Карат. Чёрное сердце (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 52

— Мария? — протянул тихо Ран, словно всё еще сомневался в том, что девушка слышит его.

Она кивнула, осторожно подняв голову, чтобы, робко касаясь взглядом, скользнуть по всему телу мужчины и запрокинуть голову, всматриваясь в его синие глаза.

Такая миленькая и славная. Она напоминала мне ландыш. Чистая, хрупкая душа, в глазах которой сияли тепло и наивность, несмотря на пережитое горе, по вине которого девушка, видимо, и оказалась в детском доме.

— Прости. Я не хотел испугать тебя… — Ран кашлянул, пытаясь прочистить горло и выглядя таким скованным, что сложно было поверить в то, что этот холодный жесткий солдат способен чувствовать нечто подобное. — Меня никогда не рисовали, и я решил, что ты можешь передать этот портрет кому-то. Нехорошему.

Девушка чуть нахмурилась, явно пытаясь понять ход мыслей мужчины, но, к счастью, не понимала.

— Ты простишь меня?

Девушка кивнула в ответ, чуть улыбнувшись и вздрагивая, когда женщина потянула ее за руку вслед за остальными детьми, которые уже следовали по заданному маршруту экскурсии за второй сопровождающей, что продолжила рассказ, отвечая на вопросы, что раздавались из группы один за другим.

Ран продолжал смотреть на нее, даже когда девушка почти добежала до своих собратьев, неожиданно застывая, чтобы развернуться и побежать обратно.

Прямо к Рану.

— Не вмешивайся, — Карат снова не дал Марсу кинуться к брату, который застыл, весь собираясь, словно для броска, когда девушка оказалась рядом с ним настолько близко, что ноздри Палача затрепетали от аромата ее тела.

Напряглись и мы, готовые кинуться в любую долю секунды, чтобы спасти, помочь, оттащить Урана, даже если понимали, что сделать это будет просто невозможно, если он решит коснуться ее.

Никто не мог понять, что творила девушка, чьи эмоции были словно хрустальные крылья бабочки — настолько невесомые и чистые в своем восторге и страхе перед величием и силой мужчины, которого она нарисовала, когда она порывисто взяла руку Рана своими ладошками, вложив в них рисунок.

Палач дрогнул всем телом, но не позволил себе пошевелиться.

Только смотрел распахнутыми глазами на то, как Мария убежала к остальным детям так же легко и порывисто, оставляя после себя легкий аромат свежести и ощущения чего-то теплого, душевного и грустного.

— А меня тоже кое-кто рисовал, — вдруг улыбнулся Сапфир, только теперь позволяя себе выдохнуть и обнимая Мишку, которая улыбнулась ему в ответ, чуть пожимая плечами:

— Не настолько прекрасно, как Мария.

Рисунок действительно поражал детальным сходством с оригиналом!

И Ран не шевелился до тех пор, пока подростки не скрылись с моста, сев затем в автобус, который увез Марию в неизвестном направлении, лишь тогда позволив себе развернуть простой альбомный лист, на котором был он.

Можно было бы подумать, что это фотография, если бы не штрихи, которыми девушка рисовала его, любовно и трепетно изобразив каждую волосинку в шевелюре Рана, каждую складку на его черной одежде. Это был Ран с мрачным пронзительным взглядом, устремленным вперед, настолько тонко прочувствованный, что по телу пронеслись мурашки.

Сказать, что у Марии был талант, — не сказать ровным счетом ничего!

Изобразить на простом листе бумаги столь точный портрет всего за пару минут — это было за гранью моего скромного понимания и вызывало только восторг и огромное уважение к труду.

Мы все молча рассматривали рисунок, восхищаясь и косясь с улыбками на Урана, который к этому подарку был не готов, а потому, кажется, до сих пор пребывал в легком ступоре, никак не реагируя на окружающий мир. Иногда мне казалось, что он даже принюхивается к бумаге, словно пытается понять, не фото ли это… или в желании уловить тонкий аромат руки девушки, который остался едва осязаемым на листе.

— Мы ждем кого-то или всё-таки поедем в отель? — первым подал голос Сапфир, очевидно потому, что чувствовал острее всех, что Мишке снова стало нехорошо. События последних дней окончательно доконали нашу смелую девочку, и, как бы она ни храбрилась и ни делала вид, что всё в порядке, внутри она была разбита и раздавлена, что сразу же сказывалось на ее самочувствии. Мишка выглядела бледной, слабой, и ее снова тошнило.

— Едем, — кивнул Карат, сгребая наши сумки и кивая Марсу. — Вы с нами? Рейс домой рано утром.

— С вами, — кивнул Палач в ответ, кинув быстрый взгляд на своего задумчивого немногословного брата. — Давай, Ран! Ты поспишь, я проконтролирую ситуацию.

Уран ничего не ответил, не кивнул, никак не выразил своего решения.

Только крайне аккуратно свернул рисунок, чтобы положить его во внутренний карман на груди, и просто пошел вперед.

— Он всегда такой? — вскинул брови Карат, провожая взглядом самого странного из Палачей, когда было не ясно никому, согласился он или решил идти своей дорогой.

— Всегда.

Скоро стараниями Мишки с ее милым французским мы поймали такси и добрались до отеля.

— Зачем такой дорогой? — хмурился Марс, когда номера были выкуплены и мы дружно поднимались на свои этажи. Разные. По настоятельной рекомендации Марса, который следил за безопасностью, уверенный в том, что в случае непредвиденных ситуаций и попытки отловить нас мы будем более уязвимыми, если окажемся рядом.

— Расслабься, кэп, — лениво улыбался ему Карат, который в любой ситуации выглядел так, словно всё именно так и задумывалось. — Они не рискнут пойти в атаку в таком людном месте, где живут сплошь иностранцы и богачи, потому что скандал такого масштаба не смогут скрыть даже всесильные лаборатории. Бизнесменов покрывают бандиты, а у бандитов связи куда выше и весомее, чем даже у политиков.

Я молчала, но снова думала: откуда у Карата все эти знания о мире людей?

Откуда у него деньги, чтобы позволить себе оплатить все наши номера? Неужели Нефрит на самом деле зарабатывал настолько много и спокойно делился своими финансами с отцом? Как и одеждой, потому что вид Карата был отдельной строчкой моего вечно плохого настроения и желания придушить всех женщин в округе, ибо никто не мог пройти мимо, не начав ласкать взглядом этого сексуального высокомерного наглеца!

Конечно, смотрели и на Марса, и на Сапфира, но только при взгляде на Карата в глазах женщин загорался порочный томный огонек, словно на нем было написано: грех во плоти! Грех, который хотели вкусить все. Начиная, черт возьми, с меня!

Не знаю, специально или нет, но моя комната была этажом ниже комнаты Карата, но на одном этаже с Сапфиром и Мишкой.

Первым делом с облегчением облачившись в свою одежду, какой бы простой и невзрачной она ни была для этих мест, я поняла, что не могу найти себе места. Без Карата.

Слова Марианны крутились в голове отголосками странных ощущений, что каждое ее слово ранило того, чье сердце не знало пощады, даже несмотря на то что Карат не выказывал никаких эмоций.

Не знаю, чего я боялась, оставшись без него.

Не обнаружить его утром перед отлетом?

Понять, что он снова ушел, чтобы пожертвовать собой, оставляя после себя горечь слов тех людей, которые будут фыркать и говорить, что он заслужил всё, что с ним только ни произойдет? Чтобы слышать слова папы о том, что он вернется, когда ему вздумается?

…А если не вернется?

Этот день неожиданно и больно показал мне, как я боюсь потерять его.

Поэтому сомнений не было, когда я выскользнула из своего номера, босыми ногами бесшумно пробежав по этажу, чтобы выбраться на запасную лестницу и по ней подняться на этаж выше. Туда, где был номер Карата.

Я не знала, где именно располагалась эта комната, прислушиваясь только к себе и собственным ощущениям, чтобы разыскать его, неуверенная в том, получится ли у меня, но застывая на месте, словно воришка, когда услышала уже знакомые, хоть и едва различимые голоса.

— Нашел что-нибудь стоящее? — голос Карата был, как всегда, ленивым и мурчащим, но сейчас отдавал той сталью, которая выдавала в нем интерес.

— Он не живет в том доме. Нет ничего, что показывало бы на его присутствие. Возможно, приезжает, но, видимо, крайне редко.