Считаные дни - Линде Хайди. Страница 23

— Возьмите свои вещи и бросьте в корзину для грязного белья, — командует Лив Карин и смотрит на доктора извиняющимся взглядом:

— Они только вернулись с тренировки по футболу.

Мальчики сгребают свои вещи, сваленные на полу, наколенники и грязные гетры, спортивные штаны с полосками на боках, промокшие от пота майки.

— «Барселона»? — спрашивает доктор и показывает на спортивную форму Ларса.

Тот кивает.

— Они лучшие, — отвечает он с непоколебимой уверенностью и упрямством, словно готовится защищаться, но в этом нет необходимости.

— Без сомнения, — кивает доктор, — им просто не повезло, что они не выиграли в Лиге чемпионов в этом году.

— Вот именно! — восклицает Ларс.

— А ты был на стадионе «Камп Ноу», видел, как они играют?

— Нет, — покачал головой Ларс, — но, надеюсь, как-нибудь увижу!

Он бросает взгляд на Лив Карин, прижав к груди свернутую спортивную форму, кожа у него на руках покрыта мурашками: из открытой двери сильно дует.

— Давай в дом с грязным бельем, — говорит ему Лив Карин, — и садитесь есть.

Ларс исчезает вслед за братом, быстрые шаги по полу по направлению к прачечной.

— Славные мальчишки, — улыбается доктор.

Лив Карин кивает, на полу у ее ног валяется белая футбольная гетра, покрытая искусственными травинками, ей придется сначала ее пропылесосить.

— Жуткие сорванцы, — отзывается она.

— Ну, так ведь и должно быть, — говорит врач. — А как ваша дочь?

— Кайя? Она в Воссе.

— Точно, — кивает доктор несколько раз, глядя на нее, словно ожидает чего-то еще.

Лив Карин наклоняется и подбирает с пола гетру, подошва у нее влажная, так что, по-видимому, и кроссовки тоже мокрые, надо не забыть поставить их в сушильный шкаф. Из кухни до нее доносится смех сыновей, Лив Карин скручивает гетру и бросает беспокойный взгляд на доктора, она бы предпочла поскорее закончить беседу: ей нужно уложить мальчиков, но больше всего ей не терпится открыть бутылку красного вина.

— Да, это же не так просто, — продолжает доктор, — переехать в съемную квартиру в таком юном возрасте?

Он пристально смотрит на Лив Карин, и ей кажется, что взгляд проникает внутрь; что это, в конце концов, значит? Из кухни доносится звяканье блюдец и хихиканье на два голоса, Лив Карин оборачивается.

— Мальчики! — она повышает голос и бросает быстрый взгляд на доктора: — У нас сейчас как раз ужин. — В голосе слышатся извиняющиеся нотки, но, к ее счастью, он понимает все, как нужно, как намек, скрытое сообщение о том, что он на самом деле помешал.

— Я прошу прощения, — произносит доктор, — но нельзя ли у вас одолжить консервный нож?

— Консервный нож, — задумчиво протягивает Лив Карин.

Доктор быстро кивает.

— Знаете, я купил такое мясное рагу. В консервной банке.

Легкий румянец заливает его щеки, словно он стыдится выбранного на ужин блюда. Или словно вся эта история с открывалкой — вранье, просто предлог, чтобы прийти сюда и позвонить в дверь, но с какой целью?

— Подождите секунду, — говорит Лив Карин.

Снаружи сильно дует, но она оставляет его стоять на крыльце, а сама спешит внутрь, чтобы принести консервный нож.

Она обычно читает им по две главы, сидя на краешке кровати, но сегодня вечером делает это по обязанности, не слишком сосредоточенно и не вникая; и пока она проглатывает страницу за страницей, где добро и зло сражаются друг с другом в неравной борьбе, перед глазами у Лив Карин стоит бутылка красного вина, что дожидается ее на столе в кухне. И еще — Кайя, которая отворачивается и идет к двери. Она ушла уже полтора дня назад, и с тех пор от нее не было ни звука. Да и Лив Карин ей не звонила и не писала, и ей стыдно из-за собственного упрямства, которое она осознает, это такая детская гордыня — ни в коем случае не пойти на сближение первой.

— С овощами? — вдруг вскрикивает Эндре.

Лив Карин поднимает глаза от книги.

— Ты прочитала «с овощами», мам, — поясняет Эндре, он свешивается с верхнего этажа двухъярусной кровати к Ларсу, который лежит внизу.

— Она же прочитала «с овощами», да?

— Да, — подтверждает Ларс и тоже смеется. — Кто же в сказке сражается с овощами?

Лив Карин вглядывается в страницу книги. «С этими чудовищами мы должны сразиться».

— Ой, извините, — спохватывается она, — это я куда-то не туда перескочила.

— Мам, тебе надо сосредоточиться, — смеется Ларс. Он упирается ногами в верхний ярус кровати, просовывает пальцы под рейки и поднимает попу, икая от хохота.

— Не стучи, Ларс! — вопит Эндре, но он тоже покатывается от смеха.

Лив Карин улыбается им и качает головой, удивляясь собственной невнимательности.

— Да, мне совершенно точно не помешает сосредоточиться.

Она обнимает их по очереди. Крепкие мальчишеские тела с готовностью приникают к ней, она кладет руки на их затылки, крепко сжимает, словно ей никак от них не оторваться, и в то же время ей хочется поскорее выйти из комнаты и остаться наедине с собой.

— Мама, — окликает ее Эндре, когда она гасит свет. — Как думаешь, «Исламское государство»^[6] может сюда добраться?

— Ну, мальчик мой, — протягивает она, — и как тебе такое приходит в голову?

— Да сам не знаю, — отвечает Эндре, он забирается на верхний ярус кровати.

— Такие вещи происходят невероятно редко, — объясняет Лив Карин. — Вот поэтому по телевизору и в газетах про них так много показывают и пишут, именно потому что это так грустно и так редко случается.

— Ну да, — соглашается Эндре.

— Я читала, что на самом деле выиграть сто миллионов в лотерею более вероятно, чем пострадать от терроризма, — успокаивает его Лив Карин.

— Подумать только, сто миллионов. Но я в любом случае никогда не играю в лотерею. — Он моргает в темноте. Лив Карин пытается припомнить, что было написано в той статье, на которую она как-то наткнулась в газете «Афтенпостен», — что-то о том, как говорить с детьми о терроризме. Надо как-то, с одной стороны, их не напугать, а с другой — важно признать их страх.

— С этими овощами мы должны сразиться, — бормочет Ларс с нижней кровати.

И этого достаточно для нового взрыва хохота. Они лежат, прижав руки к животам, и корчатся от смеха; ей приходится отправить их в уборную последний раз перед сном, и они все еще продолжают хихикать, когда она пятится в коридор из детской спальни, оставив дверь полуоткрытой, она всегда так делает, чтобы от лампы в прихожей было достаточно светло и дети не боялись.

Магнар возвращается незадолго до одиннадцати. Лив Карин собиралась лечь спать, не дожидаясь его, но потеряла счет времени, забыла и про стопку тетрадей с домашними заданиями; Лив Карин открывает бутылку красного вина, сидит в полутьме перед телевизором и автоматически переключает каналы. В конце концов она останавливается на британской программе о людях, которые находятся в поиске лучшей жизни. «Я понятия не имела о том, чего мне в жизни не хватает», — говорит по-английски молодая женщина. Вместе со своим мужем и двумя маленькими детьми она перебралась жить в лес, где они построили собственный дом и в основном живут своим трудом. У женщины темные, почти сросшиеся брови, которые выглядят вполне естественно, и ей и в голову не приходит там их выщипывать, в этом самом лесу, думает Лив Карин.

Потом на лестнице слышатся шаги Магнара, он поднимается, и теперь уже поздно вставать и уходить. Лив Карин делает жадный глоток из бокала и ставит его на стол, капля вина стекает по стенке бокала снаружи, и прежде, чем та успевает добежать до самого низа, Лив Карин перехватывает ее и быстро облизывает палец.

— Вот это лежало на лестнице, — говорит Магнар.

Он стоит в дверях, в руке зажат консервный нож.

— А, да, его одалживал доктор.

— Доктор?

— Это тот, что снимает у нас комнату, он приехал вчера. Работает здесь в клинике.

— Да, точно, — отвечает Магнар и кладет консервный нож на бар. — А ты что, красное вино пьешь?