Фрау Маман (СИ) - Блэр Лия. Страница 19

Как легко бывает, когда находишь для себя оправдания и создаешь якоря, помогающие не сбиться с намеченного пути. Надо только встать и идти. Не убегать. Не стоять на месте. Просто идти, шаг за шагом, пока не захочется бежать раскинув руки. А захочется ли? Внутри настоящая истерика сумасшедшего, которую не вытравить. Не убрать. Пока рано.

— Что будем делать? — вставая на ноги, Ира задела головой сухую ветку и ойкнула.

— Пойдем веселиться! — воодушевленно, в минутном порыве, выдала Мира и потянула подругу назад, к клубу. — Только давай бражки вмажем, а?

— Мои мысли читаешь, — прятала лицо руками от веток Василькова. — Только ссать заебемся бегать, пока до кондиции дойдем.

— Тоже верно, — задумчиво прикусила губы подруга и многозначительно подняла указательный палец: — Есть идея!

Мимо Ромашки, который что-то объяснял Горину, и остальных завсегдатаев клуба они пробежали штормовой волной, обдавая деланым равнодушием.

Тихо крадучись, чтоб не разбудить стариков и громогласных родителей, девушки пробирались в сени, где стоял чемодан папы Геры с привезенными запасами любимого коньяка, который он предпочитал «беленькой» на отдыхе. Все просто, водочка сразу переходила в собственность деда Василия, а все эти звездные напитки тот не уважал.

Сидя на приступке в сенях, подруги поочередно прикладывались к горлышку бутылки, морщась и занюхивая алкоголь волосами друг друга.

— Пиздец, клоповник крепкий, — сдавленно шептала Ира, сделав очередной глоток.

— Зато полезный, как говорят врачи, — тихо хихикнула Мира.

— Гера! Вставай, тебя родная дочь обпила, — громогласно засмеялась Фрау Маман, включая свет и разглядывая щурящиеся физиономии нарушителей порядка.

— Мирочка, вы хоть бы закуску взяли, — пожурил папа Гера, подтянув трико, растянутые на коленях. — Желудок попортите.

Выпитого в тишине хватило для сумасбродства, а потому, не дожидаясь нравоучений и дальнейших комментариев от всего семейства, выскочили на улицу и с веселым смехом бросились прочь.

В клубе они устроили настоящую вакханалию — Ира, очередной раз соблазняя давящегося слюной Ромашку, а Мирослава, выбрасывая горечь, не позволяя себе хандрить и расстраивать других, просто, потому что хотелось сорвать себе крышу, до самого подвала. И конечно, чтоб лишний раз уверить Горина, что с ней все в порядке. Ей реально — похуй. Нет повода для беспокойства. В Багдаде все спокойно, а торнадо… так, бля… мимо пролетал.

Проснулась Мира в саду своих стариков на раскладушке, благо, та стояла под деревом сливы, а иначе обгорела бы ее морда хлеще, чем на курорте. Голова трещала, а тело нещадно ныло, напоминая о необузданных плясках. Опустив ноги на землю, девушка посмотрела на замызганные кеды и заулыбалась, представляя, какого Ире, ведь ее еще на сеновале наказание ждало.

— Мирочка, выпей, — папа Гера заботливо протянул кружку с водой, в которой последними пузырьками растворялась таблетка.

— Где Фрау Маман? — жалостливо спросила непутевая дочь.

— Ушла к соседке смотреть на свиней, — раскинул руки в стороны и пожал плечами. — Не спрашивай, зачем. У меня язык не повернется сказать. Сильно голова болит?

— Уже лучше, — Мира допила и вернула назад тару. — Пап, поставь чайник, я скоро.

Самочувствие улучшалось с каждым шагом, а обрывки вчерашнего разговора нехотя всплывали в памяти, заставляя думать, искать решение. Дойдя до сарая, оглядевшись вокруг, она уже знала, что лучшим будет — оставить все, как есть. Вести себя с Костей, как с другими, не надоедать, а лучше даже возненавидеть. Не зря же говорят, от любви до ненависти один шаг. Подумала и сама скривилась скептически.

Как намеревалась — так и действовала Мирослава. С Гориным держалась внешне спокойно, наедине не оставалась, при удобном случае на глаза не попадалась, наблюдала и любовалась издали да исподтишка. Не отказывала себе в удовольствии выскакивать на улицу в трусах и футболке, притворно удивляясь своей неосмотрительности, когда попадалась ему на глаза. Все, вроде, как всегда, но только глаза печальные и часто красные, на мокром месте.

— Мира, а ну иди сюда, — позвала Фрау Маман, разложившись на стеганом одеяле под солнцем. Та подошла и уселась рядом, разглядывая свои руки. — Изливайся.

— Чего? — посмотрев на родителя, она старалась понять, что сделала не так.

— Не вынуждай прибегать к насилию, я страшна в гневе. Сейчас. Обо всем. Как перед батюшкой, — засунув в рот несколько подсолнечных семечек, разгрызла, приподняв край губы, и сплюнула кожуру в сторону. — Гера! Неси свои мослы к нам. У нас тут трагедия в жанре драмы, хлеще порнухи про Мэри Поппинс!

Под пристальным взором родителей Мирослава выдала все, как на духу. Папа Гера раз десять подрывался взяться за ремень, ведь где это видано, чтоб ребенок, лучший на Земле, сам себя предлагал, на что Фрау Маман одергивала и поправляла мысли, дескать, как мог отказать Костенька, обидеть, но и тут догадка нашлась — не боролась за мужика и любовь свою дочь бестолковая. Разговор, с одной стороны — серьезный, важный, а с другой — родители, как всегда, смогли смягчить все жесткое и сгладить все острое.

— Что делать будешь, родитель непутевый? — ехидно отчеканила Маман, глядя на мужа. — Воспитал фанатку мелодрам с вялым концом. Переняла от твоей родни соплежуйство. Ты врач или где?! Дай этому похотливому созданию таблетку волшебную, чтоб опоила Костеньку, надругалась, а у него после амнезия случилась. По типу энуреза — случайная, на одну ночь.

— Монмарансичка, голубка моя ненаглядная, может лучше естественными методами? — примирительно папа Гера прижал к себе голову супруги и чмокнул в уголок губ. — В их случае любовь — лучшая пилюля.

— Он не говорил, что любит меня, — не понимая, зачем, уточнила Мира. Идея маман обнадежила что ли.

— Мира! Да в кого ж ты такая тупая?! — вскинулся громогласный родитель. — Папа Гера — гений! Я ангел! Но ты…

— Что я такого сказала? — возмутилась обиженно дочь, надув губы.

11

Жизнь продолжалась. С каждым днем Мирослава все отчетливее понимала, что не за горами день, когда мизерное зерно надежды, все еще хранимое в недрах души, просто сгниет без возможности прорасти во что-то большее, желанное, прекрасное. Держать под контролем чувства сложно, но уже… привычно? Лишь изредка накатывала безнадега, от которой хотелось выть в голос, чтоб услышали волки в дремучих лесах и подвыли в ответ.

День 25 июля выдался дождливым, с грозой. Таким, что, как с утра дождь припустил, так двое суток и не стихал. Долгожданная сырость поднимала настроение всему живому, уставшему от жары, и только Мирослава с Ирой сидели на кровати в маленькой комнате, с грустью глядя в окно, вибрациями в теле отзываясь на каждый громкий раскат грома. Вчера Горин уехал за своей невестой, а вот родители Иры и Кости, наоборот, прикатили. С продуктами, как обычно, и с желанием умаслить бабу Лизу.

Стол накрыли в доме, потому что на летней кухне сыро. Родители Мирославы, под предводительством деда Василия, которому не терпелось улучшить настроение, были приглашены заранее. Обычные посиделки из разряда «за встречу», разговоры о жизни, политике, детях, прошлом…

— Витя, так и не решился открыть свой бизнес? — разливая коньяк по рюмкам, спросил папа Гера.

— Нет, Жень, — покачал головой собеседник, нанизывая на вилку румяный ломтик жареной картошки. — Как-то закрутился по жизни, а потом уже не решился. Рад, что у тебя все сложилось, как ты мечтал.

— Мне повезло, — открыто улыбнулся тот и приобнял Фрау Маман. — У Монмарансички не забалуешь. Сам знаешь. Расскажи о Косте. Чем он занимается? Видимся часто, общаемся. Почти соседи, как-никак, но все не доходило до обстоятельного разговора.

— Хороший пацан, Витюша, у тебя вырос, — поддержала разговор мама Миры. — Внимательный, уважительный, добрый… Жаль, что Ленок не дожила… Эх, давайте выпьем!

— Наташа, эти двое наши с Леной лучшие друзья молодости. Сына из роддома забирали со мной, — усмехнулся добрым воспоминаниям Виктор Степанович. — Женя и Лена учились вместе на медицинском, так и познакомились. А вот Ритку я боялся, как огня, с первой встречи. Помню, пришел на свидание, сижу на бортике фонтана, жду… И тут, бац! Зависла моя тушка над водой, а ручищи держат меня за грудки. «Обидишь Ленусю, сделаю из тебя чучело, на котором она будет анатомию отрабатывать», — сказала, а потом, нагло хмыкнув, изобразила невинное лицо.