Арчибальд (СИ) - Фарамант Герр. Страница 12

За этими терзаниями и застал мальчика его друг, который только-только возвращался из школы.

— Эй, я думал ты уже дома.

Невысокий, одного с Арчи ростом, в меру упитанный, как обычно в выглаженной и выстиранной серой форме и с короткими светлыми зачёсанными волосами, Карл приблизился к другу.

Заслышав-завидев товарища, тот чуть нагнулся, неловко пыхтя, пряча зеркало в карман — и выровнялся чуть ни по стойке, тряхнул головой, выдохнул: ну, наконец. Будет!

— Не, когда б успел, — отмахнулся. — Слушай, — не желая тянуть, скинул рюкзак на траву. — У меня к тебе дело. Насчёт твоих записок. Я читал их…

— Правда? И как оно? Что скажешь?

Карл сиял от счастья, уже предвкушая похвалу друга.

— Ну, в целом — круто, я бы так не написал. Вообще, у тебя классная фантазия, — уклончиво отвечал Арчи, отводя взгляд.

Говорил что-то ещё про Гёте, сравнивал с работами По, а сам дёргался, не моргать силился: нет, не упоминать про Карпу, не выдавать вот так сразу. Что если Карл действительно должен был оказаться там вместо него? Что если, вернувшись вдвоём, все будут смотреть только на него, а сам Арчи останется в тени? Так тоже не катит. Изначально намереваясь помочь своему другу убедиться в его мечте, теперь он уже сомневался, так ли стоит делиться правдой. Ведь может статься, что Карл всё выслушает — и откажется, и тогда вход в Карпу перед ним закрыт, а Арчибальд сможет спокойно вернуться домой сам? Надо проверить, надо смотреть.

— Эй, ты себя слышишь? — оборвал друг его мысли. — Мне, конечно, приятно, что ты назвал сейчас столько разных поэтов, за Китса особое спасибо, но в каком месте тут я?

— Ассоциативно, призыв Эндимиона к закованным, и размер похожий, — ответил он первое, что пришло в голову.

Карл задумчиво почесал затылок.

— А дай-ка тетрадь, я хоть посмотрю.

— Да-да, конечно, — кивнул мальчик, расстёгивая рюкзак. Стал рядом, смотря на товарища, поглощённого собственными записями.

«Ну куда ему в Карпу, вот правда? Весёлый и приветливый со своими, стеснительный и замкнутый с незнакомыми, особо ни с кем, кроме учителей не общается. И дома его кормят и любят, и вообще…»

— Как там Элина? — спросил отвлечённо.

— Уже второй день как письма жду, — бросил через плечо Карл. — А Сабина? Она на тебя злилась сегодня.

— Бывает, — пожал плечами мальчик, — не интересна она мне.

Тут уже настал черёд Карла удивляться. Настолько, что он отложил свою тетрадь и смерил товарища пристальным взглядом.

— Но вы же…

— Ну да, целовались мы с ней, один раз. Но кто ж знал, что она из-за чужой шутки такую истерику разведёт. Да и целовались мы только потому, что я спор выиграл, и фотоальбом из музея украл. Видел бы ты её лицо тогда, если честно.

Карл потёр подбородок, всё ещё оглядывая приятеля.

— Ты мне это в других красках описывал, — задумчиво протянул.

— Как есть теперь говорю, — грустно усмехнулся в ответ.

Его друг почесал затылок.

— Беда… Поищи себе кого-нибудь в телефонном справочнике. Я так Элину нашёл, она из…

— Да-да, помню, — закивал спешно, — Мюнхен, ***25, четырнадцать лет, глаза карие, волосы длинные светлые, фотографию до сих пор не прислала, голос звонкий, как у гиады, — чуть ли ни по-заученному отчеканил Арчи, не желая в который раз слушать трепетную историю знакомства друга с его возлюбленной.

— Слушай, да что с тобой не так? — наконец спросил Карл, всплеснув руками.

Тот глаза закатил.

— Ну-у-у-у, — принявшись загибать пальцы, — меня чуть не избил Альтман и его компашка, это раз, бросила девушка, это два, и весь мой дневной рацион за сегодня составляли завтрак у фрау Гизеллы по доброте душевной и булочка в столовой, вот тебе три. А ещё, ты, наверное заметил, от меня несёт за версту, потому что у моего отца утром было похмелье, и его вырвало на мою форму, — не сдержался, стиснул кулак. — Я-то её сполоснул, — отирая выступившую испарину, — как мог, да, но всё равно осадок остался, — качнулся немного. Отодвинулся, выдохнул.

Карл сочувственно склонил голову. Поднял руку — и мягко коснулся плеча товарища.

— Да. Извини…

Какое-то время дети сидели на траве в молчании, каждый в своих мыслях.

— Это, — Карл хлопнул в ладоши. — Ты ведь совсем плохо выглядишь, так никуда не годится, а на твоего… этого… даже смотреть страшно. Тебе как, нормально будет, если он нам весь вечер трезвонить будет?

— Предлагаешь у тебя остаться?

— Ага, у меня предки на все выходные к бабушке в Франкфурт уезжают, а я им как сказал, что письмо от Элины жду, они сразу и расспросы прекратили. «Дело святое — романтическое», — сказал Зигфрид, и ма его поддержала. Вообще, он классный мужик. Я бы хотел, чтоб он и твоим папой был. Отзвонись от меня домой, к нам он всё равно не пойдёт, дальше звонков вряд ли что-то будет. Давай, ну, — продолжал подбивать, — послушаем новый альбом Phudys, я тебе больше о Луашта порассказываю, если тебе правда интересно.

— О чём?..

— Ну, этот мир, о котором я стихи писал. Я ему даже название придумал. Оно не записано, нет? Странно. Ну так что?

Предложение Карла звучало заманчиво. По совести, что ждёт Арчи на его квартире? Пятница, скоро вечер. Отец или уйдёт в игорный клуб до поздней ночи, или, что ещё хуже, будет пить вот так дома — ни телевизор посмотреть, ни музыку послушать, и всё равно дело кончится тем, что Арчибальд будет сидеть под дверью квартиры с фонарём и читать. А так — хотя бы надежда на приятный вечер.

— Добро, — согласился мальчик. — Едем прямо сейчас?

— Ага, собирайся, заодно одежду тебе выстираем, — Карл поднялся на ноги, протянул другу руку. Широко улыбнулся. Тот снова отвёл взгляд, сдержанно и благодарно кивнул, тяжело встал, закинул рюкзак за плечи.

Сначала остановка, потом — автобус, полный старушек и женщин, и, наконец, неприметная высотка напротив детской площадки. Карл жил в том же районе, где была квартира дедушки Арчибальда, в доме через дорогу. С улицы даже занавески на окнах видны, те самые, которые со дня смерти старика в его кабинете повесили.

Найдя взглядом некогда родной балкон, мальчик грустно вздохнул.

Дед курил советский «Беломор-канал» чаще, чем дышал. Умер сразу после приёма у врача, когда тот сообщил ему диагноз «рак лёгких». Посмеявшись, он вышел во двор клиники, сел на скамейку и закурил, а потом зашёлся кашлем. Сухим, громким таким. Кашлял и кашлял, а потом — выдохнул, сделал ещё затяжку — и дух его отошёл к небесам вместе с клубами сизого дыма. Арчибальд это хорошо запомнил: грузный, в простой тельняшке и серых брюках, с густой бородой и седыми, завязанными в хвост волосами, полным и открытым лицом, сидит, откинувшись на спинку скамьи, и на солнце смотрит не мигая. Некогда крепкие руки обвисли вдоль тела, ладонями на коленях, а в ногах тлеет так и недокуренная сигарета.

Бабушка протянула чуть-чуть дольше. Как похоронила мужа, то почти перестала покидать кресло в своей квартире. Она и раньше подвижностью не отличалась, если куда выходила, то с другими старушками у подъезда посидеть, поупражняться в сплетнях, а потом — своя пенсия, да плюс страховка деда — наняла сиделку, которая все дела за неё делала, а сама знай себе, то сериалы смотрит, то спит иногда. И внука к себе часто звала: покормить, одежду выстирать, полюбоваться, какой он хороший у неё.

— Ты чего? — Карл ткнул друга в бок, потянул за рукав.

— Отец квартиру продал недавно, как в наследство получил, — повёл плечом.

Приятель понимающе кивнул.

— Там всё равно как-то не так было…

— Это тебе, — холодно отрезал мальчик.

На этом тему закрыли.

***

Стоило детям переступить порог квартиры Карла, как в нос Арчибальда ударил непривычный запах порядка. Такой, с лёгкой примесью свежего, свободного от никотина и спирта воздуха. Свободный, когда дышать — это не в тягость, а в удовольствие, и каждый новый вдох — это про жизнь.

Уютная небольшая прихожая с зеркалом на всю стену, вешалкой у двери и маленьким столиком для обуви в углу. Пары ботинок тянулись в ряд, так, словно их носки подогнали друг другу линейкой. И пальто на плечиках без единой пылинки.