Луна над Эдемом - Картленд Барбара. Страница 8

Несомненно, губернатор был прав, викарий был просто одержим идеей греха и неизбежности самого сурового наказания. Он говорил искрение, горячо и убежденно. Викарий был усердным и самоотверженным пастырем, но лорд Хокстон решил, что в роли отца тот, вероятно, был невыносим.

Один раз во время проповеди викарий остановился, очевидно, случайно перевернув две страницы своих записей, вместо одной.

Его старшая дочь тут же повернула голову в сторону кафедры, и лорд Хокстон впервые смог рассмотреть нежный овал ее лица, маленький прямой нос и огромные глаза, издалека показавшиеся ему серыми.

У нее был высокий лоб и брови вразлет, похожие на крылья птицы. Должно быть, под черной шляпой ее светло-пепельные волосы были гладко зачесаны и уложены на затылке в пучок.

Наконец викарий разобрался со своими записями, и его дочь облегченно вздохнула. Она снова повернулась к хору и нагнулась, чтобы сделать замечание мальчугану, игравшему рогаткой, которую тот достал из кармана. От неожиданности он выронил и рогатку, и камень, который собирался запустить, и они с грохотом упали на пол. Дочь викария сделала движение, как бы пытаясь остановить «его и уговорить подождать до конца службы, но было уже поздно.

Испугавшись, что лишится своего самого дорогого сокровища, мальчуган принялся шарить под ногами сидевших рядом с ним ребятишек, пытаясь отыскать рогатку. Наконец, найдя ее, он вернулся на свое место и бросил страдальческий взгляд в сторону дочери викария.

Увидев, что она нахмурилась, мальчуган виновато опустил голову, но в этот момент она встретилась глазами с одной из сестер и чуть заметно заговорщически улыбнулась.

Улыбка совершенно преобразила ее строгое лицо, и в этот момент лорд Хокстон принял решение.

Именно такая жена и нужна Джеральду, подумал он. Девушка, способная справляться с отцом-фанатиком, с целым выводком сестер и с непоседливыми мальчишками из хора, без всякого сомнения сумеет держать в руках и его племянника.

Над этим стоило подумать, к тому же он чувствовал, что если кто и сумеет помочь Джеральду, то уж во всяком случае не разодетые в шелка и атлас дамочки, самодовольно прихорашивавшиеся и не обращавшие ни малейшего внимания на осуждающие взгляды викария.

— Расскажите мне о вашем священнике, — обратился лорд Хокстон к губернатору, сидя позднее рядом с ним в коляске, запряженной парой великолепных лошадей.

— У него очень тяжелый характер, — ответил сэр Артур. — Он постоянно жалуется мне на безобразия, которые творятся в порту и других злачных местах города. Мне приходится объяснять ему, что в обязанности губернатора не входит запрещать людям спускать деньги так, как им заблагорассудится, конечно, если только их поступки не выходят за рамки закона.

— А что вы можете сказать о его семье? — поинтересовался лорд Хокстон.

— Я едва знаком с ними, — сказал сэр Артур. — Время от времени их приглашают куда-нибудь, но, как я подозреваю, их отец, который все еще соблюдает траур по своей жене, запрещает им все, кроме молитвы. Поэтому мы иногда видим лишь старшую из сестер на собраниях церковноприходской школы или на благотворительных мероприятиях.

— Похоже, жизнь у них невеселая, — заметил лорд Хокстон.

— Я полагаю, большинство молодых женщин в наше время сочли бы такое существование невыносимым, — согласился губернатор.

— Я читал, что распространение христианства и уровень образования на Цейлоне выше, чем во всех остальных восточных колониях.

— Я думаю, вы правы, — ответил сэр Артур. — Согласно последней переписи у нас 220 тысяч католиков, 50 тысяч протестантов и около двух миллионов буддистов!

Он сделал паузу и добавил с лукавым блеском в глазах:

— Кроме того, есть 1532 исполнителя ритуальных танцев, 121 заклинатель змей, 640 музыкантов, играющих на тамтаме, и пять тысяч факиров и юродивых! Лорд Хокстон рассмеялся:

— Довольно любопытная смесь!

Однако они не смогли продолжить разговор, так как коляска остановилась у ворот Квинз-Хауса.

После ленча лорд Хокстон разыскал секретаря губернатора, немолодого уже человека, который всю свою жизнь прожил в Коломбо. Он служил многим предшественникам нынешнего губернатора, которые весьма ценили его умение всегда быть в курсе всех местных дел.

— Я хотел бы услышать все, что вам известно о викарии церкви Святого Петра, — сказал лорд Хокстон.

— Зовут его Рэдфорд, — ответил секретарь. — Он живет в Коломбо уже двадцать два года, здесь же и женился. Он абсолютно убежден, что все обитатели Квинз-Хауса — легкомысленные, бесчувственные люди, которые не желают помочь ему в его страстном стремлении очистить город от греха и порока.

— Ему следовало бы сравнить Коломбо с некоторыми другими портовыми городами, — сухо заметил лорд Хокстон. — Он будет чрезвычайно удивлен, когда обнаружит, что жители Коломбо отличаются почти образцовым поведением, на мой взгляд, во всяком случае.

— Я бы не стал утверждать это столь категорично, милорд, но я нахожу, что наши горожане в целом достаточно благовоспитанны.

— Я всегда был в этом убежден, . — сказал лорд Хокстон. — А теперь расскажите мне о миссис Рэдфорд.

— Она была очаровательной леди, — ответил секретарь. — Единственной, кому удавалось пробудить в нашем викарии человеческие чувства. Она родилась и выросла в Англии, а ее отец работал в Кью-Гарденз 5. Она сопровождала его, когда он приехал сюда по приглашению губернатора, чтобы дать консультации по поводу некоторых культур, способных прижиться в здешнем климате. Она встретилась с викарием — в то время он был помощником приходского священника — и влюбилась в него. — Секретарь немного помолчал, а потом добавил:

— Когда я впервые познакомился с Рэдфордом, он был очень привлекательным молодым человеком, но уже тогда исполненным пророческого рвения, которое, как я всегда полагал, очень трудно переносить в семейной жизни.

— И у них родилось шесть дочерей? — Викарий всегда болезненно переживал, что у него нет сына, — пояснил секретарь. — После того, как родились мисс Доминика и мисс Фейт, он назвал третью дочь Хоуп, но, к несчастью, за ней появились на свет одна за другой еще три девочки — мисс Черити, мисс Грейс и мисс Пруденс.

— Бог мой! — воскликнул лорд Хокстон. — Надо же было наградить бедных девушек такими именами! 6.

— Доминике посчастливилось, — продолжал секретарь. — Она родилась в воскресение, что и определило выбор имени 7, но остальным не повезло, и они очень страдают от этого, бедняжки.

— Могу себе представить, — заметил лорд Хокстон.

— Они все очень хорошие девушки, — сказал секретарь. — Моя жена самого высокого мнения о них. Время от времени им позволяют навещать мою дочь — она инвалид, а больше они почти нигде не бывают, потому что их отец не поощряет светских развлечений.

— Я хотел бы нанести визит викарию, — сказал лорд Хокстон. — Могу я сослаться на вас в качестве рекомендации? Секретарь улыбнулся:

— Сошлитесь лучше на губернатора, милорд. Несмотря на все его заявления, викарий испытывает большое уважение к его превосходительству.

— Непременно последую вашему совету, — ответил лорд Хокстон.

Он отправился в дом викария к четырем часам дня, полагая, что с точки зрения светского этикета это самое удобное время для визита. Кроме того, в перерыве между службами легче всего было застать викария дома.

Дверь открыла одна из дочерей, которой на вид было лет четырнадцать. Лорд Хокстон решил, что это Черити.

Она посмотрела на него с изумлением, а когда он сказал, что хотел бы поговорить с ее отцом, застенчиво пригласила его войти в дом и отправилась на поиски викария.

Лорд Хокстон осмотрелся, обратив внимание, что комната была обставлена бедно, но с большим вкусом. Портьеры были искусно сшиты из материала, который, должно быть, стоил всею несколько пенсов за ярд, но их цвет, казалось, вобрал в себя всю синеву морской воды.