Крейг Кеннеди, профессор–детектив - Рив Артур Бенджамин. Страница 26

Кеннеди остановил машину у аптеки через несколько кварталов и попросил телефонный справочник. Вскоре он нашел раздел «Химики», и его палец застыл напротив одного имени – «Генри Пуассон, электротермические установки, Уиль­ямс-стрит».

– Завтра утром я поговорю с ним. А сейчас – к доктору.

Доктор Торнтон был превосходным примером врача для богатых – изысканный, спокойный и обходительный. Как я говорил, с ним уже увиделся один из подчиненных Эндрюса, но их разговор ни к чему не привел. Однако с тех пор доктор явно прокрутил ситуацию в голове еще раз и теперь переменил мнение. Сейчас его манеры стали подчеркнуто любезны. Закрыв двери, он стал расхаживать по своему кабинету.

– Мистер Эндрюс, я сомневаюсь, кому лучше рассказать – вам или коронеру. Это профессиональный секрет, врачебная тайна, которую доктора обязаны соблюдать. Такова профессиональная этика. Но в подобных случаях, когда дело затрагивает интересы общественного правопорядка, врач должен заговорить.

Он сделал паузу и взглянул на нас.

– Не скрою – мне не нравится публичность, которая поя­ви­лась бы, если бы я что-либо рассказал коронеру.

– Точно, – заявил Эндрюс. – Я отлично понимаю вашу позицию. Остальным вашим пациентам было бы неприятно увидеть, что вы оказались вмешаны в скандал, да и вам самим не хотелось бы, чтобы они увидели, что вы вовлечены в него, ведь все это попадет в газеты.

Доктор Торнтон бросил на Эндрюса быстрый взгляд, словно желая узнать, насколько много знает или подозревает его посетитель.

Эндрюс вынул из кармана бумагу.

– Это копия свидетельства о смерти, – ее нам предоставил Департамент здравоохранения. Врачи из нашей страховой компании говорят, что такая неопределенность диагноза довольно необычна. Мне кажется, что одного только нашего слова будет достаточно для того, чтобы привлечь к этому внимание определенных людей. Но, доктор, в том-то и дело. Мы так же, как и вы, вовсе не желаем огласки. Мы смогли бы добиться эксгумации тела мистера Моровича, но я предпочитаю получить необходимые факты, не прибегая к столь крайним мерам.

– Из этого не выйдет ничего хорошего, – торопливо вставил доктор. – И если вы защитите меня от огласки, я расскажу почему.

Эндрюс кивнул, но свидетельство он продолжал держать на виду, постоянно напоминая доктору о нем.

– В этом документе причиной смерти я указал отек легких вследствие острого приступа пневмонии. В значительной степени это верно. Когда меня вызвали к мистеру Моровичу, я застал его в полубессознательном состоянии, он едва дышал. Миссис Морович сказала мне, что какой-то человек подобрал его на Уильямс-стрит и привез домой на такси. Честно говоря, сначала я подумал, что он стал жертвой алкоголя, так как иногда, заключая выгодную сделку, мистер Морович позволял себе вольности. Я присмотрелся к его дыханию – оно было очень слабым. От него исходил тошнотворно-сладкий запах, но в то время я не придал этому значения. Я послушал его легкие при помощи стетоскопа. Конгестия была очень заметна, и в качестве рабочего диагноза я поставил пневмонию. Действовать нужно было быстро и смело. Я тут же послал за баллоном кислорода из госпиталя.

За это время я успел подумать о запахе, и мне пришло в голову, что это могло быть отравлением. Как только прибыл кислород, я тут же применил его. Институт Рокфеллера как раз недавно опубликовал отчет об экспериментах с новым противоядием от различных ядов – его суть заключалась в новом методе проведения принудительного искусственного дыхания, яд таким образом окислялся и выводился из организма. В любом случае, будь это пневмония или отравление, данная стратегия лечения была в тот момент наилучшей. Я дал ему немного стрихнина, чтобы тонизировать работу его сердца. Послали за сиделкой, но она еще не успела прийти, как ко мне прибежал посыльный с сообщением о внезапной болезни миссис Морей, жены сталелитейного магната. Поскольку до дома Мореев всего полквартала, я покинул мистера Моровича, оставив его жене ясные инструкции о том, что делать.

Я собирался тут же вернуться, но не успел – к моему приходу мистер Морович был уже мертв. Теперь я думаю, что рассказал вам все. Понимаете, это было всего лишь подозрение, и едва ли стоило подымать из-за него шум. Как видите, я выписал свидетельство о смерти. Наверное, на том бы все и закончилось, если бы не известия о том странном ограблении. Они заставили меня думать об этом снова. А теперь я рад, что смог избавиться от этого гнетущего чувства. Я много думал об этом с тех пор, как ваш человек приходил ко мне.

– А какую же причину запаха вы подозревали? – спросил Кеннеди.

– Ну, это всего лишь подозрения, – замешкал доктор. – Цианид калия или цианистый газ, и тот и другой могли дать такой запах.

– Будь вы уверены в этом, лечение было бы точно таким же?

– Точно таким же – в соответствии с рокфеллеровской статьей.

– Это мог быть суицид? – спросил Эндрюс.

– Думаю, для него не было мотива, – ответил доктор.

– Но в доме Моровичей был такой яд?

– Я знаю, что они очень интересовались фотографией. Цианид калия используется в фотографировании.

– Кто интересовался фотографией, мистер или миссис Морович?

– Оба.

– Она тоже?

– Как он, так и она. Вместе, – торопливо повторил доктор. Было ясно, к чему клонит Эндрюс, но точно так же было ясно, что врач боялся сказать лишнее или быть неправильно понятым.

Кеннеди несколько минут молча сидел и обдумывал услы­шанное. Полностью проигнорировав Эндрюса, он спросил:

– Доктор, допустим, причиной закупорки легких был цианистый газ, и допустим, что его количества было недостаточно, чтобы убить сразу. Вы считаете, что мистер Морович был достаточно слаб, чтобы умереть от скопления газа даже после того, как от газа и следа не осталось?

– Именно это я и хотел сказать.

– Могу ли я спросить, говорил ли он в своем полубессознательном состоянии что-либо такое, что могло стать ключом к разгадке случившегося?

– Говорил он бессвязно и сбивчиво. Насколько я помню, он считал себя миллионером и даже миллиардером. Он говорил о бриллиантах, бриллиантах и еще раз о бриллиантах. Он словно ощупывал их, гладил их, а один раз мне показалось, что он хочет послать за мистером Коэном, чтобы что-то сообщить ему. «Я могу производить их, Коэн, самые прекрасные, самые крупные, самые чистые, я могу производить их!»

Кеннеди заинтересованно слушал.

– Знаете, – продолжал доктор, – отравление цианидом может вызывать самые странные галлюцинации. Но бред, вызванный пневмонией, способен на то же самое.

Судя по поведению Кеннеди, я понял, что впервые с начала расследования перед ним забрезжил лучик света. Мы собрались уходить, и доктор пожал нам руки. Последние слова он сказал с облегчением:

– Джентльмены, у меня словно груз с души упал.

Прощаясь, Кеннеди обратился к Эндрюсу:

– Помните, что вы пообещали, когда я взялся за дело?

Эндрюс кивнул.

– Тогда ничего не предпринимайте, пока я не скажу вам. Наблюдайте за миссис Морович и мистером Коэном, но так, чтобы они не заметили, что вы в чем-то их подозреваете. Позвольте мне разобраться с уликой о Пуассоне. Другими словами, передайте это дело полностью в мои руки. Давайте мне знать обо всех новых фактах, которые могут выясниться, а завтра я позвоню вам, и мы определимся с нашим следующим шагом. Доброй ночи. Хочу поблагодарить вас за это дело. Думаю, мы все удивимся тому, как оно завершится.

Моя очередная встреча с Кеннеди состоялась только под вечер следующего дня. Он был в своей лаборатории и аккуратно наматывал две платиновые проволоки на фарфоровую деталь, а также намазывал на нее черное, стеклообразное зернистое вещество. Я заметил, что он старался поддерживать равное расстояние между двумя проводами по всей длине фарфоровой детали, так что я ничего не сказал, дабы не отвлечь его, хотя у меня на языке вертелось множество вопросов о ходе расследования.