Однажды темной зимней ночью… Антология - Кидд Джесс. Страница 48

Однажды Виктор огляделся вокруг и вдруг осознал, что его брат, который десятилетиями неуклонно изнурял себя своей единственной страстью, выбился в знаменитые садоводы. К Маргаритке за консультациями откуда только не обращались, начиная с Букингемского дворца и заканчивая администрациями новых лондонских кладбищ. Маргаритка заимел особняк в Мейфэре и загородный дом с собственной оранжереей в Ричмонде. О Маргаритке знали все, Маргаритка не сходил с уст почтенной публики. У Виктора в душе поселилась леденящая уверенность, что случилась ужасная ошибка и мир чествует не того брата.

А потом они с Мейбл поженились и отправились в Лайм-Реджис, набрав с собой кучу дорожных сундуков и шляпных коробок, и Мейбл всю дорогу не выпускала из рук свой альбом с вырезками спаниелей и острые серебряные ножнички. Клацанье их лезвий лишь слегка досаждало ему, как и звяканье ее склянки с клеем. Он только молча улыбался ей. Мы начинаем новую жизнь, твердил он себе, пока за окнами их экипажа мелькали деревеньки, дорожные заставы и сельские пейзажи, уже тронутые багрянцем осени. Пять дней путешествия, пять ночей в плохоньких деревенских гостиницах, и только через четыре ночи он собрался с духом прикоснуться к ней, подчинить ее тело своему.

В дороге, пока их экипаж катился вперед, он пробовал читать книги о плезиозаврах и игуанодонах, которые набрал с собой во множестве. Слова плясали и перескакивали перед глазами, но в общей мешанине на странице за страницей взгляд его выхватывал два сияющих слова. Королевское общество. Почтеннейшая институция, осеняющая золотом славы вся и всех, кто попадает в ее орбиту. Бенджамин Франклин и его эксперимент с воздушным змеем [40]. Плавание Джеймса Кука на Таити для астрономических наблюдений за прохождением Венеры через солнечный диск. Исаак Ньютон и его «Математические начала». Все эти выдающиеся доклады обнародованы в стенах Королевского общества, все эти прославленные ученые мужи ступали под его величественной каменной аркой. Совсем скоро, размышлял Виктор, окаменелые останки диковинных доисторических тварей сами будут попадаться ему под ноги на берегу, заваленном ребрами, хребтами и гладкими продолговатыми черепами. Воображение уже рисовало ему овации, коими он будет вознагражден за свою находку, в душе расцветала гордость, что наконец-то он, Виктор Крисп, стал человеком науки, знаменитостью, первой величиной среди…

Его швырнуло вперед, когда экипаж резко замедлил ход перед крутым подъемом; книжка выпала из его рук, распласталась на полу.

– Все в порядке, – усаживаясь на место и отряхиваясь, произнес он, хотя Мейбл не проронила ни звука. Он чертыхался, вытирая измазанные пылью руки о штанины. – Все в порядке, – повторил он.

Ширк, ширк, ширк. Пудель с розовым бантом на шее медленно вырезался из детской книжки с картинками.

Он выглянул в окно.

– А вот и море, как ты мечтала. Мы уже почти на месте.

Мейбл не подняла глаз от своей вырезки. Ее запястья слегка дрожали. Он мельком подумал, уж не пугается ли она его. Воспоминания о предыдущей ночи: ее молочно-белые бедра, ее тело, зажатое, едва податливое под ним, тот удивительно уютный островок темных волос (все это его не остановило) – вызвали в нем легкий укол раскаяния. Он попытался улыбнуться.

– Вот мы и приехали, – сказал он.

Дождь уже тогда начинался. Тяжелые капли шлепались на мостовую, расплывались маслянистыми пятнами. Тучи заволокли небо густой, как овечья шерсть, пеленой. Вдали кричали чайки. Виктор выбрался из экипажа и огляделся. Гостиница оказалась более дешевого пошиба, чем его заставили поверить, – тонкая изломанная трещина бежала вверх посередине фасада там, где здание медленно оседало, – он бросил быстрый взгляд на Мейбл в поисках признаков недовольства.

– Будем надеяться, ночью потолок не обрушится нам на головы, – заметил он, надеясь хотя бы развеселить ее, но куда там, Мейбл упорно не поднимала глаз от мостовой.

Их встретил хозяин гостиницы, возле него игрались двое ребятишек. Рыжий мальчик перекатывал через порог какие-то мелкие окаменелости. Черноволосая девочка укачивала завернутую в пеленки говяжью голяшку.

– Не плачь, – приговаривала она «кукле».

– Добро пожаловать, – сказал хозяин гостиницы, приглашая их внутрь. В холле на стенах обтекали сальные свечи, в воздухе стоял густой дух сырого мяса. С потолка в виде украшений свисали капканы на браконьеров, серпы и косы, их зубья и лезвия темнели ржавчиной. Хозяин повернулся к Виктору и уставился на него с несколько странным прищуром:

– Должен вас предупредить, пока не поздно.

– Что такое?

– Поговаривают, что у нас тут водятся привидения.

Виктор рассмеялся, а Мейбл охнула.

– Совсем как в тех романах, что ты читала, дорогая, – сказал Виктор. – Уверен, нечто вроде того. Разверстые могилы, гремящие веригами монахи и прочая чушь.

– Вовсе нет, – ответил хозяин, сопровождая их по узкому коридору к отведенной им комнате. Виктору пришлось нагнуться, чтобы не задеть тупое лезвие косы. – Вещи здесь имеют свойство принимать другой, чем обычно, облик. Ну, сами собой меняются. Шотландские селки [41], вы ведь слышали о них, да?

Виктор покачал головой.

– Ну как же, тюлени, которые обращаются в женщин. А женщины обращаются в тюленей. К нам частенько заглядывает призрак тюленя, он попался в сети у здешнего берега, и какие-то моряки забили его насмерть. А на следующий день там, где они бросили несчастное морское создание, нашли мертвую женщину, всю избитую.

При этих словах хозяин слегка коснулся пальцами запястья Мейбл. От взгляда Виктора не укрылось, как близко тот стоял к его жене, голова склонялась почти к самой ее шее. Как не укрылось и то, что Мейбл даже не подумала отойти. Виктор прыснул: ну и ну, в гостинице привидения, ее хозяин – сластолюбец, интересно знать, какие еще сюрпризы их ожидают? Должно быть, домовые, хором распевающие гимны?

– По ночам у нас тут свечки сами собой гаснут, – продолжал хозяин. – Это маленькая тюленичка дышит, дышит и задувает их.

Виктор снова хмыкнул.

– А еще после полуночи часто слышатся шаги, – прибавил мальчик, заходя следом за ними в их комнату.

Комнатка была так себе и тесновата, половицы с уклоном, оконце малюсенькое, как прищуренный глаз. Виктор предпочел бы двуспальное ложе, но заметил смежную комнатку, видимо предназначенную для Мейбл.

– Прислушаешься – и звук вроде как плавники шлепают, – продолжал мальчик. И изобразил высокие жалобные подвывания «амх», «амх», «амх», подозрительно напоминающие женские стоны наслаждения. – А потом слизь на простынях.

– Стонущие кровати, значит.

«О-очень хорошо», – подумал Виктор. Мейбл, и та догадалась, о чем речь, потому что щеки ее порозовели.

В этот момент ему показалось, что кровать вырастает до чудовищных размеров, заполняет собой всю комнату. Пурпурные занавеси балдахина, лоснящиеся точно обрезки потрохов. На подушках вмятины, наверняка от головы предыдущего постояльца. Призраков всех, кто до них совокуплялся на этой кровати. Виктор нетерпеливо вертел в руках трубку, ожидая, когда уберутся хозяин и его мальчишка.

– Да вот она, сами посмотрите, – продолжал хозяин, указывая на небольшую картину над комодом. – Само собой, до вашей красоты ей далеко. – И Виктор увидел, как хозяин гостиницы кладет руку на плечо Мейбл. Он закашлялся и сделал вид, что разглядывает картину.

Мазня мазней, разве что чуть получше, чем намалевал бы ребенок. Но сам образ, по правде говоря, растревожил его чувства. На тюленьем теле сидела голова девушки с отрешенным лицом, тюленья шкура сползала с плеч аккуратным слоем, точно спираль срезаемой с клементина шкурки. Ах, сколько женской плоти. Виктору вспомнились лубочные картинки, которые он прятал между страниц своей Библии: женщины с упругими грудями, между ногами сплошная мраморная гладкость, без всякого намека на подробности.