Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри. Страница 15

Приступ удушья сходит на «нет», и Верещагина продолжает:

– Ладно, не буду смущать тебя неудобными вопросами, а то ты уже красная, как помидор, – она стягивает капюшон куртки, и демонстрируют огненное каре. Хвастается, знаю. – Так что случилось сегодня? Это Звягин довел тебя?

– Да. Он и моя мать.

Чертики в глазах девушки тут же прилипли к экрану.

– Что они сделали?

– Ничего физического, к счастью, – невесело усмехаюсь я, зная наперед, что следующее признание покоробит нас обеих. – Мама рассказала ему про Дениса, а если точнее, о последствиях нашего расставания.

Верещагина тут же мрачнеет и тянется за следующей сигаретой. Впрочем, я ожидала более яркую реакцию. Клоки вырванных волос, например.

– Мама рассказала ему все, даже про тот день, когда нашла меня. Она рассказала это незнакомому человеку, понимаешь? Все подробности.

Света натягивает полуулыбку и бормочем с фильтром в губах:

– Вот видишь, Тарасова, нельзя на чужом несчастье счастья построить. Это тебе за прошлые грехи воздается. И, мне тебя не жаль.

Ох, я могла поставить целое сбережение на то, что она произнесет именно эту фразу. Все никак не может смириться, что старшеклассник Денис вместо эффектной нее, выбрал лохматую замухрышку.

– Да когда же ты перестанешь винить меня в вашем расставании? – не выдерживаю я. – Боже, ведь вы даже не встречались! Не было здесь никакого предательства, пойми ты уже!

Но Света не думает сдаваться.

– Ты знала о моих чувствах!

– Точно такие же чувства ты испытывала сразу к троим!

– Это уже не твое дело!

Не мое? Так почему я страдаю? Где, мать его, спички?

– Ты эгоистка, Верещагина! – констатирую я. – Всегда ей была и будешь!

– Лучше уж так, чем не уважать себя!

– Дура!

– Крыса!

Я решаю замолчать первой. Бессмысленно доказывать свою правоту, когда ее попросту не слышать или не хотят слышать. Денис был тем, кто разрушил нашу дружбу. Денис был тем, кто разрушил мою самооценку. Денис остается тем, кто продолжает рушить мою жизнь. Интересно, у него есть спички?

– Ответь мне на один вопрос, – уже спокойней говорит Света. – Вы спали?

– Зачем тебе это? – фыркаю я.

– Отвечай.

– Ответ тебе не понравиться.

– Тарас! – давит она.

– Да.

Достижение так себе, но врать бессмысленно. Я любила. Любила всем своим глупым сердцем. Была готова пойти на многое ради этих отношений, а Денис сломался перед первой же юбкой. Я не могу его винить, ведь юбка была что надо. Ее родители пообещали Денису место в зарубежном колледже, и он бы здорово сглупил, если бы отказался. Я не могу его винить, но продолжаю думать о спичках.

– Что ж, – Верещагина дергает плечом и тушит сигарету о крышку мусоропровода, – теперь я хотя бы знаю, что все было не зря.

Серьезно? И почему в наше время девственность нечто позорное? Я бы много отдала, чтобы повернуть время вспять и не дарить себя куску дерьма с ослепительной улыбкой. Да, обложка была потрясная, но внутри дерьма столько, что и представить трудно. Такие парни под стать девушкам с искусственной внешностью. Вот она сбежала поутру, а ты просыпаешься с копной белоснежных волос на подушке и не решаешься зайти ванну, в страхе увидеть подстриженный труп. А вот и я, дотронулась до чего не следовало, и теперь этот дерьмовый шлейф преследует меня повсюду.

Избавьте меня от этой вони. Зажгите гребаную спичку.

– Ладно, проехали, – говорит Света, перед тем как уйти. – Кстати, на следующей неделе, мои родители уезжают на дачу. Ко мне придет весь класс. Если хочешь, ты тоже можешь прийти.

Я не верю собственным ушам.

– Не думаю, что ты говоришь это искренне.

– Возможно, – признается она. – Но дело не во мне. Твое положение в школе, мягко сказать, поганое.

– Подсказать, кто тому виной? – поморгала я.

– Опустим. Так вот, я дарю тебе возможность исправить это. Тебе решать, Варя. Я не настаиваю.

– А я подумаю.

На самом деле я не собиралась принимать ее предложение. Какой в этом смысл? Прыгать с бубном перед теми, кто социально низок – полный маразм. Если бы я зависела от чужого мнения, то уже давным-давно нашла подход к Светлане и носила откровенные боди, что так хвалит моя мать. Но, по правде говоря, я была удивлена ее жестом. Это как белый флаг во время кровавой войны.

– Родителям от меня «привет», – кинула Света, поднимаясь по лестнице. – Аришке по шишке.

Старая шутка, как лед за шиворот.

– Я не передам ей этого, – отвечаю я. – Ты ведь знаешь, она попросится.

Остановившись, Верещагина взглянула на меня через плечо.

– Это только наши взаимоотношения, Тарас. Ребенок здесь не причем. Если она пожелает, то всегда может прийти ко мне.

На этом она ушла, а еще около пятнадцати минут протирала дверь, не решаясь зайти в квартиру.

Уже неделя прошла с тех пор, как кто-нибудь в доме говорил со мной о чем-то, кроме успеваемости и банального «как дела?». Конфликт не был исчерпан, его спрятали в огромной коробке недоразумений и присыпали мелками обидами, словно пенопластом. Отлично. Это действительно очень хорошо, потому что проблемы в нашей семье не решаемы в априори. Нам легче научится обходится без воздуха, чем прийти к какому-либо компромиссу. Моей маме проще ослепнуть, чем признать свою ошибку. Мне же легче полоснуть лезвием по вене, чем отстоять свою личность. Они не слышат меня. Не хотят слышать. Что ж, мне же легче.

В школе все осталось по-старому, и когда я говорю об этом, то подразумеваю отсутствие каких-либо «новичков». Недельное отсутствие. Когда я утрачу веру в свою адекватность, то решу, что Звягин – это то мимолетное виденье, о котором писал Пушкин. Тот злой гений, что рассеял прежние мечты. А пока я с нетерпением жду начала урока, потому что до его начала бесконечные двадцать минут.

– Здравствуй, Варя, – приветствует Мария, усаживаясь за учительский стол. Сегодня она выглядит хуже прежнего. Следы недельной бессонницы и тонны выпитого дешевого вина – налицо. Я не виню ее, ведь каждый переживает расставание по-своему. Кто-то обзаводится пагубными привычками, кто-то хоронит себя в чугунной ванне. Кто на что горазд.

– Доброе утро.

– Ты не знаешь, почему Витя снова отсутствует?

Чирк. Чирк. Да сгорите же все вы разом.

– Нет, – натянуто улыбаюсь я. – Понятия не имею. Может, он заболел? Псориаз? Насморк? Грипп? Простатит? Есть масса болезней, которые ему свойственны. Диарея, к примеру. Последнее время он жаловался на рези в животе.

Вскинув бровями, Мария Анатольевна возвращается к журналу.

Надеюсь, это когда-нибудь прекратится. Все перестанут спрашивать меня о нем и вообще как-то связывать. Я ничего о нем не знаю. Он совершенно чужой человек для меня. Тень. Призрак. Белоснежный плакат с громадным знаком «вопрос».

– Привет, Тарас, это тебе.

На мои учебники ставится красивый бумажный пакет.

– Что это? – спрашиваю я Свету.

– Посмотри и узнаешь.

Заглянув внутрь, я вижу комок бордовой ткани. Копаюсь дальше – замечаю лямки, узоры и кружева. Платье. Шикарное сексапильное платью, твою мать.

– Оно мне маленькое, – поясняет Верещагина. – Выкинуть жалко. Если ты все-таки откажешься прийти на мое мероприятие, то можешь оставить его себе.

– Спасибо, – единственное, что пробубнила я, прежде чем зазвенел звонок.

Если бы можно было сейчас изобразить свое изумление, я бы нарисовала атомный взрыв. Неужели, Света станет первой, кто смог услышать меня и забыть обиды? Поразительно. С ней явно что-то не так. Приболела? Грипп?

Я знаю что такое обиды, и как нелегко с ними бороться. Это как кисло-сладкая жвачка. Ты жуешь ее, жуешь, до боли в челюсти, в какой-то момент она теряет свой вкус, но проглотить все равно не решаешься. И если я уже давно заработала на этом язву и склейку кишечника, то Света явно следит за питанием.

Я думала над этим. Долго думала. Даже когда вернулась домой и крутилась перед зеркалом в потрясном платье. Я думала об этом так навязчиво, что предварительно проверила изделие на предмет порчи. К моему удивлению, ни булавок, не крысьих хвостов, да и на вкус не соленое – платье, как платье и пахнет приятно. А вот я могла бы сойти за ведьму, в хорошем смысле, если бы показалась в нем на улице.