Истории замка Айюэбао - Вэй Чжан. Страница 4

Куколка забрала пакет с бельём в свою спальню, чтобы завтра занести в прачечную. На неё вдруг навалилась страшная усталость, и она улеглась в постель, даже не умывшись. Однако, как ни странно, уснуть не могла и долго ворочалась с боку на бок. Тогда она выставила пакет с грязным бельём за дверь, но в комнате по-прежнему стоял его запах, так что пришлось открыть окно. Опершись грудью на подоконник, она стала рассматривать усеянный звёздами небосвод, и прохладный лёгкий ветерок прогнал усталость. Когда она закрыла окно, спёртого воздуха в комнате как не бывало, зато до её слуха донеслось стрекотание сверчка. Сон всё не шёл, и она решила почитать: взяла томик любовной лирики и вскоре забыла обо всём на свете, а на глазах у неё заблестели слёзы. Чтение, к которому она пристрастилась восемнадцать лет назад благодаря одному из своих мужчин, превратилось в неискоренимую привычку, хотя от того парня уже давно не было ни слуху ни духу. Той же привычке был привержен и хозяин замка Айюэбао — Чуньюй Баоцэ, хотя, надо сказать, этот книгочей и сам был как бесконечная книга. Куколка начала зевать. Прежде чем уснуть, она снова вспомнила то утро, гадая, чем же закончится вся эта история, начавшаяся в Восточном зале.

Рано утром начальница смены, Застёжка, приняла из рук курьера огромный букет свежих цветов, предназначавшийся для Куколки. Та с первого взгляда поняла, от кого этот подарок, и сказала недоумевающей Застёжке:

— Если снова принесут букет, сразу же кинь его Цветочной Госпоже.

— Поняла, — откликнулась начальница смены.

Цветочной Госпожой звали молодую тёлочку, которую уже два года держали в замке в качестве домашнего питомца — это был выбор самого председателя совета директоров. Он лично спроектировал для неё жилище, которое язык не повернулся бы назвать стойлом: это было прелестное просторное помещение, в которое вёл небольшой коридор. Площадью около сотни квадратных метров, это жилище имело стеклянную крышу; на полу лежал слой белого песка, а в одном из углов громоздилась куча соломы; вдоль стены протекал ручеёк и кругом росли вечнозелёные растения. Тёлочка обычно отдыхала на соломе либо праздно прогуливалась возле ручья. На её шкуре не было ни пятнышка грязи. К её владениям примыкала небольшая комнатка, отделённая раздвижной стеклянной дверью. В комнатке имелись софа цвета верблюжьей шерсти и винный шкаф из птероцелтиса. От жилища Цветочной Госпожи до главного зала по прямой было лишь чуть больше тридцати метров, и по этой причине кто-то выразил беспокойство, что в зале будет вонять скотиной. Однако председатель совета директоров возмутился:

— Разве может от неё вонять? Конечно же нет. Да она самое чистое существо в этом замке!

Впоследствии все убедились, что Чуньюй Баоцэ прав: из жилища Цветочной Госпожи, которое стало его излюбленным местом, неизменно доносилось лишь приятное благоухание.

Букеты стали приходить каждый день.

— Что же с этим делать, председатель! — в некотором смятении обратилась Куколка к хозяину.

Тот, взглянув на неё, спросил:

— Издала-таки вопль отчаяния?

Она ничего не ответила.

Это разговорное выражение — своего рода местная кодовая фраза — было в ходу у обитателей замка. Только хозяин мог дать яркое и обстоятельное толкование этому обороту, в основе которого был опыт всей его жизни: издать вопль отчаяния — это то же самое, что зачерпнуть его обеими руками и передать кому-то; точно так же передают какую-нибудь вещь. Это означает, что кто-то в крайнем отчаянии и унижении признаёт свой полный провал; это жалобный стон безысходности. Вряд ли найдётся другая фраза, которая столь точно охарактеризовала бы страшные жизненные обстоятельства, описала бы ту крайнюю степень душевных мук, на которые некому пожаловаться, и весь ужас позора и унижения. При виде переживаний Куколки у Чуньюй Баоцэ сердце сжалось от жалости. Он, конечно, понимал, что она преувеличивает опасность своего положения, но ему не хотелось больше мучить её.

— Ладно, я сам всё разрулю, но пусть это послужит тебе уроком.

— Обязательно послужит.

— Вот ведь странно, обычно женщины себя переоценивают, а у тебя всё наоборот, — с этими словами он провёл пальцем по её носу и удалился.

Глядя ему вслед, она чувствовала, как её захлёстывают волны благодарности. Его лёгкая и непринуждённая, но в то же время солидная походка оставляла после себя бурлящий воздушный поток, — никогда не подумаешь, что эта походка принадлежит человеку пятидесяти семи лет. Повнимательнее приглядевшись к его лицу, можно было заметить, что его тщательно выбритый подбородок менее чем за полдня вновь превращался в наждачную бумагу, обрастая щетиной, острой и внушающий ужас, как и его душа. Наконец-то можно было больше не ломать голову над этой сложной и опасной ситуацией. Куколка облегчённо вздохнула. Ещё вчера она беспокоилась, что ей придётся испытать на себе традиционный способ наказания, принятый в замке: с провинившегося прилюдно спускают штаны, обнажая бледные ягодицы, и от души шлёпают десять, а то и двадцать раз. Этот способ наказания её в своё время пугал так, что аж дыхание перехватывало. Дело было в первую весну после её прихода в замок, когда один очкастый копиист из секретариата похвалялся своими исключительными литературными талантами. Это дошло до ушей председателя совета директоров, и он сказал руководителю секретариата:

— Его надо выпороть.

Она-то думала, что это предостережение и упрёк, и даже представить себе не могла, что с хвастуна и впрямь стянут штаны и отхлестают по голой заднице, да ещё и на глазах у коллег. За эти годы немало здешнего персонала подверглось такому наказанию. Со временем с ним смирялись, но запоминали на всю жизнь. Как-то раз она проговорилась о своём страхе и о том, что если с ней такое случится, то это будет самый ужасный эпизод в её жизни. Однако шеф её успокоил:

— Не волнуйся, вряд ли дело дойдёт до тебя.

Но это лишь ещё больше испугало её, потому что в его словах она расслышала тщательно соблюдаемую тактичность: он не сказал «ни в коем случае», он сказал «вряд ли».

А букеты всё приходили и приходили, из-за чего Куколка по-прежнему пребывала в состоянии беспокойства и подвешенности. Но как раз в тот момент, когда она снова начала впадать в панику, поток утренних букетов внезапно иссяк. Чуньюй Баоцэ воспринял это как должное, на его лице не отображалось ни малейших эмоций, будто ничего и не произошло. Он ни разу не упомянул о том, как ему удалось остановить этого безумного мужчину, а она не спрашивала. Облегчённо вздохнув, Куколка, как обычно, спокойно совершала обход замка и прилежно выполняла обязанности управляющего. За эти три года она ни разу не позволила себе ни малейшего послабления: прекрасно осознавая, какая серьёзная ответственность лежит на её плечах, она боялась совершить малейший промах. Гигантский замок Айюэбао был, пожалуй, самым большим и самым странным частным жилищем на свете. Строго говоря, это была секретная резиденция, состоявшая из двух больших участков — восточного и западного, плотно прилегающих друг к другу и составляющих единое целое. Три года назад, в тот день, когда её впервые привезли к этому замку, она испытала некоторое разочарование. В оранжево-красных отблесках вечерней зари она увидела два невзрачных строения, возвышавшихся на буйно зеленевшем холме. Это сооружение, площадью максимум пятьсот с небольшим квадратных метров, было непропорционально мало, учитывая высокий статус его хозяина — владельца гигантской корпорации. Хозяин ещё до её приезда обещал ей должность управляющей, в обязанности которой входит руководство всеми хозяйственными делами в резиденции. Она простояла перед холмом больше десяти минут, внимательно рассматривая замок и его территорию. К замку вела неширокая извилистая асфальтированная дорога, носившая название Сяоняолу — Птичья тропа. Она убегала вперёд, огибала холм и исчезала среди платанов, осенявших своей тенью служебную зону со штаб-квартирой. На парадных воротах, к югу от небольшой башенки, была прикручена табличка с названием замка — Айюэбао, написанным некрупными иероглифами, в начертании которых проглядывали стыдливость, искренность и серьёзность.