Карат. Чёрное сердце (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 50
- Как же ему удалось сделать это?
- Он ввел мне сыворотку, которая замедляет сердцебиение настолько, что человека считают мертвым. Ввел всех в заблуждение о том, что я погибла, как и ребенок и тайно вывез из лаборатории.
- Это было очень смело. Особенно для того, кто хотел сражаться с такими, как мы, - хмыкнул Карат.
Марианна только кивнула в ответ с тихой улыбкой, когда ее любовь и огромная благодарность к этому мужчине цвела до сих пор. Даже если он был уже очевидно мертв.
- Он всегда был рядом со мной. Лично занимался родами, когда пришло время, и ребенок стал шевелиться слишком активно. А потом настолько привязался к малышу, что стал ему отцом, а мне – мужем.
Карат снова хмыкнул, отпивая и чуть пожимая плечами, но не торопясь поворачиваться к женщине снова:
- Это все очень мило и трогательно. Только как ваш сын решил стать страшным гением, истребляющим собственную кровь?
Я тяжело сглотнула, понимая, что в эту секунду все взгляды были обращены на Марианну, во взгляде которой появились холод и ярость:
- Он стал таким из-за вас. Мы рассказали сыну о том, что он отличается от людей еще в детстве, как только он стал задавать вопросы о том, почему дети, окружающие его не настолько быстрые, и почему они не чувствуют то, что чувствует он. Рассказали все как есть, ничего не утаивая, чтобы он понял и то, почему мы так часто переезжаем в попытках скрыться от тех, кто конечно же не поверил в нашу смерть и продолжал поиски. Тогда мы с Адриано еще не понимали, что наш сын стал нашим главным защитником и опорой. Уже в семь лет сын спокойно поднимал меня вместе с инвалидным креслом и носил куда только было нужно, не привлекая к этому своего отца. Если он своим чутьем ощущал какую-то угрозу и лишние домыслы от людей в нашем окружении, то рассказывал нам, и мы тут же уезжали в поисках другого места жительства. Он боролся с собой, когда стал подрастать, и в нем стала просыпаться его звериная сущность, которая требовала крови и боли. Мы гордились им.
Он спас нас, когда люди из лаборатории все таки отыскали наше последнее место жительства…
Марианна гордилась своим сыном и обожала его. Но то, что сделал ее сын в тот день заставляло ее и сейчас содрогнуться.
- Он убил всех. Растерзал так, что вы до сих пор не можете забыть это.
- Да. Тогда он впервые обратился в зверя и показал все, на что был способен. Но даже тогда мой сын оставался самым человечным из всех людей, которых я только знала!
Карат усмехнулся, в этот момент поворачиваясь к женщине, чтобы окинуть ее своим хитрым хищным взглядом, тихо проговорив, чуть выгибая брови:
- Зверь, вкусивший вкус крови и познавший собственную власть, уже больше не остановится.
- Он боролся с собой! Не позволял причинить вреда другим людям, даже если ему было плохо! – твердо и яростно отозвалась Марианна, защищая сына даже сейчас и готовая делать это до самого конца своих дней, - Но ему было тяжело, поэтому сын загорелся мыслью отыскать себе подобных. Он говорил с восторгом о том, что у него есть еще одна семья! Место, где его поймут и примут по звериной крови!
Я только прикрыла глаза, с дрожью понимая, настолько сильно ошибался этот мужчина. И что в конце концов сломало его, заставляя пойти против себе подобных.
Род Кадьяков никогда не отличался дружелюбием. Не терпел себе подобных, и тем более полукровок, которых по закону обязаны были просто убивать за сам факт их существования.
Я знала всё это… но этот человек не знал. И шел воодушевленный на встречу с себе подобными, надеясь, что отыщет все ответы на вопросы.
Но что он получил взамен?
Теперь это понимал и Карат, который хоть и не выражал никаких эмоций, но не смог скрыть то, как его зрачки стали шире.
— Он ушел к вам и пропал на несколько месяцев. Но когда вернулся — стал уже совсем другим.
Марианна налила себе еще спиртного, потому что допила и этот бокал, бросая взгляд, полный боли и ярости, на невозмутимого Карата, чтобы выдохнуть:
— Сын никогда не рассказывал, что ему пришлось пережить, но уродливые шрамы на его теле, которые не заживали месяцами, были красноречивее любых слов! Отец еще долго пытался вылечить его тело… но его душа так и осталась сломленной! Благодаря вам!
Женщина рывком выпила содержимое бокала, тяжело выдыхая, и не сразу смогла продолжить, пока эмоции бурлили в ней то жуткой болью, то опаляющей яростью, то горечью от того, что уже ничего нельзя изменить.
Прошла пара минут, прежде чем она смогла продолжить тихо и тяжело:
— Сын сам пошел в лабораторию и сдался им… стал первым, на ком пробовали все сыворотки, чтобы уменьшить жажду крови и тягу к убийствам. И не всегда это давалось легко. Он пошел учиться и решил пойти по стопам своего отца и деда, чтобы больше никто из зверолюдей не мог причинить вреда людям. Или себе подобным. Первый Берсерк, который возглавил лаборатории, чтобы защитить людей от вас!..
Молчание было тяжелым и мрачным, пока каждый впитывал в себя эту историю, у которой не было счастливого конца.
— А как же я?.. — тихо проговорила Мишка, которая сейчас была бледнее, чем когда вошла в этот дом. — Как я оказалась в вашей семье?
— Мой сын убил твоих родителей, как и родителей Михаэля, но не смог оставить вас в детских домах. Прости, родная, что тебе пришлось услышать всё это…
В глазах женщины стояли слезы, но Мишка уже не плакала, раздавленная настолько, что едва могла говорить, прошептав только одно:
— За что?..
— Твои родители не были хорошими людьми, милая. Когда жажда крови стала для сына невыносимой, он решил, что будет убивать плохих людей, совершивших много злого, чтобы сделать мир лучше и унять собственную страсть.
— Бэтмен хренов, — прорычал Сапфир, обнимая Мишку и прижимая к своей груди, на что женщине нечего было ответить.
— Он принес вас в дом совсем крохами: худенькими, грязными, неухоженными — и оставил мне, сказав, что теперь у вас будет лучшее будущее, чем с родителями. И был рядом, ухаживая и играя с вами, пока не настал момент, что вы начали узнавать его.
— Зачем же он прятался, баб?
— Сын всегда знал, к чему он идет, и не хотел подвергать вас опасности.
— И поэтому создал весь этот цирк с семьей? — резко спросила Мишка. — С неродным отцом и матерью, которая избегала нас? В золотой клетке рядом с людьми, которым мы были безразличны?
— Ты несправедлива, милая, — тепло и примирительно улыбнулась женщина. — У моего сына достаточно грехов, но только не вы. Робстон действительно любит вас, невзирая на кровные узы. Как люблю вас и я, больше жизни.
Мишка поджала губы, стараясь сдержать слезы, потому что отчасти была зла, и ее можно было понять. Но, с другой стороны, понимала и то, что любовь ее бабушки, отца и брата были настоящими, невзирая ни на что.
— Мы благодарны вам за честность и гостеприимство, — Карат прошагал до женщины, чтобы поставить свой бокал на столик, — но теперь нам пора.
— Останьтесь у меня! Здесь вас никто не посмеет тронуть. Мои гости — это святое и для моего сына.
И даже в этих словах женщина была искренней, но Карат только покачал головой, сделав пару шагов на выход, заставляя всех устремиться за ним, но оборачиваясь уже у лестницы, ведущей на первый этаж, чтобы посмотреть в ее глаза, тихо проговорив:
— Я прошу прощения у вас за всё то, что пришлось пережить вам и вашему сыну. И за то, что еще придется пережить, ибо кто пытается причинить вред моей семье и моему роду, тот жестоко поплатится за это.
— Вы не сможете найти его, Карат.
Карат не ответил, только склонил голову в почтительном жесте, зашагав вниз и снова в лес.
Мы следовали за ним молча, полные мыслей и дрожи внутри, потому что понимали, что с этого момента уже ничего не будет как прежде.
Часть 2
Мой Карат
С нами может случиться решительно что угодно.
Мир замолк, ожидая шума грядущей бури.
Ты учил меня, если помнишь, как быть свободной,
Как лететь вперед ветра и жалить острее пули.
Ты учил меня, если помнишь, как быть бесстрашной
И безжалостной. Это часто одно и то же.
Я считала слепые звезды с вершины башни
И боялась поверить в то, что тебя дороже
Никого не найдется. И это смешной исход, но
Предсказуемый тоже. Хватит, не нужно злиться.
Ты учил меня, если помнишь, как быть свободной,
Я была твоей самой преданной ученицей.
Я была твоей самой смелой и самой быстрой,
Я набила себе и шишки, и — позже — руку
Смертоносней кинжала, опасней, чем тихий выстрел,
Но никак не могла постигнуть твою науку.
Я никак не умела стать от тебя свободной,
А теперь мы стоим неминуемо близко к битве.
А теперь мы стоим, изваянья в лучах восходных.
Мир молчит в ожиданье бури (почти молитвы).