Нежный холод - Тамаки Марико. Страница 24

Этой девушке было лет двадцать с хвостиком, жила она на этаж ниже Маквитера. Тодд ее совсем не помнил. Он внимательно разглядывал ее, пока она говорила с детективами. Девушка была высокой, пышные рыжие волосы были собраны под огромной вязаной шапкой. Она сказала, что зашла в здание вместе с Тоддом. Он показался ей явно чем-то обеспокоенным.

— Может, и не обеспокоенным. — Девушка закусила губу. — А расстроенным.

— Он плакал? — уточнил Дэниелс.

— Да нет, просто нервничал, — ответила она. — Как будто у него на носу экзамены были или что-то типа того. Извините, что раньше не позвонила, просто я думала, что вам уже все рассказали. А еще я просто терпеть не могу копов.

Девушка хмуро посмотрела на Гриви, а та в ответ одарила ее улыбкой.

Наверное, Гриви улыбалась потому, что девушка назвала точную дату: она видела Тодда ночью 20 января. Это было накануне ее дня рождения, поэтому она не могла перепутать.

Через несколько дней пришли результаты дактилоскопической экспертизы. Это был полный успех для Гриви. Обнаружили несколько небольших следов в гостиной и отпечаток большого пальца Тодда на дверном косяке.

«Нормальный такой, жирный отпечаток», — описал его эксперт, лично принесший результаты в участок. Тощий паренек с нормальным, жирным отпечатком.

Гриви сияла, перечитывая отчет. Такой широкой улыбки Тодд у нее еще не видел. Он впервые обратил внимание, какие у нее ослепительно-белые зубы, что было очень неожиданно, учитывая, что дымила она как паровоз.

Но бывает так, что не всегда все сходится, как уже заметил призрак Тодда. В тот вечер после работы Гриви потащила Дэниелса в бар «Лиса и барсук». Это был замызганный бар, кругом на красных виниловых стульях сидели копы, потягивающие пиво. Гриви тоже взяла пиво, Дэниелс — виски. Поначалу они пили в полной тишине. Гриви крутила на столе сигаретную пачку.

— Этого достаточно, ведь так? — Она еще раз крутанула пачку и потянулась за пивом.

— Может быть, — пробубнил Дэниелс в стакан.

Гриви вскинула руку, чуть не задев проходившего мимо парня.

— Дэниелс! Отпечатки Тодда по всей квартире. Даже в ванной! — Она ударила ладонью по столу. — Он был там в ночь, когда умер. Ты говорил, что у Маквитера все шито-крыто, но это не так. Маквитер нам врал!

— Да, я понял. — Дэниелс проверил телефон. Его парень прислал эсэмэску со списком продуктов.

Тодд заметил, что в нем в основном превалировало вино.

После бара Дэниелс на такси отправился в свою гейскую квартиру. В отличие от квартиры Маквитера, шторы и ковры здесь были серыми. Парень Дэниелса готовил на кухне пирог. На нем были только трусы и розовая футболка с пандой.

— Ешь пироги, долой штаны! — радостно пританцовывая, поприветствовал он Дэниелса.

Тодду показалось, что бойфренд Дэниелса слегка глуповат. И у него были явно проблемы со вкусом, потому что, будь воля Тодда, он бы все завесил разноцветными шторами и коврами. Но парень сумел вызвать у Дэниелса улыбку.

Дэниелс зашел в кухню, обнял своего парня, и они долго стояли в обнимку. Парень был ниже Дэниелса, поэтому опустил голову ему на грудь. Длинные руки детектива полностью обхватывали его.

— Что стряслось? — прошептал молодой человек, уткнувшись в рубашку Дэниелса. — Ужасный день? Ужасный мир вокруг?

— Что-то вроде этого, — ответил Дэниелс и поцеловал своего парня прямо там, в кухне, под аккомпанемент дурацкой танцевальной музыки.

Тодд почувствовал, как что-то внутри него дало трещину, когда он увидел этот поцелуй. Что-то беспрецедентное для призрака, который большую часть времени был напрочь лишен чувств.

Если бы призраки умели сожалеть, то он бы пожалел об одном (помимо собственной смерти): что он умер, так ни разу и не поцеловав любимого.

Конечно, это не значило, что Тодд никогда ни с кем не целовался (были два парня: с одним — с языком, с другим — без — и девчонка, которую звали Мэриголд, но она, если честно, сама поцеловала его, когда они были в летнем лагере). И это не значило, что Тодд никогда никого не любил.

При жизни он познал любовь к маме и папе (это было странно и сложно, любить кого-то, кого ты никогда не знал). Он любил своих теть. Любил бабушку по материнской линии, а по папиной — нет.

А еще он умер влюбленным, но об этом, наверное, знал лишь один человек.

И это был настоящий секрет, который Тодд держал максимально близко к сердцу под спудом ледяного молчания, пока сам не обратился в лед.

Возможно, существует какой-то отдельный вид призраков, которые умерли с любовным трепетом в груди, похожим на трепыхание бабочки в клетке.

Джорджия. Двое едят панкейки

Шел снег.

Он начался утром. В окно сыпались мелкие шероховатые хлопья, больше похожие на сахар.

К третьему уроку, а это был урок французского, снег валил уже по-настоящему. Мы в это время описывали по-французски, что ели на завтрак.

— Je mange rien^[7], — сказала Кэрри, — лё завтрак лё полный отстой.

— Не думаю, что «полный отстой» — это по-французски, — ответила я.

Кэрри нарисовала гигантскую рожицу с открытым гигантским ртом. Над рожицей зависла чашка кофе.

— А ты что ела?

— Крепсы, — сказала я.

— Ты ела крепсы? — Кэрри выглядела ошарашенной.

— Крепсы — это панкейки по-французски. Так что я ела панкейки.

Панкейки испек отец. Папа с мамой по очереди оставались на весь день дома, чтобы присматривать за Марком, который сейчас был под «домашним арестом». У него забрали телевизор и смартфон. Так что большую часть времени он читал. Во всяком случае, я так думаю. Хотя кто знает, чем он на самом деле занимался в своей комнате.

Панкейки были призваны немного разрядить обстановку, но, как и любой жест, направленный на то, чтобы что-то наладить, он только все ухудшил. Нет, серьезно, когда еще папа вот так запросто пек панкейки, а потом мы все вместе усаживались за столом позавтракать, а он сидел во главе и читал газету? В воскресенье? Когда мне было шесть? Вообще никогда?

— Ой, я тоже напишу про крепсы. — Кэрри потрясла ручку, чтобы та снова начала писать. — Мы обе ели крепсы.

Вверху страницы она нарисовала еще один рот — мой, кусающий огромный панкейк, который красовался теперь посреди страницы.

Carrie et Georgia mangez les crêpes^[8].

После уроков Кэрри подошла к моему шкафчику. В нем так и лежал пакет с деньгами, но я не стала его трогать и просто забрала из шкафчика куртку.

— Куда пойдем? — спросила Кэрри.

— Я хотела в парк, — ответила я.

Кэрри нахмурилась:

— В парк? В какой парк?

— Где нашли тело Тодда Майера.

Кэрри сделала шаг назад.

— Зачем это?

Причины у меня не было.

— Я могу сходить одна, — бросила я.

— Да нет, все в порядке. — Кэрри направилась к выходу. — Давай сходим в парк.

Снег стоял стеной. К дороге прилипали мокрые хлопья, превращая асфальт в трясину, которая с каждым шагом засасывала все сильнее. Но как только мы свернули с главной дороги на небольшую жилую улочку, ведущую к парку, снег утих. Он мягко укутал все вокруг, и любой вздох, любой шорох теперь звучали очень глухо.

Парк пустовал. На снегу была всего одна дорожка собачьих следов, похожая на застежку-молнию. Даже деревья в снегу стояли будто нарисованные.

Я не могла припомнить, где была натянута полицейская лента, когда нашли Тодда. Но даже если бы и помнила, вряд ли сейчас могла бы что-то рассмотреть.

Как будто все стерли ластиком.

— Итак, — тихонько сказала Кэрри. — Мы тут.

Вчера по обвинению в убийстве Тодда арестовали учителя из Олбрайт. Об этом говорили по местным новостям. Двое полицейских вели под руки к машине человека, лицо которого было замотано свитером. За ними бежали репортеры. Мужчина был одет в футболку с Бэтт Мидлер, и это было странно, ведь на улице стоял лютый мороз.