Моя по праву (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 17
– Влада, подожди, – бьется в спину приказ Градова.
Бегу, не останавливаясь. Делаю вид, что не слышу. Невозможно сейчас остановиться и спокойно разговаривать.
Не могу!
Можно перетерпеть. Подстроиться. Выждать, когда вернутся мои любимые Черкасовы. Но я не могу.
Одним воздухом не хочу дышать с Ростиславом и его опричниками. Хочется жить. Дышать полной грудью. А не пресмыкаться.
Вбежав в нашу с сыном комнату, падаю на кровать. Утыкаюсь носом в подушку. И реву белугой, проклиная тот день, когда встретила Ростислава.
Угораздило ж меня поехать в Питер на стажировку! Дома почему-то не сиделось.
Смаргиваю слезы, стараясь справиться с отчаянием. Вытираю мокрые щеки, одновременно прислушиваясь к ровному дыханию сына.
Спит зайчик маленький!
И ни о чем не подозревает.
«Беги! Увози ребенка! – вопит чуйка. – Уезжай из этого дома. Хотя бы на время, пока не вернутся Черкасовы!»
Опустив голову на подушку, закрываю глаза. Пытаюсь уже сосредоточиться.
Что делать? Нужно составить план.
Жить в одном доме с Ростиславом Владимировичем я не намерена. Воевать с ним тоже. Лучше спрятаться в дальнюю нору. Переждать нашествие Мамая. А там и Марк с Галиной вернутся.
План рваный и неожиданный складывается пазлами в моей голове.
Уехать не проблеме. Можно в Саратов на фестиваль. А можно…
Тихий стук в дверь заставляет вздрогнуть. В молочном мутном стекле, обрамленном деревянной решеткой, виднеется широкоплечая фигура Ростислава.
– Влада, – зовет тихо. Этот жук никогда не отступает. Так и прет напролом.
Молчу, притворяясь спящей. Видеть его не желаю.
Стук прекращается. Ростислав, не шелохнувшись стоит за дверью. Словно ждет, когда я выдам себя. Разглядеть меня он не может. Только смутные очертания. Нужно не шевелиться. Он не зайдет…
Из-под полуприкрытых век рассматриваю крепкую мужскую фигуру. Взгляд залипает на широких плечах и надменной осанке.
Красивый гад!
Закрыв глаза, утыкаюсь лицом в подушку.
Хватит! Насмотрелась!
Но проклятая память так и подсовывает забытые картинки. Вот Ростислав лежит растянувшись на кровати. Закинув руки за голову тянется словно большой сильный хищник. А я, примостившись рядом, осторожно веду подушечкой пальца по накачанным кубикам пресса.
Легкий захват, и я оказываюсь распластанной на груди Ростислава Градова.
– Девочка моя, – шепчет он, притягивая меня к себе. – Что же ты со мной делаешь?
Словно наяву слышу хриплый шепот Градова. Кошусь на знакомый силуэт, заполонивший весь проем. Так и хочется выбежать навстречу. Кинуться на шею. Зацеловать…
Но нет!
Мы с Сашулькой ему не нужны. Ростислав просто вычеркнул нас из жизни.
Вот только зачем приехал? Отобрать у Марка недвижимость? Или все-таки по мою душу? Но он же сам сказал: я ему не нужна.
Не нужна… Не собирался…
Обидные слова разъедают душу. В горле застревает ком, а по щекам катятся слезы.
«Прекрати реветь», – увещевает меня внутренний голос. – «Сашулька почувствует. Да и за кем убиваться? За Градовым? Он же тебя два года назад вышвырнул как паршивую собаку. Даже на минуту не задумался, есть ли у тебя деньги на билет? На еду? На ночлег? Просто пнул коленом под зад, когда решил развлечься с какими-то уродскими телками!»
Тяжело вздохнув, обхватываю подушку обеими руками. Делаю глубокий вдох. А затем выдох. Один… другой… И сама не замечаю, как проваливаюсь в глубокую дрему.
И просыпаюсь часа через два от требовательного хныканья Сашульки.
Мой сын нетерпеливо прыгает в кровати и настойчиво зовет «Ма-а-ма-а».
Как можно было отказаться от ребенка?
– Сейчас, мой любимый, – улыбаюсь ребенку.
«Сон как реакция на стресс», – усмехаюсь, зачесывая волосы в узел. И подхватив сына на руки, спускаюсь на кухню.
– Ты посмотри, что он тут устроил, – шипит экономка Юлия. – Вурдалак! Господи, два брата и такие разные. Марк Васильевич наш такой интеллигентный, утонченный. А этот… как вахлак. Вот Александра Марковна с ним намучилась…
– А вы ее знали? – спрашиваю, открывая кастрюльку со свежеприготовленным пюре.
– Только перетерла, – кивает Юлия на зеленое содержимое. – Кролик и броколли. Как один мальчик любит…
Улыбается моему сыну. На белых пухлых щеках появляются ямочки, а вокруг глаз – добрые морщинки. Юлия привычно дергает малыша за ножку. И получает в ответ порцию беззубых улыбок.
– Конечно, знала, – вздыхает она, возвращаясь к наболевшей теме. Моя мама дружила с Шурочкой. Помогала ей по хозяйству. Ну и я тут выросла… Александра Марковна была очень известной певицей. Вот только ее младшенькому медведь на ухо наступил.
Экономка фыркает недовольно.
– Вечно покойнице проблем создавал! А потом Марку… Они ведь его с Галей вырастили. А он чем отплатил?!
– Чем? – охаю я.
– Пойди посмотри, – поджав губы, цедит Юлия. Кивает на дверь в столовую. – Только из коридора зайди. Эту на замок закрыли. И какой-то шкаф поставили. Теперь у нас новая власть. Если Марк с Галей не вернутся, уволюсь к чертовой матери…
– Как не вернутся? – охаю я. – Что же вы такое говорите, Юлия!
– Да ты сама посмотри! – в сердцах бросает экономка.
Усадив сына в высокий стульчик, ставлю перед ним тарелку с пюре. Повязываю слюнявчик. И пока малыш возит ложкой туда-сюда, делаю шаг в коридор.
Выглянув из-за колонны, наблюдаю, как в красивой белой столовой собирают уродливый черный диван из толстой лакированной кожи. На стену вешают огромную плазму.
«Только поп-корна на полу не хватает», – вздыхаю украдкой. Резко поворачиваюсь, собираясь вернуться к сыну. И с размаху утыкаюсь носом в крепкую грудь Ростислава Градова.
20. Пирожки
– Привет, – шепчу, обнимая порывисто. Наклонившись, чуть касаюсь губами маленького розового ушка. Вдыхаю запах, по которому соскучился за два года.
Что происходит, твою мать? Почему именно эта женщина так меня заводит? Почему именно от нее все нутро выворачивается?
– Влада, – зову хрипло, – давай поговорим. – У меня к тебе много вопросов.
– Мне некогда, – отстраняется она. – Потом… как-нибудь…
– Что-то важное? – усмехаюсь криво.
– Да, – кивает, убегая на кухню.
Хватаю за руку, но упрямая девица вырывается. И тут же слышу недовольный крик. Маленький розовощекий пацанчик, весь измазанный кашей, грозно хмурит лоб и машет мне ложкой.
Угрожает!
Силюсь не рассмеяться. Но маленький генерал смотрит грозно. Бубнит что-то на детском наречии.
– Что он говорит? – поворачиваюсь к Владе. Она наверняка разбирает этот треп. И неожиданно залипаю взглядом на высокой груди, поднимающейся в такт учащенному дыханию. Как дурка таращусь на порозовевшие щечки и широко распахнутые глазища, в которых плещется страх и… желание.
«Влада, девочка моя, выдаешь себя с потрохами», – усмехаюсь мысленно.
– Это детский лепет, Ростислав Владимирович, – роняет скупо. И всем своим видом показывает полную бессмысленность переговоров.
– У нас есть что-нибудь поесть? – поворачиваюсь к Юлии.
– У нас? – насмешливо приподнимается темная бровь.
– Обсудите с Владой, что нам требуется. Я выдам деньги, – замечаю совершенно спокойно. Обычный сценарий: женщины хозяйничают на кухне, а мужчина спонсирует.
– У нас, – выделяя последнее слово, роняет Юлия, – все есть и мы сами можем себя прокормить. А что касается вас… наверное, лучше заказывать еду в ресторане. Мне не хватит квалификации под твои запросы, Слава.
– Да я непритязателен, Юль, – давлю взглядом. Мне только тут сопротивления не хватало. И от кого? От дочери маминой экономки!
Хорошая тетка была, между прочим! Такие пирожки пекла… Кстати!
– Пирожки как тетя Маша напечь сможешь? Или квалификация не позволит?
Юля фыркает негодующе и роняет скупо.
– Какие хочешь? С мясом или луком-яйцом?
От мысли о пирожках рот тот час же наполняется слюной. На долю секунды будто на скоростном лифте возвращаюсь в детство. Родной дом, знакомая стряпня. Еще минута и мама выйдет из комнаты в шелковом халате. Спросит холодно.