Тафгай 4 (СИ) - Порошин Влад. Страница 11

— Иван! Ванечка! Ванюша! — Вскрикнул Данилыч, каким-то необъяснимым образом разглядев меня из-за металлических стеллажей с заготовками и стопками различных чертежей.

Целых пять минут Трофим Данилыч и выбежавший следом Казимир Петрович меня обнимали, пускали скупую мужскую слезу и жали руку. Даже я, «чёрствый сухарь», немного прослезился.

— Запишите девушка, это мы с Казимиром Ване всегда твердили, показывая пальцем в телевизор, — тараторил Данилыч. — Вот с кого ты должен брать пример. С братьев Майоровых, со Старшиновых и с этих…

— С Рагулиных, — подсказал коллеге Казимир.

— Ты, Иван, теперь за всех нас, за тех, у кого судьба не сложилась, играть должен. — Смахнул ещё одну слезинку Трофим Данилыч. — За простых работяг, которые тут всю войну вкалывали по двенадцать часов, и всё здоровье здесь оставили.

— Ну, всё, всё, — стал утешать друга Казимир Петрович.

— Не перебивай! — Взвизгнул Данилыч. — Ты должен обыграть ЦСКА в чемпионате, выиграть Олимпиаду в Японии и чемпионат мира в Праге. Вот теперь достаточно.

— Между прочим, у нас в соседнем цехе ещё одни знаменитости работали, — похвастался Казимир. — Вот там за станками стояли Анатолий Чернов и Николай Серёгин. Сейчас скажу… ВИА «Лейся, песня» они недавно в новогоднем огоньке ещё спели «Всё, что в жизни есть у меня».

— Так это они сейчас исполняют «Всё пройдёт и печаль, и радость»? — Удивилась Варвара. — Мне очень нравится.

— Ерунда ваше «Всё пройдёт»! — Завелся Трофим Данилыч. — Заботится сердце! Сердце моё волнуется! Потому что мой адрес — Советский союз! Это наша песня настоящая, заводская. Про них тоже надо написать в ваш журнал.

***

К редакции газеты «Горьковский рабочий», окна которой смотрели на Белую башню Нижегородского кремля, я привёз Варвару лишь к четырём часам дня. И прежде чем мы попрощались, я несколько минут не без удовольствия целовал сладкие губы замечательной девушки.

— Скажи, а где теперь твоя коллекция марок и этикеток? — Неожиданно спросила она, отстранившись.

— Коллекция? Мужикам раздал на заводе. — Ответил я, ругая себя за вынужденное враньё. — Им сейчас марки и этикетки нужнее, чтобы они хотя бы знали, что Мир огромный и разнообразный и не заключается между проходной завода, собственной малогабаритной квартирой и дачей на берегу Оки. Чем не мечта поездить и посмотреть Мир?

— Я бы съездила, — улыбнулась Варя и сама поцеловала меня.

Глава 5

9 января в воскресенье за десять минут до выхода на предматчевую раскатку в нашей раздевалке во дворце спорта ЦСКА, пятёрка Свистухина резалась в преферанс, вратари Коноваленко, Минеев и их личный тренер Котомкин «забивали» в домино «козла», а пятёрка Федотова играла в покер по десять копеек ставка. Лишь я своих «пионеров» заставил, надавив стокилограммовым авторитетом на психику, делать обычную разминку.

— Запомните, любого соперника нужно уважать, хотя бы в глубине души, — бурчал я, косясь на остальную беззаботную команду. — Московский «Локомотив» — это конечно не «Динамо» и ЦСКА, но у них в составе много опытных ребят. Например: Виктор Якушев двукратный олимпийский чемпион.

— Да когда это было, — отмахнулся Коля Свистухин. — Кстати, а хорошо, что матч дневной, правда? — Спросил он уже у остальных хоккеистов. — Вечером по-человечески сядем в ресторане и посидим, как люди. А давайте махнём в ресторан гостиницы «Советской»? А чё? Там все хоккеисты Москвы отдыхают, в культурном смысле, конечно.

— Я тебе махну! — В раздевалку вошёл главный тренер Сева Бобров, который относил в судейскую комнату заполненный протокол нашей команды. — Мало вам осечки с «Динамо»? Карты, шашки и домино убрать. — Всеволод Михалыч тяжело вздохнул, подошёл к доске с расставленными на ней магнитиками, и снова обвёл нас взглядом. — Установка на игру будет короткой.

— Краткость — сестра таланта, — хохотнул Свистухин и народ в раздевалке дружно заулыбался.

— У тебя Николай вторая фамилия не Чехов случайно? — Съязвил главный тренер. — Вот и помолчи. Комбинацию, которую мы наигрывали на последней тренировке не использовать. На матче присутствует Костя Локтев помощник Тарасова. Нечего раньше времени раскрывать перед ЦСКА все карты. Ну, что на меня смотрите? Пошли на лёд! — Сева Бобров дважды громко хлопнул в ладоши. — Тафгаев, я же сказал шашки, домино и карты убрать! — Гаркнул он на меня, когда заметил в моих руках футляр от маленьких магнитных шахмат.

— Михалыч, это мне на заводе сделали презент. — Я открыл крышку футляра, внутри которого оказалось миниатюрное хоккейное поле, а на нём двенадцать маленьких фигурок хоккеистов двух команд, чёрных и белых. — Наши местные умельцы постарались.

— Хоккейные шахматы, — пробормотал Всеволод Михалыч. — Добро, это можно. Совсем вы у меня распустились.

***

Тридцативосьмилетний тренер ЦСКА Константин Борисович Локтев, который ещё успел поиграть в одной команде с великим Всеволодом Бобровым, сегодня, устроившись на трибунах родного дворца спорта, подрабатывал спортивным наблюдателем. Его непосредственный руководитель, старший тренер Анатолий Тарасов буквально потребовал точнейшего отчёта об игре «Торпедо». В каких сочетаниях горьковчане выходят на лёд, кто в лучшей форме, кто в худшей, есть ли травмированные, какая пара защитников чаще ошибается, какие новинки приготовил Всеволод Михалыч?

«Когда такое было, чтоб ЦСКА изучал игру предстоящего соперника? — криво усмехнулся Константин Борисович. — У ЦСКА главное правило — только вперёд, только победа! Вышел на лёд, прижал с первых минут своего соперника к воротам, набросал полную авоську и тогда уже отдыхай. Но в этом 26-ом чемпионате СССР всё пошло наперекосяк. Ещё до старта нового сезона была чёткая уверенность, что достойного противника в чемпионате нет, и не будет. У «Динамо» слишком много ветеранов. У «Крыльев советов» слишком много молодёжи. У «Спартака» чехарда на тренерском мостике. Но вдруг как чёрт из табакерки выскочило это горьковское «Торпедо». Первый матч им проиграли — недооценили, но 23-го ноября второе поражение — было закономерным! — Локтев полистал программку матча, никаких изменений в составе горьковчан не наблюдалось. — Если 12-го проиграем ещё раз, и не дай Бог займём в чемпионате место ниже первого, маршал Гречко Анатолию Владимировичу этого не простит».

Тем временем на льду главный судья Захаров вбросил шайбу, и горьковчане понеслись в атаку. «Первая пятёрка, — записал в записной книжке Константин Локтев. — Нападающие: Александров, Тафгаев и Скворцов, и пара защитников: Гордеев и Куликов. Иван Тафгаев — вот кто корень наших бед, — подумал тренер ЦСКА. — Что он вытворяет на пятачке! Даже сидя здесь на трибунах видно, как защитникам всех команд становится страшно, когда он идёт на добивание. Ничего у нас Саша Рагулин от травмы оправился, теперь покажет ему — кто перед воротами настоящий хозяин».

— Тафгай, поддай! — Выкрикнул один болельщик с нижнего ряда и его поддержали с других концов зала.

«У «Торпедо» уже свои болельщики в Москве? — удивился Константин Локтев. — Какой же странный этот 26-ой чемпионат СССР».

***

— Что, товарищи хоккеисты? — Спросил, нервно пройдя за спинами игроков Сева Бобров. — Не помогает в матче ваш покер, преферанс и домино? Пять минут, а на табло одни нули, совсем забурели?

— То ли дело, Михалыч, вы в своё время, — хмыкнул я. — Только на лёд вышли, игра можно сказать ещё не началась, а счёт уже 3 : 0 в вашу пользу. В этом и заключалось настоящее чудо русского хоккея.

— Раз махнул, три забил, — поддакнул Свистухин и весь народ на скамейке запасных тихо захихикал.

Тем временем на смену прикатила пятёрка Саши Федотова и Коля Свистухин со своей веселой компанией через калиточку, друг за другом пошли биться об защиту московских железнодорожников. Всеволод Михалыч очень серьёзно посмотрел на меня и, поиграв желваками на мужественном лице, произнёс:

— Если в следующей смене первую не забросите, то всё…