Любовь в отеле «Ритц» - Картленд Барбара. Страница 29

Двое старших подняли бокалы шампанского за молодую пару и пожелали им всяческих благ.

Потом Вильма сказала отцу:

— Я думаю, папа, Вернону следует вернуться в отель «Ритц»и лечь. Доктор велел ему не вставать с постели по крайней мере два дня, а он оказался здесь вопреки указаниям врача.

— Вовсе не обязательно возвращаться в Ритц. — Виконт опередил графа. — Оставайтесь здесь, Линворт, тогда мы сможем вместе поужинать, даже если вам с графом легче оставаться в домашнем платье.

— Но мы с отцом предполагали завтра уехать, — вмешалась Вильма.

— Чепуха! — опять виконт не дал графу и рта раскрыть. — Я не могу позволить себе отпустить своих гостей так быстро. Мне хочется поговорить с вашим отцом о скачках, лошадях, и само собой разумеется, ваш жених присоединится к нашей беседе.

Он замолчал, потом посмотрел на графа и обратился к нему:

— Погостите у меня ну хотя бы еще дня два. Мне действительно хотелось бы этого.

Граф развел руками:

— Как я могу отказаться, когда вы уже проявили ко мне столько участия?

— Я скажу дворецкому отменить наш заказ на купе на завтрашний поезд, — сказала Вильма, — но мне все-таки кажется, Вернону необходимо лечь. У него еще высокая температура.

Виконт встал.

— Лучше послушайтесь хорошего совета, Линворт, и ложитесь в постель — сказал он. — Вы можете выбрать любую из многочисленных спален в этом доме.

Я пошлю к Ритцу за вашим багажом.

Сказав это, он вышел из комнаты, а Вильма положила руку на плечо своего жениха.

— Вы хотите, чтобы мы остались в Париже? — спросила она.

— А вы думаете, я позволил бы вам отправиться в Лондон без меня? — вопросом на вопрос ответил он. — Куда бы вы ни отправились, я буду следовать за вами.

— Мне есть, что обсудить с виконтом, поэтому меня вполне устроит, если мы побудем здесь еще дня два, — сказал граф и направился в свою спальню.

Он почти дошел до двери, как вдруг остановился, словно какая-то мысль осенила его:

— О, между прочим, «Le Jour» сообщает о смерти от внезапного сердечного приступа великого герцога Виттенбергского. Вы, верно, помните, Линворт, его лошадь выиграла Большой приз в прошлом году.

Когда граф покидал будуар, ему и в голову не могло прийти, что от этих слов маркиз застыл на месте и напряженно смотрел ему вслед, будто не в силах осознать услышанное.

Он обнял Вильму и подумал, что судьба или, может быть, его молитвы преподнесли ему невероятную удачу.

Он едва сумел уверовать в случившееся.

Если великий герцог умер, о визите принцессы Хельги в Англию, не могло быть и речи.

Точно так же само собой отпадало рассмотрение вопроса о предполагаемом замужестве принцессы по меньшей мере на год, коль скоро она должна была носить траур по отцу.

Итак, он был полностью свободен от любых обязательств в этом вопросе.

Прижимая Вильму, он ощущал себя самым счастливым человек в целом свете.

— Я люблю вас, дорогая моя, — сказал он. — Я люблю вас так сильно, что уверен, мне не будет душевного покоя в минуты расставания. Убедите вашего отца, что нам надо немедленно пожениться! По правде говоря, лучше всего сделать это сразу же по прибытии в Англию!

Вильма потянулась к нему и поцеловала.

— И я желаю нашей свадьбы, — сказала она, — но, думаю, нам надо подождать, пока заживет ваше плечо… иначе слишком многие станут задавать ненужные вопросы, почему у вас рука на перевязи…

— Единственный вопрос, на который я собираюсь отвечать, — перебил ее маркиз, — почему я полюбил вас? Ответ на него прост — вы само совершенство!

— Пожалуйста… никогда не переставайте считать так, — попросила Вильма, — а что касается меня… для меня в мире нет других мужчин, кроме вас.

Тут Верной поцеловал ее, и она еще раз убедилась в правоте своих слов.

Она жила им, дышала им, и прав был он, когда называл ее и себя одним целым. Вильма знала — все на свете ищут свою любовь, но не каждому дано найти ее.

Его поцелуи становились все более страстными и требовательными, и она почувствовала, что их любовь неизбежна и неодолима, она как сама вечность.

Каждая ее клеточка пела — его поцелуи творили с ней чудо.

Она чувствовала, как неистовый восторг, подобно солнечным лучам пронизывающий все ее существо, передается ему.

— Голубка моя, любимая моя! Я искал тебя всю мою жизнь! — прошептал маркиз.

И тогда остался только ослепительный свет любви, дарованной им Богом.

Свет, которому предстоит оберегать, направлять и вдохновлять их, сколько бы они ни прожили на этом свете.