Луна над Эдемом - Картленд Барбара. Страница 13

— В церкви мне показалось, что ему лет тридцать пять или тридцать шесть, — сказала Фейт. — А я обычно довольно точно угадываю возраст.

— А я считаю, что он гораздо старше, — возразила Черити. — Но он выглядит очень представительно. Я хотела бы увидеть его с короной пэров на голове.

— Я думаю, он не возит ее с собой во время путешествий, — улыбнулась Доминика.

— А что еще он… — начала было Фейт, но в этот момент зазвонил колокольчик, висевший на стене, и на кухне воцарилось молчание.

— Папа! — воскликнула Фейт. — Черити, сходи, узнай, чего он хочет!

— Нет, я пойду, — сказала Доминика. — Я уверена, что он хочет видеть именно меня.

Никто не стал возражать. Все сестры, за исключением лишь Доминики, очень боялись отца, и даже одного только упоминания о нем было достаточно, чтобы изменить тему разговора или приглушить звук их голосов.

Доминика подошла к столу, взяла свою чашку и допила чай. Затем, словно почувствовав себя увереннее, не говоря ни слова, вышла из кухни. Она направилась по длинному, извилистому коридору в переднюю часть дома. Дом был построен пятьдесят лет назад в духе роскошных колониальных особняков, что придавало первому викарию, жившему здесь, солидность и вес.

Однако он был богатым человеком, чего нельзя было сказать о сменившем его на этом посту отце Доминики, чья семья имела один лишь источник дохода — весьма скромное жалованье, выплачиваемое Церковной комиссией Англии 8.

Только Доминика и ее мать знали, как трудно содержать в чистоте и порядке такой огромный дом. Однако Доминика воспринимала эту работу как часть своих ежедневных обязанностей и никогда не жаловалась.

Кабинет викария представлял собой огромную комнату, выходившую окнами в сад, и хотя здесь была собрана вся лучшая мебель, имевшаяся в доме, обстановка все равно казалась на редкость скудной, почти что нищенской.

Викарий сидел за письменным столом, и когда Доминика вошла в кабинет и притворила за собой дверь, он резко повернулся к ней:

— Почему ты не предупредила меня, что лорд Хокстон собирается уезжать, чтобы я мог попрощаться с ним?

— Он не захотел остаться к чаю, папа, — ответила Доминика, — к тому же он обещал снова приехать завтра утром.

— Он объяснил тебе цель своего визита?

— Да, папа.

— Я принял его предложение, потому что решил, что так будет лучше для тебя, Доминика. В конце концов лорд Хокстон совершенно справедливо заметил, что у меня на руках шестеро дочерей и в будущем мне придется всем им подыскивать мужей.

— Да, папа.

— Конечно, мне хотелось бы самому взглянуть на этого молодого человека, — продолжал викарий, — но лорд Хокстон очень хорошо отзывался о нем, и я уверен, Доминика, что твоя мать была бы рада выдать тебя замуж за англичанина, не успевшего еще погрязнуть в грехах и разврате, которые, к моему глубокому сожалению, столь буйно процветают в этой стране.

— Да, папа.

— Лорд Хокстон посвятил тебя в свои планы? Он сообщил тебе, что отвезет тебя в Канди и свадьба состоится там?

— Я бы предпочла, чтобы меня обвенчал ты, папа, — Я сам всегда этого хотел, — вздохнул викарий, — но тебе известно не хуже меня, Доминика, что я не могу уехать и оставить приход, к тому же такие расходы нам не по карману.

— Да, конечно, папа.

— Я благословлю тебя перед отъездом, — сказал викарий. — А теперь, Доминика, я думаю, нам следует помолиться и попросить поддержки у Господа, чтобы он помог тебе не отступить в новой жизни от идеалов и принципов, которые я внушал тебе с раннего детства.

Сказав это, викарий опустился на колени. Доминика преклонила колени рядом с ним, Они все привыкли к тому, что помимо длинных церковных служб, которые он совершал по утрам и вечерам, отец, если сочтет это необходимым, может погружаться в молитвы в любое время дня и ночи.

Доминика, не испытывая ни малейшего стеснения, сложила руки и закрыла глаза.

Ее отец обратился ко Всевышнему с длинной речью, призывая его уберечь Доминику от греха и искушений, в то время как ее молитва была намного проще и принесла ей гораздо большее утешение.

«Помоги мне, Господи! Дай мне уверенность в том, что я поступаю правильно и что мама одобрила бы мое решение! — взывала она. — Это странно, а может быть, даже дурно — выйти замуж за человека, которого никогда не видела, но я смогу помочь своим сестрам! Пожалуйста, заставь папу понять, что девочки не справятся одни, если Малика не будет приходить к ним ежедневно, и помоги Фейт как следует присматривать за Грейс и Пруденс!»

Она погрузилась в собственные мысли и поначалу даже не поняла, что ее отец уже закончил и ждет ответа.

— Аминь! — поспешно сказала она.

— Ты должна была ответить: «Боже Всемилостивейший, огради нас от зла!»— недовольно заметил ее отец.

— Прости, папа. Боже Всемилостивейший, огради нас от зла!

— Аминь! — Викарий поднялся с колен. — Мы помолимся подольше, когда соберемся все вместе сегодня вечером, — сказал он. — Я надеюсь, что наши молитвы будут тебе защитой от трудностей и соблазнов, которые могут ждать тебя впереди.

— Спасибо, папа. — Доминика вышла из кабинета, оставив отца одного. Она не стала возвращаться в кухню, а направилась в свою спальню.

На камине стоял карандашный портрет ее матери. Это был всего лишь набросок, сделанный художником-любителем по его настойчивой просьбе сразу после того, как миссис Рэдфорд вышла замуж. На самом деле ему хорошо удавались лишь акварели, но он был достаточно умелым рисовальщиком, чтобы хоть отчасти запечатлеть на бумаге красоту его модели, а то, что ему не дано было передать, Доминика могла восстановить по памяти.

Миссис Рэдфорд была очаровательной женщиной. Ее голубые глаза и золотистые волосы унаследовала Фейт, в то время как Доминике достался крохотный прямой носик и нежная форма губ. Кроме того, у нее был такой же сердцевидный овал лица и брови вразлет, которые придавали ей выражение уравновешенности и спокойствия, что и заставило лорда Хокстона сразу подумать, что она очень «благоразумная» девушка.

Доминика взглянула на портрет.

— Как бы ты посоветовала мне поступить, мама? — спросила она.

Она подождала, как бы надеясь услышать ответ, но до нее доносилось лишь жужжание пчел, собиравших мед с цветов, которыми были усыпаны розовые кусты, разросшиеся так, что доходили до подоконника ее спальни.

— А что, если я возненавижу его с первого взгляда? — прошептала Доминика. — Или я не понравлюсь ему?

Затем, словно услышав ответ на свой вопрос, она решила, что в этом случае она всегда сможет вернуться домой.

Она поедет в Канди, и если лорд Хокстон ошибся и они с его племянником не понравятся друг другу, несомненно, он поймет, что ему следует освободить ее от обещания и оплатить ей обратную дорогу в Коломбо.

«В этом случае, — здраво рассудила Доминика, — я ничего не теряю, а если мой жених понравится мне, все может сложиться совсем по-другому».

Самым важным для нее было то, что она сможет помочь своим сестрам.

С каждым годом характер ее отца становился все тяжелее, а после смерти матери им приходилось совсем трудно.

Во-первых, он жалел потратить лишний пенни на еду. В следующем месяце начинался Великий пост, и Доминика не сомневалась, что он заставит их воздерживаться от еды два раза в неделю.

В обычное время у них был всего один постный день, а сэкономленные деньги он отдавал беднякам Коломбо. Доминика всегда подозревала, что многие из них питались гораздо лучше, чем они сами.

Грейс постоянно испытывала чувство голода, в то время как Пруденс с трудом удавалось уговорить съесть что-нибудь. Доминика была уверена, что если она будет целый день питаться лишь водой, то совсем обессилит, поэтому всячески пыталась сделать поблажку там, где дело касалось самой младшей из девочек.

— Почему Пруденс ест яйцо? — возмущалась Грейс. — Сегодня же постный день!

— Она получает яйцо в качестве лекарства, — неизменно отвечала на это Доминика. — Папе обойдется гораздо дороже, если придется посылать за доктором. Я уверена, что Пруденс страдает анемией.