Однажды темной зимней ночью… Антология - Кидд Джесс. Страница 19

– Давай, что ли, во двор выйдем.

Мори не мог не заметить, как расстроен Таниэль, потому что – вот ужас-то – постарался скрыть собственную неловкость, оттого и вспылил. Таниэль не подозревал, что Мори такой хороший врунишка.

– Сдается мне, нам самое время пойти слепить снеговика.

И они слепили снеговика прямо на пятачке огородной грядки, где у садовой стены намело особенно много снега. Следы Шесть вели дальше, в сторону мостика. Мори заметил, что Таниэль смотрит в ту сторону, и тронул его за плечо.

– С ней все хорошо.

– Знаю, – ответил Таниэль, качая головой. И снова у него с языка рвались слова, что от озера исходит что-то недоброе, что он не хочет позволять Шесть играть возле воды, но его опять остановила мысль, что тогда Мори потащит их домой, а сам он будет испытывать вину и чувствовать себя дураком. – Я… м-м-м… не спал, я проснулся – и глядь, снова стою на дворе.

Мори слегка кивнул, не то чтобы расстроенно или с сочувствием, а просто принимая сей факт к сведению. Он позволил признанию Таниэля повиснуть в тишине. А сам стоял, по-свойски прислонившись плечом к снеговику.

– Пожалуй, я куда больший домосед, чем думал, – заметил Таниэль, изо всех сил стараясь рассмеяться. – Думается, отъезд из дома нанес мне глубокую психическую травму. Постыдный конфуз. – Он пришлепнул еще одну пригоршню снега к боку снеговика, желая придать ему больше округлости.

Мори слегка поддал ему носком по лодыжке.

– Послушай, Таниэль. Здесь и правда есть что-то странное, мы оба это понимаем. Но что именно, я понятия не имею. Знаю только, что оно отключает верхнюю половину моего мозга. Вероятно, и с тобой что-то такое проделывает. Что-то довольно серьезное, раз ты начал ходить во сне. Если все так, пусть оно идет к черту. Ты хочешь вернуться в Лондон?

– Нет и нет! Даже думать не смей. У меня всего лишь расшатались нервы. Опять же, поезда ходить не будут. Не забывай: завтра Рождество.

– Шесть возвращается, – выглянув из-за снеговика, сообщил Мори.

Шесть, точно резвый щенок, знала всего один способ передвижения – вприпрыжку. Не открывая низкую калитку в заборе, она с разбега перемахнула через нее, но, увидев их, остановилась как вкопанная.

– Хороший прыжок, – на всякий случай поспешил высказаться Таниэль: вдруг она боится, что они не одобрят ее шалости [16].

– Зачем вы это слепили? – спросила Шесть. Она во все глаза смотрела на снеговика.

– Ну как же… это забава такая, лепить человека из снега.

Неужели он и правда никогда не лепил с ней снеговиков?

– Ага, – согласилась она. – Только это никакой не человек.

Таниэль оглянулся.

И увидел, что Шесть права. Это был совсем не человек. А нечто такое, чего он никогда не видел. Над ними склонялся гигантский паук чудовищного обличья, какого он никогда не смог бы представить, но тем не менее узнавал его той частью сознания, какая поведала ему песню смотрительницы.

Таниэль понимал, что он не робкого десятка. Но никогда прежде ему не приходилось видеть нечто настолько непостижимое для его разума. Ужас, сильнее какого он доселе не испытывал, сковал его члены, как удав кольцами, и сжал с невиданной ему прежде силой.

Неуловимым движением руки Мори рассек ближайшую к нему паучью ногу, и та обрушилась. Однако непострадавшие части все еще сохраняли жуткий силуэт. Укладываясь наземь, снег, точно живой, издавал мерзкое хихиканье и прицокивал.

Шесть потащила их с Мори в дом.

Таниэль отыскал в кабинете брошюрку с расписанием поездов, но в этих краях проезжал всего один поезд в день, и отбыл он в девять утра. Он ни за какие коврижки не остался бы в этом доме еще на одну ночь и потому принялся искать на карте местности ближайшее жилье. Что там говорил Мори насчет территории, на какую распространяется эффект подобных мест? Кажется, речь шла всего о нескольких квадратных милях, а значит, чтобы выбраться отсюда, идти придется не так уж далеко.

Он нашел значок деревушки, совсем близко от попавшейся им рыбачьей пристани, но и деревушка, и пристань находились внутри этих нескольких квадратных миль.

Единственное на всю округу жилье, судя по всему, совсем крохотное, располагалось среди болот, наверное, это был охотничий домик или лачужка углежога. Идти до него предстояло шесть миль, причем по глубокому снегу, и ни тропинок, ни ориентиров не наблюдалось. К тому же на карте не были помечены болотные омуты. Должно быть, они были не настолько постоянны, чтобы указывать их точное местоположение.

Поглощенный изучением карты Таниэль не сразу расслышал, что кто-то мурлычет себе под нос, и только потом до него дошло, что это он сам. Это опять была песня о превратившейся в угря девушке. Он знал, какое слово на диковинном языке обозначает угря, а какое – лес, хотя, до того как они приехали сюда, он никогда не слышал этого языка. Он даже знал, что это за язык. Английский, но старинный, на каком говорили в эпоху викингов [17].

Таниэль понес карту вниз на кухню и застал Мори и Шесть у открытой духовки.

– Думаю, нам надо попробовать, – сказал он, показав им домик на карте. – Далековато, конечно, но еще светло.

Мори помотал головой.

– По снегу, через топи и без тропы? Как мы его будем искать, этот домишко? Я не вспомню, как к нему добраться, пока мы не отойдем отсюда на порядочное расстояние.

– Но здесь погано. По-настоящему погано.

– Согласен. Хотя ничто здесь не причинило нам вреда. Но если мы пойдем и даже если не заблудимся, идти шесть миль по такой погоде тоже рискованно. Не знаю, сколько сможет пройти Шесть. А вдруг мы промахнемся мимо домика… в четыре вечера уже темнеет. А сейчас час пополудни. Думаю, нам безопаснее провести эту ночь в доме, а завтра рано утром отправиться в путь. Так у нас в распоряжении будет больше светлых часов. – Мори взглянул на Таниэля. – Если только ты не считаешь…

Таниэль рухнул на стул.

– Нет, – с некоторым усилием выговорил он. – Ты прав. Ничто здесь не причинило нам вреда.

Этой ночью они собрались в одной комнате и допоздна играли в карты при зажженных лампах и огне в камине, устроившись на кровати Таниэля. Шесть для пущего тепла завернулась в одеяло. Она от души наслаждалась игрой; при нормальных обстоятельствах с Мори невозможно было играть в карты, он всегда знал, какая кому придет масть, и оттого смертельно скучал. Таниэль тоже увлекся и чувствовал, что у него полегчало на сердце. Прав был Мори: ничего угрожающего не происходило, и, несмотря на его ночные прогулки, песню о девушке-угре и паука-снеговика, Таниэль все равно радовался, глядя, как Мори смеется и проигрывает торжествующей Шесть.

Таниэль засыпал, держа за руку Мори. Ночь проходила спокойно, и все трое завели будильники на своих часах на семь утра. Пока он погружался в сон, еще бодрствовавшая частица сознания требовательно вопрошала, почему он не позаботился привязать руку к изголовью кровати или к чему-нибудь еще, чтобы не дать себе ходить во сне. Но причудливая логика сна в конце концов взяла верх, и он позабыл, чем его так тревожили ночные прогулки.

Он проснулся оттого, что по самые плечи барахтался в затянутом льдом озере.

Вода была такой ледяной, что жгла кожу, воздух над водой казался горячим, как в сауне, и все клетки до последней его существа закоченели от ужаса. Озеро покрывал слой льда толщиной в дюйм, а сам он стоял в проруби с неровными, зазубренными краями. Схватившись за выступающие края льда, он подтянулся и кое-как выбрался на поверхность, что оказалось намного труднее, чем он думал, потому что сила ушла из его рук. Пришлось даже немного полежать на льду, чтобы отдышаться. Лед под ним почему-то отдавал теплом. Когда ему удалось подняться на четвереньки, сердце бухало как кузнечный молот.

Злобное нечто пыталось утопить его. Чем бы оно ни было, дело свое оно знало: еще дюймов шесть, и он бы с головой ушел под воду.