Щуки в море (СИ) - Ворон Ярослав. Страница 57

— Да выражение это, — наконец объяснила Ната. — Оно вообще-то означает «психует», но у тебя получилось в буквальном смысле, — теперь рассмеялась уже Кристина.

— Короче, утопила и себя, и охранника, — продолжила она наконец. — Дурная же тётка, никак не доходит до неё, что такого гитлерования никто, мягко говоря, не любит, тем более судья у себя на работе. Ну, свидетелей начали вызывать, Белочка выходит, и я с ней. Всё по делу, никаких эпитетов, никаких домыслов — что видела, то и говорит. И тут Вероника как завизжит: «Ах ты дрянь малолетняя — против взрослых свидетельствовать!»

— Что, даже не «врёшь», а именно «свидетельствуешь»? — не поверила Ната.

— Ну! Судья скривился так — и штраф ей «за оскорбление участников судебного разбирательства». Главное, всё ему ясно стало! Для проформы, конечно, спрашивает: «Свидетельница, вы можете что-то добавить?» И тут Белочка… ой, не могу! — Кристина громко расхохоталась.

— Так что сказала-то? — Нате стало жутко любопытно.

— Это надо было видеть! Сейчас попробую изобразить, — женщина с третьей попытки сделала серьёзное лицо и передала слова дочери: «Ваша честь, я хотела бы добавить, что de lege ferenda[7] медсестра должна давать расписку в получении отказа».

— Ой… Научили на свою голову! — через несколько минут Лесная Сестра всё же смогла произнести несколько слов подряд. — Судья же понял небось?

— Ну да, а смеяться-то ему не полагается! Трясётся только, и Кирилл трясётся, и адвокат этих… Тут секретарша спрашивает: «Белла, ты, наверное, адвокатом будешь?» Надо же было кому-то что-то сказать. А Белочка так серьёзно: «Пока не знаю».

— Так чем дело-то кончилось? — не утерпела Ната.

— Тимофееву, значит, условный срок и запрет на три года охранником работать, Веронике — только запрет на два года, да она и не может всё равно, с такими-то руками! Ксюше с мамой небольшую компенсацию присудили, и частное определение по поводу директора.

— За то, что медсестру с судимостью на работу взял?

— Ну. Главное, что произвол осудили! — торжествующе оскалилась Кристина.

* * *

Ната неторопливо шла по улице, наслаждаясь июльским солнцем. За Дашу было, конечно, немного тревожно, но все Стихиали и Лесные Сёстры уже стояли на страже — чистюля Алина отмыла до блеска квартиру, Инесса всё перестирала и перегладила, дежурила на кухне Аня, готовая в любой момент что-то подать или нагреть воду, а у подъезда в машине — Виктор, и главное, появилась мудрая Меллеан. «Сейчас небось сидит чай пьёт и легенды Даше рассказывает», — умиротворённо подумала Лесная Сестра. — «Очень ей чай понравился, сказала, мог бы кое-где в её родном Тинистаре расти, но что ж делать, если Тесенит такой глупец! И оливы росли бы прекрасно, и дыни…»

— Ната? Ты, что ли? — неожиданно окликнула фею шедшая навстречу женщина лет пятидесяти. Господи, Нина Виленовна! Та самая «медсвекровь», чьё вахтёрское рвение семь лет назад стоило Кристине психиатрического диагноза!

— Доброе утро, Нина Виленовна! Простите…

— Да простила уже, хоть и злая была на тебя! — грустно улыбнулась пожилая медсестра. — Всё думала — ну как же так, я в ей матери гожусь, а она меня при всём народе — да за волосы! А через неделю слышу — Вероника эта одной мамочке с таким наслаждением рассказывает, что у неё от прививок не отказываются, одна вот не поняла, кто здесь власть, так теперь в психушке лежит! Господи, думаю, ну в дурку-то за что? Вероника, понятно, гнида была, но напустила-то я её, получается! Самой бы прощения просить, так не знаю даже, у кого! Так и не даёт покоя совесть с тех пор…

— Может быть, в кафе поговорим? — предложила Ната, чувствуя, что бывшей коллеге нужно выговориться. — Я помню, вы хороший кофе любите.

— Люблю, да дорого мне в кафе сидеть! Разве что ты угостишь, — Нина Виленовна посмотрела на туфли Лесной Сестры. — Не бедная стала, я погляжу.

— Конечно! Я приглашаю, значит, и угощаю.

— Спасибо, Наточка! — расцвела медсестра, когда Ната, за первой чашкой кофе, рассказала о Кристине. — Сняла ты у меня этот камень с души! Я с тех пор, знаешь, тишком старалась, если кто отказывается. Пишу, что сделала, а сама ампулу в раковину! А как Веронику от нас убрали — совсем хорошо стало! — они заказали ещё кофе. — Другие-то беды есть, конечно. Умирают, бывает, родовые травмы всякие… Да что я тебе рассказываю, сама знаешь! Природа злая стала на нас, — вздохнула Нина Виленовна. — А люди всё своего зла добавляют! Вероника та же… Знаешь, избили её в прошлом году, еле ходит теперь! Тоже злой кто-то оказался. А от деток своих отказываются? Русские редко стали, и то если больной совсем, всё больше эти… гастарбайтерши. Здоровые детки, плачут мамочки, а не могут взять, внебрачные они! Это нашим плевать, а в чуркестанах этих одна у бабы дорога — замуж да слушаться. Так кто ж замуж такую возьмёт? Если и найдётся парень, всё равно ему родители не дадут. Позавчера вот опять родила узбечка такая — рыдает, а отказ пишет, не примет родня её с ребёнком — добро бы хоть от жениха своего, так ведь не пойми от кого! Здоровая, главное, девочка, да только чёрненькая слишком будет, не удочерят её наши, так и пропадёт в детдоме…

«Девочка!» — словно громом поразило Лесную Сестру. — «Вот оно, предчувствие Воды!»

«Артур, срочно!» — решилась она. — «С Алиной, невидимыми!»

— Вот же нехорошие люди! — это было сказано уже вслух. — Узбеки в войну наших сирот как родных растили, а эти своих же узбекских детей сиротами оставляют!

— Так разные они, узбеки-то! — с тоской посмотрела медсестра. — Кто сирот растил — такие и сейчас дочку за нагулянного ребёночка простят, примут, хоть и ругать будут. А тут — живого человека чуть ли не в помойку, а иначе «что люди скажут?»

«Да все эти «люди», которые «скажут», на самом-то деле — просто тараканы в твоей собственной голове!» — мысленно возразила Ната неведомому узбеку. — «Нина Виленовна должна помнить, что встречалась со мной и что я рассказала про Кристину, но забыть, что рассказывала мне про отказных узбекских детей», — она начала крутить в голове мысль для наверняка уже появившегося Стража Вихрей. — «И скачайте из её памяти номер палаты».

* * *

Сидевший в холле молодой узбек был на посту с самого утра. Он приходил и вчера, и тогда Дильшода смогла на несколько минут выйти — порядки в этом роддоме были отнюдь не тюремными. Уже выходила она и сегодня, но парень не покидал своего поста, напряжённо вглядываясь в дверь — может быть, получится ещё раз-другой?

— Добрый день, Абдулбасит! — поздоровалась по-узбекски севшая рядом совершенно незнакомая девушка.

— Добрый день… — парень машинально отозвался и лишь после этого повернулся. — Откуда ты меня знаешь?

— Знаю, — улыбнулась девушка, по виду тоже узбечка. — И про беду вашу знаю. Мы поможем, только расскажи толком, что у вас случилось! С Дилей, сам понимаешь, я долго говорить не смогу.

— Да чем вы поможете… — отмахнулся Абдулбасит.

— Поможем, — незнакомка, оттянув ворот глухого платья, показала ожерелье, а затем чуть завернула длинный рукав, из-под которого сверкнул браслет. — Догадываешься, кто я такая?

— Пери? — удивлённо посмотрел парень. — Только на это и осталось надеяться!

— Да, — совершенно обыденным тоном подтвердила девушка.

— Люблю я её! — вырвалось у Абдулбасита. — Всё равно люблю! Эх, зачем только в Москву поехала? Надо было мне, да отец заболел…

— Что с ним, кстати?

— Инсульт. Вы что, и ему помочь можете?! — парень уловил промелькнувшее на лице незнакомки облегчение, и та молча кивнула.

— Денег не хватало на свадьбу, — Абдулбасит, уже совершенно успокоившись, вспоминал, что произошло с его невестой. — Только в Москве заработать, а я вот не смог, Дильшода со своим братом поехали. На стройке работали, чтобы денег побольше, а там же одни мужики вокруг, ну и задурил ей голову прораб какой-то! Я за ней приезжаю две недели назад, а тут такое… — он скрипнул зубами. — Маме звоню, та сразу всё поняла. Знаю, говорит, и её мама знает, и брат её, конечно, а больше никто. Всё равно женишься? Сынок, какой ты у меня молодец! Только ребёночка в роддоме оставить придётся, не получится за твоего выдать… Да знаю я, что не получится, мы же год не виделись!