Непостижимое сердце - Картленд Барбара. Страница 29

Тяжелый вздох вырвался, казалось, из самой глубины ее сердца. Вирджиния пересекла лужайку, держась в тени деревьев, пока не добралась до стены дома. В тот момент, когда она собиралась пройти мимо французского окна, по комнате внезапно метнулся луч света. Почти рядом с ней распахнулось окно, и голос произнес:

– Здесь очень жарко. Не могу понять, зачем ты притащил меня вниз посреди ночи.

Вирджиния инстинктивно прижалась к стене дома. Она слишком хорошо знала этот голос, голос леди Шелмадин.

– Мне надо поговорить с тобой, – услышала она слова Маркуса Рилла. – И было бы сумасшествием для меня прийти в твою комнату. Никогда не знаешь, кто шатается по коридорам.

– Ну так в чем дело? – почти с раздражением спросила леди Шелмадин. – Если нас здесь обнаружат, то никто не поверит наскучившей отговорке, будто я спустилась посреди ночи вниз, чтобы выбрать книгу.

– Подожди минутку, дай мне зажечь свечи. – Тон выдавал дурное настроение Маркуса Рилла.

Свет, падавший из окна, стал более ярким. Вирджиния бросила взгляд через плечо. Отступать было некуда. Второе окно той же комнаты находилось позади нее, и, в какую бы сторону она ни двинулась, ее обязательно заметили бы.

– Что-то действительно случилось?

В голосе леди Шелмадин звучала озабоченность.

– Случилось! Хуже не придумаешь. С вечерней почтой я получил письмо. Не мог сказать тебе прежде – на самом деле я прочитал его, едва лишь поднялся к себе, чтобы переодеться к обеду. Я знал, что в нем будет что-то неприятное!

– Что же именно? – уточнила леди Шелмадин.

– Мне дают ровно неделю, чтобы найти деньги! Всю сумму! Все сорок тысяч, черт побери!

– Но это невозможно!

– Конечно, абсолютно и совершенно невозможно! И на этот раз нет никакой надежды отсрочить выплату.

– Тебе следует пойти к Себастьяну.

– Ты думаешь, что он даст мне сорок тысяч? Он сказал мне в последний раз, что больше не станет платить за меня, и он, конечно, сдержит слово. Мне придется или сесть в тюрьму, или уехать из страны. Я никогда не сумею вернуться… – Без сомнения, Маркус Рилл был близок к отчаянию.

Возникла пауза.

– Конечно, есть другой выход, – произнесла леди Шелмадин.

– Ты имеешь в виду пилюли?

– Да, ты захватил их с собой, не так ли?

– Я не такой дурак, чтобы оставить их где-то. Они смертельны – по крайней мере, так говорил тот парень.

– Мой друг, который дал мне его адрес, утверждал, что они не подведут. Он использовал их в Восточной Африке, и результат не заставил себя ждать.

– Знаю, Шелмадин, но я не в силах сделать подобное; не с Себастьяном.

– Он стоит на твоем пути, разве не так? Он суров и бессердечен. Что касается Себастьяна, я бессильна. Я перепробовала все. Не думаю, что в нем есть что-то человеческое. И в любом случае, из тебя получился бы гораздо более занятный герцог.

– Ты дьявол, разве не так, Шелмадин? – вскричал Маркус Рилл. – Когда доходит до дела, женщина всегда оказывается безжалостнее любого мужчины.

– Решай сам, – поторопила его леди Шелмадин. – Если ты предпочитаешь сесть в тюрьму, как я могу остановить тебя! Они не придут в восторг от того чека, который ты подделал. Как мне сказали, наказание за мошенничество довольно суровое.

– Прекрати, Шелмадин! Хорошо! У нас нет другого выхода, так? Ты совершенно уверена, что следов от яда не останется?

– Тебе предстоит всего лишь положить одну таблетку в его кофе или вино. Не делай этого, разумеется, когда вы с ним останетесь наедине. Если он умрет, нежелательно оказаться единственным свидете… Ты захватил их сюда, полагаю? Ты не лжешь мне?

– Нет, нет, они наверху, в ящике туалетного стола. Но мне это не нравится. Я, вероятно, бываю груб, но я никогда не совершал убийства!

– Тогда все в порядке! Поступай как хочешь, но не жди, что я стану навещать тебя в тюрьме. И не надейся, что я убегу через пролив, чтобы жить в нищете в какой-нибудь иностранной трущобе. На свете существуют другие мужчины!

– Шелмадин! Я сделаю то, о чем ты говоришь! Другого выхода нет.

– Тогда договорились, – хлопнула в ладоши леди Шелмадин. – Теперь, ради бога, позволь мне вернуться в постель. Если нас застанут здесь, это может вызвать подозрение.

– И ты выйдешь за меня замуж, Шелмадин, когда все закончится?

Раздался воркующий смех.

– Мне всегда хотелось стать герцогиней! И бриллианты, Маркус, конечно, очень мне к лицу!

Послышался звук открывающейся двери.

– Подожди, Шелмадин! Ты не можешь уйти вот так. – Дверь закрылась. – Проклятая женщина! Вероятно, меня оставили прибраться здесь.

Маркус подошел к французским окнам, чтобы закрыть их. Огни погасли, один за другим, пока Вирджиния не догадалась, что Маркус вышел только с одной свечой в руке. Затем настала полная темнота!

Вирджиния вся дрожала, тело покрылось потом, как будто ее окунули в холодную воду. Не может быть! Ей, должно быть, все это приснилось! Люди не способны на такие поступки. Она не могла поверить тому, что услышала. Наверное, никто не поверит, если она расскажет о разговоре, который только что подслушала. Если она сейчас же пойдет к герцогу, он посмеется над ней: возможно ли, чтобы два члена аристократического общества оказались способны на такое преступление! К словам неизвестной девушки из Америки вряд ли захотят прислушаться…

Она медленно двинулась вдоль стены дома, тихонько поднялась по боковой лестнице в свою спальню. Комната производила впечатление теплой, уютной и безопасной. Ситец в цветочек, мягкий ковер, элегантная обстановка были частью замка, частью безукоризненного прошлого английской аристократии.

Преступление должно совершиться – преступление столь ужасное, что ей невыносимо было думать об этом. И Вирджиния абсолютно беспомощна. Никто не поверит ей… герцог на краю гибели!

Она представила, как он принимает яд. Она представила, как он умирает. Однако ее руки были связаны, она не могла предотвратить этого злодеяния. Не в силах сдержать крика ужаса, Вирджиния поняла, что любит его.

Глава 8

Всю ночь Вирджиния металась в постели или лежала, глядя в темноту, сбитая с толку своими мыслями и чувствами. Она понимала, что каким-то образом должна спасти герцога, не только потому, что любит его. Никогда, в самых диких фантазиях, она не представляла, что убийство такое несложное дело и что оно заранее может быть спланировано. Ее шокировало его неприкрытое зверство. Она знала, что должна предотвратить его, какие бы последствия это ни имело лично для нее, – и все же оставался вопрос: как?

Вирджиния не могла заставить себя рассказать герцогу о планах его кузена, замыслившего убить его. Она представляла выражение недоумения и недоверчивости, которое появится на лице Себастьяна. И даже если герцог поверит ей, что он сможет предпринять? Обвинить Маркуса и раскрыть, что его ночной разговор с леди Шелмадин был подслушан неизвестной молодой американкой?

Нет, окружающие станут насмехаться над абсурдностью подобной мысли. И если бы она рассказала кому-то еще, не члену семьи – адвокату, доктору или даже человеку, связанному с полицией, – они не смогли бы действовать, пока не стало бы слишком поздно. Что они смогут сказать тогда – что она была права? Но какое утешение принесли бы эти слова?

С какой бы стороны она ни подходила к этой проблеме, решение задачи, похоже, оставалось одно – ждать, пока герцог не умрет, и тогда объявить, каким негодяем оказался Маркус Рилл.

Вирджиния закрыла глаза и вновь ощутила дрожь, вспомнив слова герцога. Ранее она не представляла, что можно так реагировать на голос мужчины. Но теперь Вирджиния поняла, что герцогу достаточно только находиться рядом с ней, только говорить с ней этим низким голосом, в котором, казалось, за каждым словом скрывалась подавленная страсть, чтобы почувствовать, как оживает и трепещет каждый нерв в ее теле.

Вирджиния поняла, когда они сидели бок о бок на скамье на полянке, что, если он протянет руки и прикоснется к ней, она не сможет противиться ему. Куда-то ушли ее гордость, ее осторожность, ее ненависть. Случилось невероятное: он обратил ее пылкую, страстную ненависть к нему в любовь, которую невозможно было отрицать. Ее мозг все еще пытался повторять снова и снова, что он обманщик и охотник за состоянием, но ее тело предало Вирджинию. Она хотела его, стремилась к нему!