Любовь в отеле «Ритц» - Картленд Барбара. Страница 22

Подали заказанные блюда, и хотя они оказались восхитительно приготовлены, Вильма едва ли ощущала их вкус.

Все, что она действительно воспринимала, были серые глаза маркиза, смотревшие на нее с любовью.

Ей хотелось запомнить каждое обращенное к ней слово и навсегда сохранить их в душе, как бесценный дар.

Когда ужин был почти завершен и им подали кофе и коньяк для маркиза, он сказал:

— Я хочу поговорить с вами очень серьезно, дорогая моя.

Вильма подняла глаза, и он продолжил:

— На случай, если сегодня вечером со мной произойдет нечто неблагоприятное, я составил завещание, которое было засвидетельствовано Цезарем Ритцем и моим камердинером. Согласно этому документу, вы получаете значительную сумму…

Вильма даже вскрикнула.

— Вы не должны говорить подобных вещей! Как вы можете вообразить, пусть даже на мгновение, что вы… будете., вы — погибнете?

— Мы должны отдавать себе отчет в этом, — ответил маркиз. — Всякое может случиться, и мне невыносимо думать, что если это произойдет, то вам, моя любимая, придется зарабатывать себе на жизнь или, того хуже, оказаться в положении, когда придется принять деньги от человека подобного графу.

Вильма смотрела на него, не понимая.

Тогда он произнес изменившимся голосом:

— Я люблю вас! Я люблю вас больше, чем когда-либо в жизни любил кого бы то ни было! Но я не могу жениться на вас!

Вильма затаила дыхание.

Она никогда бы не подумала, никогда не смогла бы даже представить себе, что он будет говорить нечто подобное.

— Мне очень хочется, больше всего на свете хочется назвать вас своей женой, — продолжал он, — и один Бог знает, как я желаю, чтобы вы были со мной сейчас и навсегда, — но это невозможно!

Вильма все еще не могла произнести ни слова, лишь взглянула на него, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.

— Я прибыл в Париж, так как моя мать задумала женить меня на принцессе Хельге Виттенбергской.

Он остановился, потом гневно заговорил снова:

— Я не знаю ее. Я видел ее только однажды, когда она была совсем ребенком, и я не имел никакого желания жениться ни на ней, ни на ком бы то ни было вообще, пока не встретил вас. Но ее пригласили в Англию, а меня поставили в такое положение, когда я просто вынужден буду просить ее руки.

В голосе его звучало отчаяние.

Вильма не могла говорить, она только продолжала молча пристально смотреть на него, не отводя глаз и думая, что все услышанное было каким-то кошмаром.

Они долго молчали.

Потом Вильма спросила чуть слышно, как будто голос ее шел откуда-то издалека;

— Это значит… Вы хотите сказать мне… Теперь, после сегодняшнего вечера… Я буду… я никогда больше не смогу увидеть вас?

— Конечно, нет. Я и не думал говорить этого, — стремительно отреагировал маркиз. — Я только пытался сказать вам, как я люблю вас и хочу сделать вас частью моей жизни. Я не могу потерять вас. — Тут он гневно повел плечами и продолжил; — Я страстно желаю нашей близости, но нам нельзя будет всегда быть вместе.

Он крепче сжал ее руки в своих, прежде чем продолжить:

— Я как-нибудь постараюсь устроить все таким образом, чтобы вы находились подле меня, будь то в Лондоне или в имении.

Он остановился и улыбнулся ей.

— Иногда мы сможем тайно ездить в Париж или еще куда-нибудь, куда нам вздумается. Все, чего я прошу, — вашего доверия и любви ко мне, такой же сильной, как моя.

Постепенно Вильма начала осознавать задуманное им.

Ей показалось, словно земля разверзлась под ее ногами, дабы обнажить ту темную пропасть, в которую она падала.

В груди она ощутила боль, похожую на предсмертную агонию.

Какая-то часть ее существа словно была стиснута ледяными глыбами и пришла в оцепенение. Девушке казалось, что все услышанное сейчас — лишь дурное наваждение.

— Мы будем счастливы — я знаю, мы будем счастливы! — почти исступленно повторял он. — Я сделаю все, милая моя; вы никогда не будете сожалеть, что позволили мне заботиться о вас и защитить от домогательств со стороны мужчин, подобных графу.

Наконец до девушки дошел весь смысл слов маркиза. И тут же молнией сверкнула мысль о том, как мало предложение маркиза отличалось; от того, что силой навязывал ей граф.

Дрожащим голосом она смогла выговорить:

— Насколько я поняла ваши слова… вы не можете позволить себе жениться на мне… я недостаточно хороша для вас.

— Нет, все совсем не так, — запротестовал маркиз. — Вы слишком хороши, слишком красивы, слишком чисты для любого человека. Но в моем положении главы рода я обязан следовать правилу, по которому» голубая кровь» должна сочетаться только с «голубой кровью». Я не могу позволить себе попрать семейное имя и традиции рода, поддерживаемые и уважаемые в течение столетий.

Вильма плотно сжала губы.

Она подумала, что поступит правильно, если сейчас же поднимется с дивана, на котором сидела, и покинет своего спутника.

Если он питал такое уважение к древним традициям своей семьи, то и у нее была своя гордость.

Но при этом Вильма понимала: именно сейчас она не может позволить себе действовать таким образом.

Ведь этим вечером ему предстояло защищать ее честь, сражаясь на дуэли с графом де Форэ.

И поступи она сейчас, как велит ее гордость, он потеряет душевное равновесие и может промахнуться.

Тогда, если дуэль кончится плохо, в его смерти будет только ее вина.

«Я не должна ничего ему отвечать…

Мне нужно промолчать»! — сказала она себе.

— Мы продолжим наш разговор завтра, — предложил маркиз. — Время идет, а мне надо еще заехать за другом, согласившимся быть одним из моих секундантов.

И словно в ответ на тайные опасения Вильмы, пояснил:

— Вы не знаете его, а он вас. Он как раз прибыл из Рима, где работал в нашем посольстве в течение более чем двух лет.

— Он не расскажет о происходящем?.. — все еще пребывая в замешательстве, сумела задать вопрос Вильма.

Маркиз отрицательно покачал головой.

— Питер — сама осмотрительность.

Может быть, эта черта у него от его дипломатической работы, да и, кроме того, мы всегда были близкими друзьями.

Говоря это, маркиз дал знак официанту, чтобы тот принес счет.

Счет был уже готов, и, расплатившись, Линворт поднялся из-за стола.

Затем маркиз помог девушке накинуть на плечи ее бархатный плащ, и они направились к карете, ожидавшей их в двух шагах от дверей ресторана.

Как только они тронулись, Вильма почувствовала, как маркиз обнял ее.

Впервые ей захотелось воспротивиться его объятиям и поцелуям.

Он предал любовь, которую она подарила ему. Она подумала, что, поменяйся они местами и будь он только простым клерком, для нее это не имело бы никакого значения.

Она любила бы его с той же силой, как и теперь. Но тут здравый смысл подсказал ей, что это не совсем так.

Семья девушки всеми доступными им средствами попыталась бы предотвратить ее брак с человеком, стоящим, в их понимании, ниже на ступеньках социальной лестницы.

И без слов маркиза она знала — его семейство поведет себя так же.

Они выбрали ему в невесты принцессу королевской крови. Разве они смогут принять в свою семью, как бы пылко он ни умолял их об этом, дочь электрика, работающего на Цезаря Ритца.

Маркиз притянул ее ближе.

— Не бойся, моя дорогая, — сказал он, — и не стоит тебе так волноваться обо мне. Обещаю тебе — я смогу позаботиться о себе, а когда это неприятное дело окажется позади, мы забудем о нем и снова испытаем тот невыразимый восторг, то счастье, какое чувствовали сегодня днем.

Вильма была настолько напугана предстоящей дуэлью, что совсем забыла о своих собственных чувствах.

— Вы будете осторожны… очень, очень осторожны? — умоляла она. — И не будете… ведь не будете рисковать?

— Риск есть всегда, когда дерешься на дуэли, — ответил маркиз. — Но я не льщу себе, утверждая, будто я отличный стрелок, и я уверен, стреляю я намного лучше де Форэ, ведущего весьма распутный и беспорядочный образ жизни, который вовсе не способствует твердости руки.