Милая чаровница [Милая колдунья] - Картленд Барбара. Страница 5

Однажды, год назад, она предприняла попыт­ку убежать от него, чтобы найти работу и таким образом вырваться из этого ужасного темного дома среди лугов. Он догнал ее, когда она почти уже добралась до шоссе, и избил так, что она некоторое время была на волосок от смерти.

«Ты будешь жить здесь и работать, – кричал он. – Если ты думаешь, что я позволю тебе ша­таться по округе, то ты сильно ошибаешься. Я хочу, чтобы ты работала, и добьюсь этого. Не­медленно приступай к этим рукописям».

Она никогда больше не осмеливалась повто­рять свою попытку, даже когда он уезжал из до­ма и оставлял ее одну с Сарой. Это была старая женщина, которая работала у ее родителей с тех пор, как они поженились. Она была очень ста­ра, глуха и неразговорчива, ее мучил артрит, и она очень боялась, что профессор выгонит ее и ей некуда будет деваться.

«Работай. Ты же знаешь, он очень сердится, что рукопись еще не окончена», – обычно вы­говаривала она, когда Зария на мгновение под­нимала гудящую голову и слезящиеся глаза от древних папирусов или надписей с тысячелет­них камней, которые она пыталась расшифро­вать.

Временами голова у нее раскалывалась от бо­ли, однако она продолжала работать. Она была слишком утомлена, чтобы протестовать, слиш­ком слаба от недоедания, чтобы уклоняться от ударов отца.

«Что же мне делать?» – спрашивала себя сей­час Зария, и этот вопрос казался ей непосильно трудным.

Она чувствовала себя потерянной, беспо­мощной и испуганной. Лондон был таким большим, таким чужим ей городом. Если бы можно было позвонить мистеру Патерсону! Но во всяком случае, был добр и дружелюбен с ней.

Правда, сейчас он играет в гольф. Да и зачем его беспокоить? Разве ему есть дело до нее? Су­дя по блеску в его глазах, она показалась ему просто смешной.

Зария поднялась со стула, подошла к камину, возле которого стояло большое зеркало, и по­смотрела на свое отражение. Прямые, неопрят­ные волосы, которые она сама стригла, отвра­тительные очки в металлической оправе, кото­рые заставил ее носить отец, когда она пожаловалась, что с трудом разбирает стершие­ся буквы рукописей. Зария поспешно сняла очки, но от них на лице остались четкие красные следы, а круги под глазами стали почти черны­ми на фоне пепельно-серой кожи. Медленные, тяжелые слезы потекли у нее по щекам. Она много страдала в своей жизни, однако не пом­нила, когда плакала в последний раз.

«Я безобразна, – повторяла она себе, – безо­бразна, беспомощна и абсолютно одинока. Я не хочу жить!»

Она отпрянула от зеркала и бросилась на со­фу, зарывшись лицом в подушку. Она собира­лась плакать, но мягкий шелк подушки повер­нул ее мысли к шелку, атласу и бархату – всем тем очаровательным вещицам, к которым так любят прикасаться женщины.

Она снова подумала о Дорис Браун, о ее шел­ковых чулках и замшевых перчатках, которые она так боялась потерять.

«И у меня будет все это! Обязательно бу­дет!» – сказала себе Зария.

Ведь она может пойти в магазин и купить все, что она только не пожелает. Можно заплатить чеком. Но ей сразу же стало страшно. Она не осмелится, ей не выдержать презрительного выражения на лицах продавщиц.

«Откуда она такая взялась?» – будут спраши­вать они друг друга.

Зарии внезапно захотелось убежать назад, в Шотландию. К старой Саре, к дому с грязными стенами и уродливой викторианской мебелью, со спертым воздухом, из-за которого она никак не могла избавиться от мысли, что отец еще жив, что вот-вот войдет в дверь, заметит какие-то неполадки и обрушится на нее с проклятия­ми. По крайней мере, там все было знакомо, а жизнь здесь пугала ее.

Она застонала и села. Что-то упало на пол. Нагнувшись, девушка увидела, что это был пас­порт Дорис Браун. При падении он раскрылся на том месте, где была фотография. Она была не очень четкой. Почти любая девушка могла назвать ее своей – глаза, нос, рот, волосы не­понятного цвета, который в реальности мог быть любым, открывают уши, завиты и зачеса­ны назад по последней моде.

– И я могу так выглядеть, – прошептала За­рия и поняла, что жребий брошен. Она должна занять место Дорис Браун по той простой при­чине, что слишком боится оставаться в этом незнакомом отеле и ждать, когда что-нибудь произойдет. Да и произойдет ли? Ей предстоит слоняться по улицам, кишащим занятыми, спе­шащими по своим делам людьми, живущими своей, незнакомой ей жизнью. Предстоит воз­вращаться сюда и сидеть в одиночестве. И так день за днем, ночь за ночью, изнывая от безде­лья, ожидая разве что поступления денег.

Можно сменить этот отель на другой, но и там она будет чувствовать себя такой же одино­кой, такой же испуганной. Можно поехать в Нью-Йорк или на юг Франции, как предлагал ей мистер Патерсон, но и там она будет одна, совсем одна.

– Нет! Нет! – вскрикнула Зария и тут же вздрогнула от звука собственного голоса.

Такой жизни она не вынесет. Не вынесет одиночества, вынужденного безделья. Она не сможет существовать без ждущих своей очереди рукописей, без принуждающего ее к работе отца, без копошащейся на кухне Сары, готовящей неизменные овсянку и чай.

– Надо ехать! – Зария произнесла эти слова с решимостью, которой она в действительности не ощущала, позвонила в звонок. Услышав его звук, она, дрожа, присела на диван и напряжен­но застыла в ожидании.

Наконец в комнату вошла горничная – до­вольно симпатичная, бойкая молодая женщи­на. Зарии показалось, что она была несколько недовольна тем, что ее вызвали в такое время.

– Вы звонили, мадам?

– Да, пожалуйста, вы не могли бы помочь мне?

– Разумеется, мадам. Что я могу сделать для вас?

– Дело в том… что… – запинаясь, произнес­ла Зария, – мне надо уехать… за границу сегод­ня вечером. А я приехала из Шотландии и… не взяла с собой никакой одежды. Мне нужен кос­тюм, блузка, несколько пар чулок и туфли. Я… мне нельзя ехать в таком виде. И, пожалуйста, мои волосы… Надо, чтобы их уложили.

Горничная окинула ее презрительным взгля­дом:

– Мадам, наверное, не сознает, что сегодня суббота.

– Да, да, я знаю, что все магазины закрыты. Но, возможно, можно купить эти вещи у кого-нибудь из ваших знакомых? Может быть, у вас есть костюм, который вы могли бы продать мне?

Горничная посмотрела на нее так, будто пе­ред ней была сумасшедшая.

– Ну пожалуйста, – умоляла ее Зария, – я вас очень прошу. Мне это так важно.

Это была мольба о помощи в решении той единственной проблемы, которая объединяет всех женщин на свете независимо от их соци­ального положения, веры, цвета кожи и нацио­нальности – проблемы одежды.

– Ну хорошо, мадам, я попробую что-нибудь придумать, – с сомнением в голосе ответила горничная.

Глава 2

Зария стояла у окна отеля «Британия» и смот­рела вниз на залитую солнцем улицу и поток проносящихся по ней машин. Отсюда Марсель выглядел муравейником, и это только усиливало в ней чувство отчужденности и одиночества.

Всю ночь она пролежала без сна в комфор­табельном мягком вагоне. Она снова и снова думала, что сошла с ума, что надо вернуться в Лондон, позвонить мистеру Патерсону и сооб­щить ему о своем намерении, однако так и не пришла к окончательному решению. Попав в Марсель и узнав, что отель находится рядом со станцией, Зария подхватила чемодан и пошла туда.

Оказалось, что комната для нее забронирова­на, как и следовало из письма мистера Патерсона. Вышколенный слуга с вежливой предупре­дительностью провел ее в номер, дверь за ним закрылась, и Зария снова осталась одна.

Она повернулась от окна и увидела свое отра­жение сразу же в нескольких зеркалах, укра­шавших комнату. Ей трудно было поверить, что это она и есть. Костюм, который нашла для нее горничная, разумеется, не был сшит у извест­ного портного, но он, безусловно, больше под­ходил ей, чем ужасный старый пиджак из твида и юбка, которую она носила годами. Зария вы­бросила все это в корзину для мусора. В первый раз в жизни она поступила настолько экстрава­гантно, выбрасывая то, что еще можно было использовать.