Удержать любой ценой (ЛП) - Корвин Джей. Страница 27

Этой части лучше знать. И она знает, что я не позволю Адриану задушить это растущее во мне чувство. Чувство, которое говорит мне, что я достойна жизни и что за меня стоит бороться.

АДРИАН

Я не ложусь спать. Вместо этого тихонько отхожу от ангела и спешу в кабинет. Мне требуется время и разбудить несколько человек, но я плачу им достаточно за работу. Менее чем через три часа я получаю необходимое и тихо возвращаюсь к постели.

Валентина все еще спит, её локоны разметались и в беспорядке рассыпались по подушке, одну руку она подложила под щеку. Я мгновение смотрю на ангела, потому что, черт, она так красива. И будет еще красивее, когда ее выпуклость на животе станет больше, и я смогу почувствовать, как внутри растет наш ребенок.

Пока я обдумываю то, как изменится её тело, я осторожно и как можно тише копаюсь в бумажных пакетах в ногах. Будучи ребенком я отточил до совершенства искусство быть незаметным и бесшумным, чтобы не привлекать внимание отца. Эти навыки пригодились мне и во взрослой жизни.

При этом я не слежу за временем, которое трачу, когда достаю каждый предмет из каждой сумки. Могли бы пройти годы, и я бы не остановился, не моргнул бы, не выбрал бы быть где-то, кроме этого места и этого момента.

Как только заканчиваю, я сажусь на кровать, немного в стороне от десятков детских вещей, которые разложил вокруг спящего тела Валентины. Когда она проснется, я хочу, чтобы ангел поняла, насколько я серьезен в стремлении сделать это. Построить семью вместе. Будет ли она идеальной? Черт, нет. Но она будет нашей, и только это имеет значение.

Теперь, когда я закончил, нервно ожидаю ее пробуждения, но я также знаю, что ангелу нужно поспать. Пока я ожидал завершения миссии персональных закупщиков, я читал о первом триместре беременности и о том, как он повлияет на Вэл. По крайней мере, в следующий раз, когда она будет жаловаться на то, что я над ней трясусь, я смогу привести в пример источники, подтверждающие мои распоряжения.

Когда Валентина наконец шевелится под одеялом, она задевает коленями одежду и игрушки, и просыпается, моргая в нечетком предрассветном свете. Она замечает мой взгляд и замирает.

— Что? Что случилось?

— Должно что-то случиться, чтобы я восхищался своей женой?

Валентина хмурится, морщины возле ее рта повторяют морщины на лбу и выдают ее юный возраст.

— Да, если мой муж сидит на кровати полностью одетый и смотрит... тогда мне точно придет на ум, что что-то случилось.

Я одариваю Валентину мягкой улыбкой и качаю головой, затем нарочно перевожу взгляд на ближайший к ней предмет: мягкое серое детское плюшевое одеяльце.

Она переводит взгляд и издает тихое:

— О. ― Затем ангел окидывает взглядом множество вещей, пока не принимает сидячее положение, чтобы все рассмотреть. — Ты вообще спал?

Я поднимаюсь достаточно, чтобы взять Вэл за руки.

— Нет, но это неважно. Прямо сейчас важно, чтобы ты знала, что я серьезно настроен в этом плане. Что я рад, даже если новости стали небольшим шоком. Я не обещаю, что не буду слишком остро реагировать во время беременности, но я буду изо всех сил стараться не нагружать тебя этим.

Валентина смотрит на всё, кроме меня, и выглядит по-прежнему напряженной.

— Твоя забота меня не тяготит.

Я аккуратно вынимаю пальцы и собираю вещи на кровати. Будучи по-прежнему сонной, ангел медленно реагирует, преследуя мои руки, чтобы отобрать вещи, прежде чем я их уберу.

— Что, подожди, постой, что ты делаешь?

Я не могу не рассмеяться, когда вырываю детское одеяльце из её смертельной хватки.

— Пока что уберу их в люльку, не волнуйся.

Она отпускает одеяльце и выглядывает поверх края кровати.

— Еще и люлька есть? Я даже не видела ее. Где?..

Я целую Валентину в губы, чтобы она замолчала. Она поднимает руки и обхватывает мое лицо, как я и ожидал, давая мне возможность достать драгоценности из кармана пиджака. Пока она отвлечена, я раскладываю бриллианты вокруг ее бедер по кругу, а затем застегиваю самый большой на ее шее – кулон в виде крыла ангела.

Валентина охает и разрывает поцелуй, чтобы взглянуть на свою голую кожу. Одеяла падают вокруг ее коленей, и я любуюсь ее бриллиантами и обнаженными грудями под ними – еще более прекрасными.

— Что? ― Она издаёт вздох и проводит пальцами по браслетам, серьгам, кольцам и другим кулонам, которые я приобрёл, чтобы побаловать её. — О, боже мой, откуда это все?

Я наклоняюсь и прикусываю её губу, проследив пальцами путь вниз, чтобы нежно перекатить розовый сосок между пальцев.

— Из ювелирного магазина, любимая, как и всегда.

Она фыркает и толкает меня в грудь, на её губах появляется улыбка.

— Очевидно. Тебя не волновало, что все это богатство просто будет лежать здесь? Мне не нужно все это.

Откинув одеяло, чтобы получить больший доступ к ее телу, я начинаю надевать украшения на ее тело, пока оно не начинает блестеть в полумраке.

Я даю ей минуту, чтобы Валентина все могла рассмотреть. Она поднимает руки и вращает ладонями и пальцами, чтобы получше все рассмотреть.

— Все украшения так прекрасны, но они мне правда не нужны.

Если она еще не поняла, я всегда получаю желаемое. Прямо сейчас я желаю, чтобы ангел была увешана драгоценностями, и ничего более.

Я сжимаю ее бедра и притягиваю ближе к себе, чтобы произнести ей это прямо в губы.

— С каких пор у тебя есть выбор? Я их купил как для тебя, так и для себя, чтобы любоваться ими на тебе. Ни один камень не сравнится с твоей красотой, но, черт, ты их красишь.

Слабый розовый румянец поднимается по шее Валентины и охватывает щеки. Я убираю волосы с ее лица, собирая выбившиеся локоны за ушами.

Она издает протяжный вздох и прижимается лицом к моему прикосновению.

— Я не знаю, что сказать. Спасибо, полагаю... они правда прелестны. У меня никогда не было таких украшений. Мой оте... ну... спасибо. Они все великолепны.

Я знаю, что она сменила тему, не желая обсуждать отца, и наверняка она будет так делать еще какое-то время. Мою грудь разрывает от того, как Валентине пришлось справляться со всем в одиночку. Если бы я был там и защищал её, как и обещал, может, ей бы не пришлось идти на это.

Чувство вины волной поднимается во мне, смешиваясь с все еще тлеющим гневом из-за ее побега, но я отгоняю их, не желая омрачать этот момент с моей женой. Момент, когда мы празднуем новую жизнь, которую она принесет в этот мир, и нашу семью.

Я наклоняюсь и касаюсь своим лбом её.

— Знаю, мы особо не обсуждали это, когда поженились, но я всегда хотел собственного ребенка. Малыша, с которым я не повторю грехи моего отца и которому я покажу свет, любовь и радость.

Валентина широко распахивает глаза и отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Жизнь нашего ребенка никогда не будет похожа на нашу. Никогда. Я не допущу, чтобы его растили в ненависти или чтобы он чувствовал себя мишенью.

Ее голос дрожит от уверенности в нем. Словно Валентина может произнести слова с достаточной силой, чтобы они стали правдой.

Но ей не нужно убеждать меня. Касательно этого уж точно не нужно.

— Он никогда не испытает то, что испытали мы в детстве. Обещаю тебе, ангел. Он будет ощущать безопасность, силу и защиту каждый день своей жизни.

— Что, если это будет девочка? — поддразнивает она.

Я кусаю ее нижнюю губу, заставляя ее с визгом отпрянуть.

— Тогда она будет ощущать безопасность, силу и защиту. Но я не могу гарантировать, что ей это понравится, когда она станет старше, особенно когда мужчины будут поглядывать на нее.

Валентина смеется и вновь кладет руки на мои щеки, прижимая теплые и уверенные ладони к моему лицу.

— Конечно. Но мама всегда будет рядом, чтобы убедиться, что вы, ребята, не выходите из-под контроля.

Мама. Я чуть не подавился из-за сорвавшегося с ее губ слова. Мама. Черт подери, мы станем родителями. Меня вновь и вновь накрывает волной тревоги. Как кто-то может готовиться к этому и думать, что он действительно готов?