Однажды темной зимней ночью… Антология - Кидд Джесс. Страница 46

Не знаю, случалось ли вам бодрствовать день и ночь напролет без сна, но, уверяю вас, это почти столь же невыносимо, как пытка. Вскоре голова моя уже пылала, как в лихорадке, моча выходила из меня струей горячей, как кипяток, жгучей и кровавой. Я нашла в комоде старые выдохшиеся нюхательные соли и вдыхала их так усердно, что у меня носом пошла кровь и испятнала повязки на руках, так что миссис Ноукс, когда в очередной раз принесла мне бульон, решила, что раны на моих руках снова закровоточили, и поменяла бинты на свежие. Теперь я постигала, что женщина – это создание, обреченное вечно истекать кровью, начиная с ежемесячных наказаний и заканчивая рождением детей и так далее, без конца и без края. Моя айя что-то такое говорила мне, но до сих пор у меня не было причин верить ей.

В то же время столкновение с ведьмой Брайт в каком-то отношении укрепило меня. Я уже один раз взяла над ней верх. Сейчас шел седьмой день моего заточения, и если я смогу продержаться без сна еще всего пару дней, то мы с моей малышкой пройдем в церкви обряд крещения и будем спасены и неуязвимы.

Конечно, не так-то легко заставить себя не спать. Особенно когда ослабела от потери крови, сидишь на одном тощем бульоне и в темноте – от этого чахнешь, как цветок без полива. Из-за чего я и прибегла к булавке на пояснице и к нюхательным солям, призвала всю свою решимость и знания, чтобы описывать все происходящее, напоминая себе, что это не страшный сон, а моя собственная жуткая реальность.

День восьмой.

Было около шести вечера, и Ричард сообщил мне через запертую дверь, что они с мистером Ноуксом отправляются в церковь, потому что и так уже пропустили несколько служб рождественского поста. Я снова спросила, нельзя ли мне пойти с ними, но Ричард ответил, что об этом не может быть и речи, а миссис Ноукс, если мне что понадобится, внизу на кухне. Я слегка откинулась на подушку, заставляя булавку уколоть меня, и самым твердым, на какой была способна, голосом уверила его, что со мной все будет хорошо. Наша доченька рассматривала пляшущие на потолке тени от лампы, а я смотрела на нее, на влажные отблески в ее глазках, на ее длинные ресницы. И вдруг обе лампы погасли.

Так как стоял темный зимний вечер, дверь была заперта, а окно заколочено досками, в комнате настала кромешная тьма. Моя дочка захныкала, я потянулась к ней, с облегчением нашла в темноте ее гладкую щечку, почувствовала аромат лаванды от ее пеленок. Я подняла ее одной рукой и, уложив себе на живот, тихонько укачивала, пока другой рукой шарила в поисках лампы.

Потом поняла, что откуда-то слышится свист, и недавно пережитый ужас снова вцепился в меня. Свист напоминал долгий вздох, громкий и протяжный, как будто исходивший сквозь стиснутые зубы.

В темноте я невидяще беспомощно озиралась по сторонам.

– Кто здесь?

Никакого ответа. Один только этот зловещий неестественный свист.

Я упала в простыни, чтобы шпилька кольнула меня, но шпильки не было. Я как могла широко раскрыла глаза, желая уловить хоть толику света, уверенная, что разгляжу жуткое лицо ведьмы Брайт, ее космы, жгучие черные глаза. И тут моих ноздрей коснулся запах. То был не запах леса, не острый запах моего собственного пота и не аромат свежести детской кожи. Он был горький и, увы, слишком мне знакомый. Это из разорвавшихся ламп истекал газ.

Я чуть не разрыдалась от облегчения, все еще крепко прижимая к груди мою малышку. Потом встала и маленькими шажочками на ощупь обошла кровать, чтобы оказаться у прикроватного столика, на котором стояли лампы. Даже через бинты я ощутила остаточное тепло, источаемое ими. В памяти тут же воскресло воспоминание, как ведьма Брайт через окно тянулась ко мне, и я отдернула руку от лампы и уже обеими руками еще крепче вцепилась в сверток со своей дочкой. Запах газа усиливался, и я понимала, что лампы надо прикрутить, чтобы газ не забрался нам с малышкой в легкие.

Все еще почти ничего не видя, я бережно положила дочку на кровать и неуклюжими руками принялась искать металлические колесики в корпусе лампы. Одно сразу нашлось, и я с облегчением быстро завернула его. Свист уменьшился. Голова уже начинала кружиться, но я приказала себе не паниковать. Нащупала вторую лампу, и мои выступающие из повязок пальцы коснулись раскаленного стекла. Кожу сразу обожгло, но голова по-прежнему мутилась от газа, а я продолжала упорно шарить по корпусу в поисках колесика.

Наконец нашла и резко крутанула его, свист сразу прекратился.

– Ну вот, – сказала я себе, стараясь унять бешено колотящееся сердце. – Ну вот и все.

Я повернулась взять с кровати малышку, и тут послышался другой звук. Сопение. Оно исходило из дальнего угла комнаты, примыкавшего к заколоченному окну, и я застыла, склонившись над ребенком, а сопение слышалось все ближе и ближе.

От страха у меня застучали зубы. Вонь нечистоты вытеснила запах газа, а сопение еще больше приблизилось. Не слышалось шагов или других звуков, одно лишь сопение, тяжелое и размеренное, безошибочно узнаваемое, зловещее.

Потом я ощутила тепло на шее, малышка захныкала, и это отрезвило меня. Я схватила сверток с ней и крепко прижала к себе.

– Пошла прочь! – закричала я. – Убирайся!

Я высвободила руку и принялась бешено жать на звонок, снова и снова, а мерзкое сопение лезло мне в уши, зловоние долго пролежавших в сырой земле останков просачивалось в рот. Я принялась пинать ногами пустоту перед собой, а сама попятилась к двери. Я заколотила в запертую дверь ногами и спиной, закричала, завопила, а ведьма Брайт встала передо мной, невидимая в темноте, лоб в лоб со мной, зажимая между нами плачущую малышку.

Дверь распахнулась, и я спиной вперед вывалилась из комнаты. Миссис Ноукс вскрикнула и подхватила меня, но я попятилась от нее.

– Мадам?!

Миссис Ноукс выглядела не меньше моего напуганной, глаза выпучены, рот в изумлении разинут. Она потянулась к ребенку, а позади нее в полуосвещенной светом из двери карминной комнате вдруг колыхнулись портьеры. Ведьма Брайт возвращалась в комнату.

Я отпихнула миссис Ноукс и со всей силы пнула дверь ногой.

– Заприте ее! – заорала я, перекрывая плач малышки. – Заприте!

– Дайте сюда ребенка, – голос миссис Ноукс дрожал.

Я крепче прижала к себе дочь.

– Ради бога, заприте дверь!

Я рванулась к кольцу с ключом на запястье у миссис Ноукс, она с воплем отпрянула назад и налетела спиной на торец не до конца закрывшейся двери, та соскочила с петель (наверное, их перекосило, когда я пыталась захлопнуть дверь), раскрылся черный зев дверного проема.

Ведьма Брайт вырвалась из комнаты.

Я бросилась бежать.

Груди у меня набухли от прибывшего молока и болели. В промежности саднило и резало. Ноги ослабели от долгого лежания и плохо слушались меня, но я бежала, прижимая к себе ребенка, потому что от этого зависело спасение наших жизней, наших душ, ее и моей.

– Миссис Блейк!

За моей спиной неуклюже поднималась на ноги миссис Ноукс, видимо намеренная броситься в погоню за мной, но ее скрючило жизнью, к тому же она сильно ушиблась при падении, я же была молода, хотя и ослабела после родов. Но сил мне придавали дикий страх и бешеная ярость самки, защищающей своего детеныша; никто, никто, пока я дышу, не посмеет причинить вред моей дочери.

Я пронеслась вниз по лестнице, деревянные ступеньки стонали под моими босыми ногами, рванулась к оранжерее. Я увидела, что Ричард с Ноуксом этим путем вышли из дома, их следы отпечатались на свежевыпавшем снегу.

Времени накинуть пальто не оставалось, сверху уже неслись шаги, слишком решительные и быстрые, чтобы это была миссис Ноукс. Мысли вихрем закружились в голове. Что, если ведьма уже подчинила ее себе? Что, если в этот момент она во власти ведьмы Брайт? На свете есть единственное место, где мы могли бы спастись от нее.

Как была, я бросилась в холодную белую ночь. Ноги обжигало, точно я бежала по горящей огнем земле, но я рвалась через узкую полоску глубокого снега к воротам.