Охота на птичку (СИ) - Эклер Натали. Страница 46

Одна его рука крепко обхватывает меня ниже талии, вторая ложится на затылок. В одно движение он дергает на себя нижнюю часть моего тела, одновременно толкая голову вперед и немного вниз. Складывает пополам, словно куклу, и резко прижимается твердым пахом к моей оттопыренной попе.

— Вот так, ‒ с удовлетворением говорит он.

У меня получается только ахнуть со стоном. Слышу себя будто издалека, так громко тарабанит сердце. Оно, наивное, все пытается прокачать по венам кровь, которая упорно продолжает сливается и концентрироваться внизу, ровно там, где сейчас лежит его твердая рука.

— Чтобы видеть твою красивую спину. И трогать везде, где хочу и как хочу, ‒ хрипит Никита. Прочесывает и сгребает мои волосы на затылке. Тянет их, вынуждая задрать подбородок и прогнуться в пояснице.

— Даа, ‒ выдаю я, когда он жестко врезается твердым бугром джинсов в мою промежность.

Больше ни он, ни я не произносим ни слова. Нас накрывает таким бешеным желанием, что мы мычим и воем, как животные, цепляясь друг в друга руками, губами, зубами.

Он срывает с меня кофту и одним рывком сдергивает джинсы, оставляя их висеть на ногах. Холодный воздух обволакивает наши раскаленные страстью тела. Я снова покрываюсь мурашками ‒ теперь от холода, и льну к его знакомым горячим рукам. Никита подталкивает меня к кровати, но джинсы спутали мои ноги, парализовали их. Я почти падаю, но он подхватывает, приподнимает, делает несколько шагов и бросает на кровать. Стягивает джинсы окончательно и раздевается сам.

Стоит у кровати и сверлит взглядом. Дышит так шумно, что звуки океана перебивает, жадно жрет меня глазами, кожу ими сдирает. Он опасен и прекрасен в этом диком возбуждении! В его глазах настоящее безумие. Оно рвет его на части и передается мне. Заражает. Проникает во все клетки и уничтожает, ломая защитные функции.

Я становлюсь на колени и беру его за руку. Притягиваю к себе. Продолжая поглощать чернотой обезумевших глаз, он приближается. Слишком медленно для меня, изнывающей от почти болезненного желания слиться с ним, почувствовать его внутри. Но он не спешит. Останавливается напротив и продолжает гипнотизировать. Порабощает одним только взглядом.

Дрожащими пальцами тянусь к его лицу. Веду по четким скулам и подбородку, трогаю напряженные губы, ловлю горячее дыхание. Не могу больше. Буквально врезаюсь в его рот, требовательно облизываю пересохшие губы, вынуждаю ответить. И он отвечает. Сжимает затылок, проникает языком и долго, глубоко целует.

Мне не хватает воздуха. Упираюсь руками в его плечи и отталкиваю. Все вокруг плывет и качается. Я одурманена страстью. Дезориентирована и обезволена. В глазах пелена, в голове туман, и собственное тело я больше не контролирую. Все права у него. Уступаю, отдаю, капитулирую.

Облизываю губы, впитывая вкус его языка, разворачиваюсь и становлюсь на четвереньки. Отыне его мечта ‒ и моя тоже, и сбудется она прямо сейчас.

Никита кладет тяжелую руку мне на поясницу и слегка продавливает. Я перестаю дышать. Замираю, когда он несколько раз проводит головкой по моим набухшим и пульсирующим складкам. И звучно, со стоном, вдыхаю, как только он уверенно входит в меня. Ожидаю боли, но ее нет. Истекая от желания, принимаю его в себя полностью.

Как и обещал, он трогает меня везде. Прихватывает за шею, жадно мнет грудь, до треска сдавливает ребра. Въедается пальцами в бедра и насаживает на себя в удобном для себя ритме. Мое тело мне не принадлежит, он делает с ним, что пожелает. Его абсолютная власть пугает и вместе с тем дурманит, сводит с ума. Все это не похоже на те нежные и сладкие моменты, которые мы пережили прошлой ночью. Это совсем другой секс — дикий и первобытный, но именно в таком мы оба нуждались.

Его движения становятся мощней, мои стоны ‒ громче. Мы приходим к финалу одновременно. В самом конце я вскакиваю, прижимаюсь спиной к его горячему животу и вскрикиваю так, что Никита зажимает мне рот и не отпускает, пока крики не переходят в жалобный скулеж.

Так и падаем вместе на кровать. Он придавливает меня своим обжигающим телом, нежно проводит рукой по вспотевшим щеке и шее, целует в скулу. А потом я слышу то, что больше всего хочу и боюсь услышать:

‒ Я люблю тебя, Птичка.

Сладостный морок удовольствия рассеивается. Эти слова одним махом срывают его и уносят в прошлое, где еще можно было разговаривать только взглядами и прикосновениями, пряча чувства в недосказанность. Теперь я должна сказать что-то в ответ. Он тяжело дышит мне в ухо, воздух вокруг странно звенит, океан шумит оглушающе. Мне жарко и тяжело от его тела, в горле шершавый ком. Молчу. Никита встает и уходит в душ.

Тревога, словно слизняк, проползает за ребрами, оставляет горький след. Смотрю на закрывшуюся за Никитой дверь ванной, массирую солнечное сплетение ‒ растираю давящую боль. Ну почему я не ответила, что тоже люблю? Не поверила.

Сажусь на кровати и чувствую, как из меня обильно выливается что-то горячее. У нас что, был незащищенный секс? Нет, такого не может быть. Я видела, как Никита снимал презерватив. Это мое удовольствие никак не перестанет выходить. В голове уже лед, а тело все еще плавится.

Вернувшись, Никита как ни в чем ни бывало целует меня и предлагает попробовать кальвадос, купленный после ужина у трактирщика. По нему и не скажешь, что он сколько-нибудь огорчен. Та же вальяжная походка, уверенная улыбка и пошлые шуточки. Только во взгляде вопрос. Или мне показалось?

От кальвадоса отказываюсь, иду в душ и задерживаюсь там. Долго стою под прохладной водой, пытаясь навести порядок в мыслях.

А что, если правда любит? Вдруг обиделся? Что именно меня смутило? Не так я ожидала услышать признание. Вообще не ожидала от него. Но ведь ждала! Не доверяю. Почему не призналась? Испугалась. А если правда?

Разрозненные вопросы и ответы хаотично носятся в моем воспаленном мозгу, никак не хотят выстраиваться в логическую цепочку. Это изматывает.

Подхожу к зеркалу, смотрю на свое отражение чувствую, как в груди снова нарастает боль. На этот раз она острее. Он всегда говорит правду и держит обещания.

Я совершила ошибку, промолчав.

В комнате непривычно тихо, полумрак. Окно в мой личный океан закрыто, Никита лежит на кровати и, кажется, уже спит. Выключаю ночник и ложусь рядом, но на расстоянии. Прислушиваюсь. Его размеренное ровное дыхание начинает убаюкивать.

‒ И я люблю тебя, Никита Гордиевский. Давно люблю, ‒ произношу еле слышно в темноту. Завтра я обязательно повторю эту фразу, глядя ему в глаза.

Засыпаю любимой и самой счастливой на этой планете.

Но утро понедельника все меняет.

Глава 35

Соня

Никогда и никого я больше не полюблю

Меня будят приглушенные звуки входящих сообщений от мамы. Ее номер в списке «важные», в числе трех абонентов, звонки и сообщения от которых я принимаю даже в режиме «не беспокоить». В списке еще Дашка и Никита ‒ его номер я добавила только позавчера.

Тянусь к тумбочке. На экране телефона светится:

«Привет. Позвони, когда сможешь. Не срочно. Мама»

Очень странное сообщение. Обычно она вообще не пишет, а сразу звонит. Но, видимо, после нашего последнего, в край неудачного разговора решила начать издалека. Надо будет набрать ее позже. Сейчас только восемь утра

Надеюсь поспать еще хотя бы полчасика, поворачиваюсь на другой бок и обнаруживаю пустую подушку. Никиты в номере нет. Бросаю быстрый взгляд на кресло у окна — его рюкзак на месте. Значит, просто вышел.

Стоп. Окно. Ведь за ним океан! Тот, который вчера так возбуждающе вздыхал, потом поглощал своим шумом мои стоны, а после ‒ грохотал прямо в моей голове, не позволяя признаться Никите в любви.

О боже! Он сказал вчера, что любит? Мне ведь не приснилось?

Вскакиваю с кровати, в два прыжка оказываюсь у окна. Одергиваю занавеску и восторженно пищу.

Океан! За окном и правда океан, и ночью Никита действительно сказал, что любит меня. Небо затянуто тучами, и океан совсем не голубой ‒ он синий. Как и говорил Никита. У него ведь нет привычки обманывать.