Наперегонки с темнотой (СИ) - Шабанова Рина. Страница 83

— Да иди ты к черту! — вскричал я, но разглядев выражение его лица, недоверчиво прошептал: — Ты серьезно?

— Ну а как ты хотел? Здесь у каждого третьего вши, Уилсон. Сам видишь, в каких условиях мы живем. — Проведя ладонью по короткому ежику своих светлых волос, он усмехнулся: — Так что придется состричь твои патлы.

Я с отвращением запустил пальцы обеих рук в волосы и принялся судорожно их ощупывать, будто надеялся таким образом обнаружить поселившихся там микроскопических тварей. А ведь голова у меня чесалась уже дней пять, но принимая этот зуд за отсутствие нормальной гигиены, я даже не придавал ему значения. Взглянув исподлобья на ухмыляющегося Митчелла, я прохрипел:

— Кончай ржать! Тащи лучше свою машинку для стрижки!

— Остынь, Уилсон. Сейчас ночь, всю станцию перебудим. Жди до утра.

— Да плевать я хотел на всех! Если проснутся, значит и их обреем! Вши, мать твою!

На мои вопли прибежали дежурившие у соседнего туннеля Моррис и парень по фамилии Вуд. Узнав в чем дело, они присоединились к уже не скрываясь хохотавшему надо мной Митчеллу. Так же как он, эти двое принялись убеждать меня дожидаться утра, но обоих я послал к дьяволу и заставил-таки Митчелла принести машинку для стрижки волос.

В ту же ночь он остриг меня под ноль. Бороду я сбрил сам.

На следующий день все мужчины на станции лишились волос. Находились те, кто отваживался сопротивляться, но с зажатой в кулаке жужжащей машинкой, я, точно маньяк с топором, преследовал их до тех пор, пока череп каждого не засверкал гладко выбритой лысиной. С женщинами было сложнее. Их я не мог заставить полностью состричь волосы, однако некоторые из них самостоятельно пошли на радикальный шаг.

С Робом только вышла накладка. Когда я подобрался к нему, стричься он отказался наотрез. Я уговаривал его, убеждал, даже пробовал остричь насильно и остановился лишь после того, как он заявил:

— Айлин не понравится, если я останусь без волос. Она очень расстроится, когда увидит меня лысым.

Услышав эти слова, я застыл на месте, точно контуженный мощной звуковой волной. До меня не сразу дошло, что он говорит всерьез. Безвольно опустив руки, я стоял перед ним и как тупоголовый болван все просил повторить сказанное. Роб не шутил.

Так я узнал, что в его воспаленном сознании Айлин жива и находится где-то рядом. Как поставленный на повтор автоответчик, он твердил, что она ненадолго ушла, но совсем скоро вернется и увидев его, будет не на шутку огорчена, а я слушал и не верил ушам. Все прояснила Терри.

— Я думала ты знаешь, — подойдя к нам, сказала она. — Он уже несколько дней о ней говорит. Постоянно мне рассказывает, что она пошла по делам и вернется через пару часов. — Выдавив на лице улыбку, она попросила: — Не нужно говорить ему правду, пап. Наверное, так для него лучше. Давай я попробую его убедить.

Не знаю, какие доводы использовала Терри, но ей удалось уговорить его сдаться. Остриженный наголо, Роб еще сильнее стал походить на отринувшего все земное безумца. Хотя теперь он и был безумцем.

Когда три месяца назад я уезжал на юг, мне казалось, что хуже быть уже не может. Теперь я знал — оставить свой дом, привычную жизнь и двинуться в неизвестность не самое страшное, что могло со мной произойти. За прошедшие пару недель я осознал, что может быть жизнь в кишащем паразитами подземелье, голод, отсутствие элементарных удобств, стылый холод ночей и умственное помешательство лучшего друга.

Каждый мой день стал суровым испытанием на прочность, а жизнь, словно в насмешку, ежеминутно спрашивала: «Интересно, что еще ты сможешь выдержать, Джон Уилсон?» И порой я начинал думать, будто приблизился к пределу своих возможностей, но всякий раз, как у меня опускались руки, обнаруживал, что во мне еще есть силы сопротивляться неизбежному.

Между тем, пока мы всеми способами пытались выжить, перерывая город в поисках убежища и пропитания, обстановка в мире становилась все критичнее. События развивались с такой быстротой, что мы не поспевали переварить одну страшную новость, как за ней следовала другая.

Так, на днях стало достоверно известно, что инфицированные твари проникли не только на территории прилегающих стран. По дошедшим к нам сведениям, ублюдки заполонили почти весь материк, перебрались на соседний и теперь неуклонно продвигались к его центру. Более того, несколько случаев заражения зафиксировали и за океаном. Случаи эти исчислялись пока единицами, но их хватило, чтобы паника обуяла весь мир.

Правительственные верхушки большинства государств наконец признали, что угроза крайне серьезна и всему человечеству необходимо либо объединиться, либо погибнуть. Проводились широкомасштабные переговоры, саммиты, брифинги, пресс-конференции, но по большому счету все, что эти кретины делали — впустую трепали языками, несли вздор и оспаривали многочисленные инициативы друга друга. Сообразив, что от властей никакого толку, люди по всему миру принялись самостоятельно сбиваться в организованные группы и, готовясь дать отпор, строили оборонительные сооружения, рыли подвалы и бункеры.

Из-за того, что связь по-прежнему отсутствовала, новости к нам доходили обрывочно и с большим опозданием. Мы уже не надеялись, что когда-либо она восстановится, а потому интернет и телевидение нам заменил радиоприемник. В рождественскую ночь из него мы узнали, что те места, где мы пересидели два относительно спокойных месяца, твари опустошили всего за десять дней.

Сразу после нашего отъезда на юге начались массовые случаи заражения, что погнало жителей в разные стороны. Большая их часть двинулась к восточному побережью, остальная территория страны была разрублена на куски. С севера и центральных регионов вестей не доносилось совсем, лишь из последних сил держался запад, но и там уже почти все опустело.

Так же стало известно, что зараженные совершили массированные и как будто четко спланированные нападения еще на несколько слабо укрепленных лагерей. Те, кому удалось оттуда спастись, тоже бежали в нашем направлении. Неделю назад военные попытались было перекрыть город, однако очень скоро перестали справляться с наплывом спасающихся беспорядочным бегством людей.

Таким образом кольцо паники смыкалось все крепче и теперь даже безопасность в лагере стояла под вопросом. Отныне угрозу представляли не только зараженные — в любой момент разъяренные, обезумевшие от страха и голода люди могли предпринять штурм и все догадывались, что в этом случае прольется немало крови. До недавнего времени я считал, что жизнь в подземелье — это крайняя точка, но к концу декабря у меня не осталось сомнений, что худшее ждет впереди.

Помимо всех этих трагических событий, была еще одна вещь, что не давала мне покоя. Я по-прежнему ничего не знал о Марте и предполагал, что вряд ли когда-нибудь узнаю. Возможно, позже, когда все закончится, можно будет сделать попытку ее разыскать, но уже сейчас я знал — это лишь иллюзия. Я еще говорил себе, что когда-то все прекратится просто для того, чтобы оставались причины двигаться вперед.

Терри была единственной, кто не вызывал моего беспокойства. В первые дни на станции она, как и каждый, кто сюда попадал, чувствовала себя обескураженной и подавленной, но затем быстро освоилась. Вокруг нее находилось множество других детей, поэтому скучать ей не приходилось. Влившись в общую компанию, она в целом неплохо проводила время. По крайней мере, так мне виделось со стороны.

Прежде чем отыскать подходящее убежище, мы провели в метро девятнадцать дней. Отчаявшись найти что-либо в пределах города, мы решили попытать счастья в опустевших пригородах и спустя два дня поисков набрели на заброшенный дом. Когда Митчелл, Эдвардс и я обнаружили его за северными рубежами города, поначалу не могли поверить в наконец-то улыбнувшуюся нам удачу. Дважды обойдя его кругом, но так и не встретив никого из живых, мы несмело прошли внутрь.

— Черт бы меня побрал, если это не то, что нам нужно, Митч! — стоя посреди заваленного стройматериалами холла, воскликнул Эдвардс. — Ты только взгляни! Тут можно разместить весь наш гребаный цыганский табор.