Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна. Страница 14
– Ну и хорошо. Иди возьми вату – помнишь, я тебе показывал, где она – и положи на ранку. Понял?
Женька, всхлипнув, кивнул и умчался в комнату за аптечкой. Я посмотрел на его спину, и отвратительное чувство вины кольнуло прямо в самое сердце. Как вообще циркуль мог выпасть из футляра, когда я иногда и двумя руками не мог его открыть? Я чуть подумал и отмахнулся: да не может такого быть. К тому же ранка совсем небольшая, даже Женька самостоятельно справится. Я чуть потоптался на месте, потом отогнал сомнения и, прокричав: «Пока, мам, пока, Женька!» – вышел на улицу.
Школа была в центре деревни, на другой стороне реки, пятнадцать-двадцать минут пешком от нашего дома. Вроде бы недалеко, но раньше этого времени мне вполне хватало, чтобы по пути ухнуть в реку с моста, встретиться с особенно злобным гусем, потерять пенал с ручками, быть облитым с ног до головы проезжающей мимо машиной и даже подцепить одинокого весеннего клеща. Поэтому сейчас я, не веря своей удаче, осторожно спускался с горы, стараясь не поскользнуться на растаявшей после ночных заморозков грязи. Идти было тяжеловато, ноги так и грозились пуститься с горы наперегонки. Сначала я шёл тихо, старательно подбирая место на дороге, чтобы сделать новый шаг. Но потом подумал: «А какого фига?» – закрыл глаза, чтобы не видеть, как в очередной раз небо поменяется местами с землёй, выдохнул и, отпустив наконец ноги, рванул с места. Мысли догнали меня только у подножия горы, когда я открыл глаза и осознал, что не скатился с неё кубарем, как обычно. Довольно присвистнув, я в приподнятом настроении зашагал в школу.
Школа у нас была небольшая, двухэтажная, вся, от фундамента до крыши исписанная выпусками предыдущих годов. На краю большой асфальтированной площадки перед школой стоял полуразвалившийся памятник ветеранам Афганистана. Все учителя и директор школы постоянно напоминали нам, что в нашей школе учился один из воинов-интернационалистов. Кто такие эти воины-интернационалисты, я не знал, да и особенно не интересовался, но почему-то тайно этим гордился. И когда меня спрашивали в райцентре, где я учусь, я всегда объяснял одинаково: в школе, где ещё учился наш районный герой-афганец. И меня всегда понимали и больше не переспрашивали.
Через узорную облупленную калитку я вошёл на школьную площадку, осторожно осматриваясь. Этот гад запросто может быть здесь – курить где-нибудь под кустами со своими дружками-дебилами. Ну да, точно, и совсем не под кустами: Тёмка стоял прямо перед входом в школу и опять ржал, окружённый своими прихлебателями. Что он там им рассказывает, сразу стало понятно без слов: как только они заметили меня, тут же покатились со смеху, хватаясь за бока.
Я тут же вспыхнул до самых ушей, но притворился, что их не замечаю. Как бы проскочить мимо них в школу, чтобы не слышать, что они там болтают? Не успел я подумать об этом, как из дверей школы вышел наш физрук Тольмихалыч.
Тольмихалыч – или Анатолий Михайлович – был огромным двухметровым мужиком с кулаками с мою голову, вполне добродушным, но именно его единственного во всей школе побаивался Тёмка. Наверное, потому что когда на щетинистом с золотыми зубами и чертами головореза лице Тольмихалыча появлялась ясно считываемая укоризна, бежать без оглядки хотелось всем, от салаги-первоклассника до директора школы. Впрочем, Тольмихалыч был незлым и даже справедливым учителем, не то что наши некоторые истеричные училки: он никогда над нами не издевался, и если и шутил, то никого не обижал. Но и спуску никогда не давал – особенно таким, как Тёмка.
Облегчённо вздохнув – так крупно мне уже давно не везло! – я с удовлетворением отметил, как Тёмка сдулся и попытался сделаться незаметным, что у него получилось плохо. Тольмихалыч скосил на него взгляд, усмехнулся и остановился почти прямо перед входом в школу, ковыряясь в своём телефоне. «Вот сейчас!» – подумал я и быстро зашагал ко входу.
Глаза Тёмки на мгновение полыхнули маньячной радостью, но я тут же воскликнул деланно бодрым голосом:
– Тольмихалыч, здрасьте!
Физрук поднял голову, разглядел меня и широко улыбнулся в жутковатом оскале:
– Привет, Перевозчиков! Форму дома не забыл? Это же у вас сегодня физкультура?
– Да! – шире его разулыбался я. – Не забыл.
– Молодец! Топай давай в школу, – он махнул рукой и опять зарылся в свой телефон.
Я прошмыгнул мимо него, успев мельком посмотреть на Тёмку: тот незаметно, как будто случайно, пытался спрятаться за своими прихлебателями. Я уже почти зашёл в школу, когда он метнул в меня злобный взгляд, не обещавший ничего хорошего. Ну и ладно! До следующей встречи ещё целых 45 минут, а то и больше. К тому же он-то, придурок, не знает о моем вчерашнем разговоре с Гошей и все ещё считает меня неудачником. Так что плюс один в мою пользу.
Я переодел обувь, сменку и куртку бросил в гардеробе, краем глаза глянул расписание и белкой взлетел на второй этаж. Около одиннадцатого кабинета на подоконнике уже сидели Мишка и Серый, о чём-то болтая и периодически посмеиваясь. Я, поправив лямку рюкзака, подошёл к ним и молча протянул руку.
– Здорово, Васян, – деловито сказал Серый, пожимая мою руку, – ты сегодня, кажись, влип?
Моё сердце с грохотом упало прямо в желудок.
– Вы уже слышали?
– Ха! Ещё вчера! – ухмыльнулся Мишка. – Тёмка в соседнем доме живёт – я всегда все первым узнаю.
Они с сочувствием посмотрели на меня. Серый даже развёл руками – мол, жалко тебя, конечно, но чем я-то могу помочь? И действительно – разве они могли сделать что-то с моим хроническим невезением? Я махнул рукой – не заморачивайтесь, сам разберусь.
– Васян, ты это… держись… – неохотно добавил Мишка. – Тёмка поехавший, что с него взять. Будет стрелка – зови…
– Да не будет никаких стрелок, – отмахнулся я. – Пошёл он… Далеко, в общем. Лесом и полем.
Мишка попытался скрыть облегчённый вздох за кашлем – очень уж ему не хотелось махаться с Тёмкой и его бандой – а потом неловко попытался сменить тему разговора:
– Мы тут о домашке говорили. Читал по литре?
Я кивнул – прочитал ещё на прошлой неделе, сразу, как задали.