Давай поспорим? (СИ) - Белова Дарья. Страница 16

— Настя… поехали ко мне…

Вот черт! Да, я безумно хочу этого. Я безумно хочу его, но… не могу. И это не просто какая-то отговорка, что на первом свидании девушка даже не целуется. Ха-ха. Я реально не могу, потому что меня ждет мама, которую завтра с утра надо сопроводить в больницу. Хотя… может это и звучит, как оправдание. Потому что я…боюсь.

— Нет, Рома.

— Почему?

— Я… боюсь, — честно призналась я, врать ему мне хотелось.

— Меня?

— Не совсем…

— Я не понимаю… Настя, я не сделаю тебе больно, я вообще не сделаю того, что тебе не понравится, — улыбнулся он. Обезоруживает.

— Рома, пожалуйста…

Но Рома уже не слышал меня. Он провел влажную дорожку от мочки уха до основания шеи. И, клянусь, если бы не люди вокруг, он опустился бы ниже, как в том моем сне. Слегка прикусил косточку ключицы, оставляя следы зубов и вызывая мурашки и легкий озноб. Начинает колотить, бросать то в жар, то в холод. Я никогда ничего подобного не испытывала. И если скажу, что не понимаю, что со мной происходит, я не совру. Какой-то пожар начинает разгораться в районе живота, когда одна его рука уже скользит вдоль груди, немного сминая и сжимая. Только сдавленный и грудной стон, который вырвался у меня, сработал как чека у гранаты, перед тем, как Рома накинулся на мои губы, словно изголодавшийся лев на свою жертву — нежную, но дикую лань.

— А с этим что мне прикажешь делать, а?

Он взял мою руку в свою и переместил к себе ниже живота, где уже вовсю можно почувствовать его готовность. Черт! Черт! Черт! От этого откровенного движения я сама уже схожу с ума: от желания, от пошлости, от откровенности. И меня нисколько не смущают люди, которые проходят мимо нас и осуждающе цокают. Плевать. Рома, мой Рома меня хочет. И как объяснить, что секундой позже я сама слегка сжимаю его член через тонкий слой его одежды, и в ответ получаю его сдавленный утробный рык? Ему нравится. Плохая, плохая Настя. Но мне нравится его дразнить. Я слегка прикусываю кончик его языка, который во всю уже хозяйничает у меня рту.

— Бл*ть, Настя! — хрипло произнес Рома.

— Прости, — улыбнулась я, зная, что моя инициатива ему нравится.

— Еще слово, и я отвезу тебя к себе и затрахаю так, что твои стоны будут слышны на первом этаже.

— Тогда мне сегодня следует следить за языком.

— Следи, потому что на него у меня отдельные планы.

Не говоря больше ни слова, Рома взял меня за руку и повел в обратном направлении. Очевидно, уже в сторону машины. Вот сейчас молчание было в тягость. Хотелось либо опять говорить, либо опять целоваться. Так же бешено и страстно. Но до машины мы дошли молча, но держась за руки.

Что я чувствую? Девушкам же принято делиться именно чувствами…. Смятение. Раздрай. Сомнение. Да, наверно это то, что твориться у меня в душе. А еще неудовлетворение, потому что его фраза про затрахаю и стоны не осталась без следа: пожар в животе стал настолько невыносим, что я готова была уже позволить ему сделать со мной все, что только вздумается, лишь бы не отпускал и не прекращал меня целовать.

— Настя… — с мольбой сказал и посмотрел на меня.

Боже, этот взгляд серых глазах я, наверно, никогда не забуду. Как будто от моего ответа зависит его… все. Одним своим согласием я могу вернуть его к жизни, а отказом погубить. Но…

— Домой, Рома. Домой.

Он только лишь кивнул мне в ответ.

Я готова с ним идти далеко, хоть в сам Североморск автостопом. Но так говорят лишь мое тело и мое желание. Но разум… Ему нужно чуть больше времени.

— Ты же мне позвонишь, Рома? — жалко, как же жалко я это спросила, и чувствую себя жалко, задавая такой вопрос.

— Конечно, — мазнув по мне взглядом, ответил Рома.

Я вышла из машины одна, он остался за рулем, даже не заглушив двигатель. Готова ли я к тому, что после моего отказа, Рома больше не появиться в моей жизни? Нет, не готова. Но и поехать к нему домой я тоже пока не готова.

Дома тихо и темно. Мама спит. Стараясь ее не будить, я быстро умылась и пошла к себе в комнату, чтобы снять с себя туфли и платье Золушки и надеть свои вытянутые, но такие любимые спортивные штаны и футболку с Микки Маусом. На часах полночь. Я действительно была Золушкой и сегодня моя карета превратилась в тыкву.

Глава 12.

Настя.

Если настоящая Золушка просыпается с рассветом, то ее реплика, то есть я, встала, когда только почувствовала запах своих любимых блинчиков. Значит, по моим внутренним часам время близится к десяти утра. Ну люблю я поспать, грешна, что уж говорить. А запах блинов — это мягкий намек от мамы, что пора бы и открывать глаза.

— Доброе утро, мам. Ммм, как вкусно, мои любимые, да? — еще сонным голосом обратилась я к маме.

— Ну уже не такое уж и утро, соня. Время — начало одиннадцатого. Даже стесняюсь спросить, во сколько вы соизволили явиться после бала, а, принцесса?

— Как начало одиннадцатого? — проигнорировав вопрос про мое возвращение воскликнула я. — Мне же в институт ехать, какие-то там документы и заявления подписывать. Вот, черт!

— Не ругайся, Анастасия, тебя это не красит!

— А как я должна была сказать? О, мой бог? Одна фигня: я опаздываю, — почти пропела, уминая еще горячий блин со сметаной.

— Не торопись! Либо обожжешься, либо подавишься.

— Знаешь, мама… Нельзя говорить человеку, что он подавиться, когда он ест.

— Нельзя человеку спать почти до обеда, когда утром есть важные дела! — доносится голос из кухни.

— О, МОЙ БОГ! — громко отвечаю я, ведь на кухне работает вытяжка, а мне уж очень надо, чтобы мама услышала мою исправленную речь.

Учеба мне всегда нравилась, хоть и выбирала я институт и специальность, исходя из набранных баллов и количества бюджетных мест. Либо во мне говорит вечная отличница. Ведь, если пришел учиться — учись. Это из серии, если что-то делать, то делать это хорошо. Вот, возможно, и желание разобраться в новом предмете и вызвало во мне любовь к выбранной специальности. Ну и бухгалтер, знаете ли, никогда не останется без работы. А считать я умела всегда.

Вот и мой институт, в котором не была год. Он нисколько не изменился. А должен был? Возникла сразу мысль в голове. Нет. Но почему-то после года отсутствия, кажется, что клумбы раньше были меньше, дверь в главное здание лучше, а трещин на фасаде значительно поприбавилось.

— Здравствуйте, — обратилась я к охраннику, — мне нужна Галина Петровна Снаткина. Я по поводу возвращения из академического отпуска.

— Прямо, потом направо, на второй этаж. Кабинет 207, - не глядя на меня произнес охранник.

Галина Петровна оказалась милой женщиной предпенсионного возраста. Мы даже с ней мило побеседовали про современных студентов и их нежелании стремиться к изучению чего-то нового и важного. А потом у меня на руках были документы, согласно которым с сентября я возвращаюсь на учебу. Конечно, не в той же группе и не с тем потоком, но все же…

— Настя? Райнова? — услышала я свое имя.

Ко мне со всех ног (по-другому и не скажешь) неслись мои девчонки, с которыми я училась все четыре года. Сейчас они… уже выпустились? Точно. Ася, Машка и Карина. Сколько вечеров мы проводили в интернет-кафе на первом этаже, когда ждали последнюю пару. Или сидели в библиотеке, готовились к реферату.

— Настя! Ты совсем пропала, на сообщения практически не отвечаешь… Где ты, как ты? — протараторила Карина, красивая армянка с такими большими и темными глазами, что любая косметика, даже тушь, просто лишние.

— Я… работала, — развела я руками. — Была такая необходимость, так сказать, по семейным обстоятельствам. А сейчас с сентября возвращаюсь в строй. Последний год остался. А вы? Вы же уже защитили дипломы и что? В свободное плавание?

— Да, мы как раз за дипломами и приехали. Слушай, давай посидим в нашем кафе у института, как раньше. Поделимся новостями? — спросила Машка. Помню как с ней мы пользовались одними шпаргалками на двоих, пока нас не засекли и не отправили на пересдачу, противная культурология.