Арчибальд (СИ) - Фарамант Герр. Страница 20

Крепко сжав его в ладонях, он вонзил его в оголённый торс отца. С лёгким хлопком треснула плоть.

Снова и снова, каждый удар сопровождался мягким, чавкающим звуком, а горячая кровь всё прибывала и прибывала.

С силой, с отчаяньем ребёнок продолжал бить холодеющий труп, и в глазах мальчика плясали огни радости обретённой свободы. Живот, искривлённая шея, поясница — везде, везде где только мог он оставлял всё новые и новые раны, раз за разом погружая нож в тёплое мёртвое тело.

Влажное и липкое, мальчику нравилось, как безжизненная плоть принимает его в себя. Ему нравился едкий едва уловимый запах крови, её вязкий вкус на своих губах.

Давно, очень давно он мечтал о том, что сможет убить этого мерзавца, и вот, заветный час настал, а вместе с ним — воля. Долгожданная бесконечная воля.

***

И это даже обидно!

Сидя в пустой, убранной и чистой квартире, с окнами нараспашку и запертой на замок дверью, Арчи рыдал. Это правда обидно. Именно тот, кому он искренне желал самой жестокой смерти из всех возможных, умер почти что своей смертью, оставив сыну возможность только поиздеваться над своим трупом. Ведь куда лучше, куда заманчивее была перспектива видеть, как эта сволочь страдает, как сопротивляется, цепляется за ускользающую жизнь — и подыхает от руки того, над кем сам издевался всё это время. Но что есть, то есть.

Даже сделав убийцей, мир не позволил ему насладиться агонией своей истинной жертвы, ну не смешно ли это?

По локти в крови, грязный от пыли и пота, с ноющим от недавних побоев телом, мальчик лежал на постели отца и смотрел в потолок.

Если родители Карла поверили его звонку, то, наверняка, уже оповестили полицию.

Будут стучать в квартиру. Будут допрашивать. Карла и убитую собаку тоже наверняка уже нашли. К концу дня его, Арчибальда, наверняка поймают и посадят. В лучшем случае ждёт очень неприятный детдом, в худшем — колония. И там, и там неприятно, но сносно. А сейчас есть всего пара часов, может быть, даже меньше: в квартиру или будут ломиться, или откроют силой, и обнаружат его тут, как есть, со всеми доказательствами его вины во всём. В гордыне, в зависти, в слабости и тщедушии. А ведь всё, чего он хотел, чего он хочет — это счастья. Это простое человеческое счастье в том мире, где ему было хорошо, и куда теперь не может уйти.

— Что, что вы ещё от меня хотите? — прокричал он, смотря в серый потолок. — Что мне нужно, чтобы доказать своё право на жизнь? Я не хочу, не хочу этот мир. Я хочу домой, — кричал он, ударяя головой о подушку, погружаясь в пучину истерики.

Чем дальше, тем больше происходящее походило на страшный, слишком затянувшийся сон, от которого он всё никак не мог проснуться.

В Карпе у него было всё: друзья, дом, любимая, имя мастера, незавершённое дело, а здесь, здесь что? Скучная серая реальность, судьба неудачника, издевки со стороны старших и снисходительно-товарищеские отношения сочувствующих — и всё. Там он — мастер ледяных ступеней, почти режиссёр театра мертвецов, а тут — убийца и обездоленный школьник. Сирота, которого ждут или исправительные работы, или приют для душевно-больных.

Простонав, ребёнок посмотрел на открытое окно спальни. Там — всё такой же светлый и ясный день. Встал на подоконник и посмотрел вниз.

Детская площадка. Мамы с колясками, старушки на лавочках. Всё, как всегда. Птички поют, солнышко светит, никто даже и не думает заходить в тёмный и серый подъезд.

Всего шаг — и всё кончится.

Зажмурившись, Арчибальд попытался представить, как падает, как его тело, объятое порывом ветра, летит вниз и с шумом разбивается об асфальт — и отпрянул в спальню. А вдруг не сработает? А вдруг теперь он наказан? Но куда ещё, если не так? Как теперь жить дальше?

Он пришёл сюда с целью убедиться, что терять больше нечего. Что получил своё место по праву, не занял чужое — и теперь его прогоняют? Вот так просто взять, не пустить? Ни белого сияния, ни высокой арки ворот, ничего, кроме серой рамы окна и таких же серых туч над кронами деревьев. Просто бросить его со своими проблемами, как есть, ничего не сказав? Это по их мнению счастье?

Шумно выдохнув, Арчи закрыл лицо руками и снова сел на постель.

Думал. Думал много, о разном. О том, как хорошо было, и как не очень. Как злобно и радостно. Как счастливо и грустно. Как глупо, легко, черт возьми, по-дурацки — и кусал губы, жмурился, не хотел.

Наконец поднялся. Снова встал у окна — и взглянул на бескрайнее небо.

Если больше ничего не осталось, выход только один. С домом, сам того не желая, всё почти получилось. Значит — и сейчас всё получится.

***

Переодевшийся и умытый, положив в рюкзак свои музыкальные кассеты и магнитофон, взяв оставшиеся деньги, мальчик стоял на улице у таксофона и ждал такси. Ехать до набережной — это через весь город. Прямых автобусов нет, а пересадки ему никогда не нравились.

Ровно дышал, сложив руки на груди, смотря в окно автомобиля. Безразлично глядел на мелькающие перед его взглядом улицы. Слушал мягкую мелодию какой-то эстрады, что лилась из динамиков.

Щедро отплатил водителю, когда тот доставил его на место и пошёл вдоль бетонной набережной, смотря на безмятежную водную гладь.

Счастливые пары и родители с детьми. Пожилые люди на скамейках. Лёгкая тень от могучих ветвей деревьев вдоль дороги. Тихая, спокойная река.

Мальчик шёл и улыбался, смотря на мир, открывшийся перед ним. На корабли у пристани. На матросов на палубе. Помахал рукой улыбнувшемуся ему старику в тельняшке.

Нет, всё не то. Он шёл дальше, к небольшой бухте, скрытой грудой камней, к обычно пустому пляжу.

Галька приятно покалывала голые ступни, а прибрежный ветер трепал кудри взмокших от пота волос, одаривал и прохладой и только ему доступным теплом.

Нежный, ласковый шум прибоя. Холодная вода щекотала стопы.

Оправив рюкзак, раскинув руки и закрыл глаза, он сделал первый шаг.

Не видя перед собой ничего, ни о чём не думая, Арчибальд плыл по течению, полностью отдавшись воде. Просто грести вперёд, просто слушать шум слабых, манящих волн, и наслаждаться холодом, свежестью. Плыть, не ощущая под собой дна, всё дальше и дальше. Просто так, в никуда, встречая алое закатное солнце, что уже клонилось за горизонт.

Мальчик улыбнулся, слыша знакомый сердцу отдалённый детский смех, ощущая тёплый ветер. Вдохнул на полную грудь, вкушая пряный аромат бескрайнего моря бесконечно-зелёных трав полыни вокруг. Открыл глаза, видя перед собой ослепительно-белый свет.

Проходит всё. И радости, и печали, и ссоры и невзгоды. Всё возможно забыть, всё возможно исправить. И друзья, и семья — ничто не важно для того, кто избрал мечту.

Стоя на лужайке, окружённой густым туманом, Арчи оглядывался по сторонам. Высокие густые заросли полыни, мерное журчание реки и тихий плач цикад в отдалении радовал его слух.

Оглянувшись, он увидел высокую арку ворот из песчаного камня, а подле неё — две величавые статуи грозных чёрных псов. Глаза их по-прежнему сияли красным, и всё так же они грозно смотрели перед собой, испытывая путника.

Счастливо выдохнув, мальчик пошёл на свет, позволяя ему поглотить себя и, как прежде, за бесконечной белизной наступила такая же мерцающая всеми оттенками черноты тьма.

В свободном падении во мрак, он слышал те заветные слова, что однажды принесли ему счастье, которое он тогда не узнал, не понял, не оценил. И, как и раньше, слова эти лились приятным, бархатным голосом, отпечатываясь в сознании золотистыми буквами:

«Добро пожаловать в Карпу, город мёртвых детей».

— Я вернулся, — прошептал Арчибальд, счастливо улыбаясь, продолжая падать в пустоту.

СТИХ СЕДЬМОЙ. «НОВАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ, ВЕСТОЧКА ИЗ ЗАБВЕНИЯ, СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ И КЛЯТВА ВЕРНОСТИ»

Высокий юноша в лиловом камзоле и чёрных брюках мотнул головой, оправляя волнистые кудри тёмных волос. Выгнув спину и потянувшись, он расправил плечи и, вскинув руки, сделав глубокий довольный вдох.