был его взгляд вчера, каким отчаянием были наполнены его прикосновения. Как его губы касались моих. Наверное, я побелела, а в ушах зашумело, потому что часть его слов просто прошла мимо сознания.

— Что, простите? — переспросила я, с трудом удерживая ровное выражение лица.

— Хорошего дня, — терпеливо повторил он. Торопливо поблагодарив, я наконец развернулась и вышла.

По коридору я шагала на трясущихся ногах, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Все нормально. Он ничего не помнит. Он меня не любит, но это я знала и раньше, так что со вчерашнего дня ничего не изменилось. Просто разбилось пара иллюзий — но иллюзии рано или поздно должны быть разрушены, на то они и хрупкие порождения сознания.

Путь до кабинета императора был неблизок, и я успела успокоиться. А через несколько минут и вовсе забыла думать о своих проблемах, потому что оказалась в самом центре жутчайшей ситуации.

А началось все совершенно прозаично. Министр юстиции, тот самый, который вчера сидел слева от меня на пиру, заявился с самого утра. Отвесив императору положенный поклон, он распрямился, не ожидая позволения, и с места в карьер предложил правителю в жены свою дочь.

— Вашу дочь? — вкрадчиво поинтересовался император. После вчерашних возлияний он был не в духе, а возле его руки стояла чашка с лечебным отваром от гудящей головы. Министр Пассон выбрал плохой момент, чтобы свататься.

У меня тоже буквально отвисла челюсть от подобной наглости. Потому что никто не может просто так прийти и предложить свою дочь правителю, словно она — перевязанный бантиком подарок! Император устраивает смотр наложниц раз в полгода — год, и в этот день все девушки, которые получат приглашение, должны явиться во дворец. Среди них выбирают самых красивых, а остальные отправляются по домам. Почему же министр юстиции думает, что для его семьи сделают исключение?

— Моя дочь — достойная и воспитанная девушка, — важно поклонившись, мужчина бросил на меня косой взгляд. — И она способна родить вашему величеству здоровых сыновей.

Тут я похолодела, потому что наследника у императора, несмотря на гарем из ста наложниц, еще не было. Министру Пассону что, жить надоело? Как можно бросать такие намеки в лицо правителю?

Императору, видимо, пришли в голову те же мысли. Дернув подбородком, он с нехорошим намеком спросил:

— О какой дочери вы говорите, министр? Уж не о леди ли Норе? Той самой, с которой две недели назад разорвал помолвку жених из-за ее неверности, и теперь она скрывается в покоях? Почему она там заперлась — прячет растущий живот? Или не выходит из-за постоянной тошноты? Не потому ли вы так самоуверенны, что хотите подсунуть мне пирожок с начинкой, министр? Надкусанный? — все это время тон правителя все наполнялся яростью, и последние слова он почти рявкнул.

Однако министр, старый придворный интриган, не заявился бы с абсурдными требованиями, не будь у него козыря в рукаве.

— Брак с моей дочерью позволит продолжить ваш род, ваше величество, — тут его взгляд снова мазнул по мне, — в отличие от интрижки с мальчишкой. Сколько бы вы не уединялись с ним в своих покоях, наследник престола от этого не появится. Но, конечно же, если вы возьмете в жены мою дочь, я умолчу об этом.

Что? О чем это он? Моргнув, я вспомнила, что евнух Чонай застал нас с императором, когда тот стаскивал с меня одежду. Он что, шпионит для министра? Но мы же потом сразу ушли, и евнух это видел!

Меж тем в зале явственно потемнело, и запахло озоном. Император, которого, наверное, первый раз шантажировали, вдруг улыбнулся — опасно, криво. Предвкушающе. Ох, зря министр это затеял…

33

Придворный, слегка побледнев, тем не менее, упрямо сжал зубы, намереваясь требовать своего. Видимо, в его мечтах он уже стоял за троном — первая наложница, родившая сына, становится императрицей. Однако он не учел того, что императору не стоило угрожать. И что непристойности, на которые он намекал, существовали только в его воображении.

— Значит, евнух Чонай вам докладывает, — нехорошо улыбнувшись, произнес император. Встав, он шагнул к императору, и тьма, сорвавшаяся с кончиков его пальцев, окутала того плотным облаком. — Отвечайте!

Даже я, съежившаяся на своем стуле, ощутила непреодолимое желание рассказать о всех своих секретах. А придворный, попавший под прямой удар, и вовсе захрипел, пытаясь сдержаться — и тут же слова посыпались из него, как горох из прохудившегося мешка.

— Он сказал, что потом вы ушли в город. Но вы ведь уже месяц как не навещаете наложниц! Значит, у вас роман с кем-то другим. С кем-то, кто всегда рядом. Мерзкая, противная естеству связь…

Захлебнувшись, он вдруг замолчал, и только ужас в глазах поведал, что такое решение не было добровольным.

— Вы слишком много болтаете, бывший министр юстиции Пассон, — зловеще оскалившись, добавил правитель. — Думаю, нужно забрать у вас эту возможность. До самой смерти вы больше не произнесете ни слова.

Министр тут же свалился на колени, как подкошенный, то ли не в силах стоять, то ли надеясь вымолить прощение. Однако было уже слишком поздно. Решившись угрожать правителю, он подписал себе приговор. И теперь мне предстояло его записать.

— Сиэль! — рявкнул император. — Пиши приказ. Всыпать министру Пассону двести ударов палкой и лишить должности. За непочтение к правителю. Евнуха Чоная казнить на глазах у бывшего министра юстиции. Проследи, чтобы он смотрел. Следующий прокол — и он последует за своим шпионом.