Надоевшая (СИ) - Котляр Сашетта. Страница 45

Из всей этой кучи я выудила сменный комплект простенького бежевого белья, большое махровое полотенце и еще одну, чистую пижаму взамен той, штаны от которой были на мне. Как только я это сделала, Стас отвел меня в соседнюю комнату, собственно, ванную, и оставил там, сказав, что дорогу обратно я легко найду и сама. Я не возражала против его ухода, мне хотелось побыть одной и успокоить нервы, которые я сама же и взвинтила. Да и оставаться там, где Белоусов показушнострадает не хотелось вообще. Надо же. Сердце разбили мальчику…

Ванная была совсем небольшой, выложенной темным кафелем как на полу, так и на стенах, однако вмещала в себя как собственно ванну, так и душевую кабину. А еще на полу лежал шикарный пушистый ковер бежевого цвета, да и сама ванна была покрыта бежевой эмалью. Контраст был странный, и это бросилось в глаза, но он меня не шибко беспокоил. Гораздо больше удивила необжитость помещения. Ни тебе полотенец на крючках, ни щеток в стаканах, ни разбросанных тут и там шампуней и гелей для душа. Гель стоял всего один: ежевичный, да и шампунь только тот, что я использовала постоянно. Оба были новыми и, кажется, ждали именно меня.

Я невольно улыбнулась: помнит. Все мелочи помнит. Это было его рук делом… Когда я избавилась от пропотевшей одежды, забралась в душевую, и встала под горячими струями долгожданной воды, меня занимало две мысли: «как там Виталька» и «а может, я все же слишком жестока со Спайком?»..

Глава 23. Так это чья-то месть?

С тридцать первого числа, когда я высказала Белоусову то, чего на самом деле не думаю, но очень хотела бы думать, наша жизнь потекла в странном ритме. Спайк замкнулся в себе и большую часть дня сидел в кресле, угрюмо смотрел в стену и молчал, Мезенцев все время что-то печатал на компьютере, а я избегала общения с ними обоими, но неизменно разогревала на их долю полуфабрикаты. Между нами установилось хрупкое равновесие, не нарушаемое ничем извне, потому что «извне» для нас просто не было. Хоть какое-то разнообразие в жизнь вносило то, что стоило парням решить, что я заснула, как они начинали говорить.

Видимо, они считали, что больше подслушивать я не буду, или им было все равно, не знаю, но это дало мне уникальный шанс узнать получше их обоих. И Максима, и Стаса. И заодно осознать, что я совсем их не знаю. Вернее, Спайка еще более-менее, а вот его друга… Можно сказать, что совсем нет. Абсолютно. И как я могла быть такой слепой и невнимательной?..

Именно таким образом я узнала, что Мезенцев не просто так торчит за компьютером большую часть времени, а поддерживает связь с Белоусовым-старшим, заместо его подавленного и не желающего ни с кем общаться сыночка. И о том, что Дениса поймали я тоже узнала именно так. Только вот, выяснилось, что ни он, ни Марина понятия не имеют, кто же им платит. С ними всякий раз связывались разные люди, передавали деньги и приказы. Именно поэтому мы все еще сидели в этом «бункере», как метко выразился Стас, и именно поэтому мне последние несколько дней было изрядно не по себе.

Спайков папенька считал, что все эти марины-денисы и прочие были отвлекающим маневром, и, на самом деле, добраться хотели лично до него. Только не уточнял, что и кому он мог сделать, и почему, черт возьми, они не пытаются просто убить его, если дело в деньгах, власти или проклятущих наркотиках. Моя паранойя как бы била тревогу и требовала принять, как данность: судя по тому, как действует неизвестный враг, дело в мести. В банальной такой личной мести по отношению к человеку, нечестным образом получившему свои деньги, коим и являлся родитель Максима.

А если это так — то первейшей мишенью была совсем не я. Не девочка, которая даже не знала, как его зовут, по той простой причине что они никогда не пересекались. А единственный сын, наследник, и так далее, и тому подобное. И, возможно, Стас, потому что его семейство тоже, в общем-то, не шибко чисто на руку. И если это так, то, вероятно, мы сейчас не в безопасности, а в ловушке. Потому что, будь я на месте этого человека, я бы подкупила тех, кто должен охранять троицу испуганных детей, да и все. А разве может оказаться, что тот, кого никак не поймают черте сколько времени глупее наивной школьницы?

Впрочем, время шло, а ничего не происходило. Этого человека не ловили, нам не говорили, что мы можем убраться из этого места, зато… зато кто-то привез мои учебники и какие-то документы для парней и мне стало значительно проще не думать обо всем, что здесь происходит, тем более, что среди учебников неизвестным образом завалялись и образчики не читанной мною художественной литературы. Паранойя отпустила. Я только косилась временами на этого самовлюбленного придурка, и думала: «Что я буду делать, если тебя не станет?»

На мое счастье, он помирать не спешил, да и вообще ничего трагичного с нами не происходило. До поры до времени. «Пора» настала в один из бесконечной череды дней в этом дурацком замкнутом пространстве. Была ночь, мы, как и все более-менее нормальные люди, крепко спали, даже Спайк, который по ночам обычно что-то читал или просто сидел и сверлил меня взглядом часов эдак до четырех утра (я постоянно просыпалась от этих его взглядов). Ничего, в общем-то не предвещало, только я ворочалась с боку на бок, и не спала, а, скорее, была в странной полудреме, когда вроде бы бодрствуешь, а вроде бы снятся сны.

Из нее меня выдернул крик:

— Подъем! Собирайтесь и бегите отсюда! Живо! — я разлепила веки и обнаружила парня с автоматом, одного из тех, что сторожил выход из этого недобункера-подвала.

— Но… Куда? — я пребывала в недоумении. Зато Спайк— нет. Он вскочил из кресла, где обычно отрубался по ночам так, словно изначально был готов к подобному развитию событий. И меня заодно поднял, за шкирку, как котенка.

— Живо одевайся и бегом за нами, — бросил он сухо, обращаясь ко мне. — Спасибо, Мих, я помню, куда валить, — это уже к нему.

Охранник протянул Спайку два пистолета: очевидно, для него и для Мезенцева, а я начала торопливо собираться, неслушающимися спросонья руками надевая лежащие рядом с софой уличные вещи. Соображала я отвратительно, но понять, что, раз никто не включил свет, значит так и надо можно было и не соображая вообще. Парни собрались с какой-то армейской скоростью, а я путалась в собственных вещах и отчаянно тупила.

В конце концов, Максим подхватил меня, в кое-как завязанном шарфе и надетой набекрень шапке, за руку, и молча потащил за собой. Только теперь я могла увидеть изнутри, что представляет из себя наш «бункер». Это оказался условно-заброшенный промышленный комплекс, где осталась вся инфраструктура. Там, где держали нас раньше было общежитие для работников неведомого предприятия. Кухня же, по всей видимости, находилась в другом, разрушенном крыле здания, из-за которого в коридоре вне наших восстановленных комнатушек оказалось холодно, как на улице.

Место это было жуткое, и, если бы я сама не прожила в его недрах несколько недель, я бы никогда не поверила, что здесь на самом деле есть электричество и даже горячая вода. Все это было настолько тщательно замаскировано, что оставалось полнейшей загадкой: как нас вообще нашли, если все «крысы» были благополучно отловлены. Как?!

Только вот, пока мы бежали по скользким коридорам, думать об этом было некогда. За нами раздавались выстрелы и голоса неизвестных, и можно было предположить, что охрана мужественно отвлекает на себя нападавших. Отвлекала…

Из-за поворота показалось несколько громил в масках и бронежилетах, и, заметив нас, один из них рявкнул:

— Лови детей!

Держу пари, то, что нас назвали именно так изрядно взбесило бы Спайка в иной обстановке. Но не сейчас. Он, тихо выругавшись, выстрелил под ноги преследователям, естественно, промахнувшись, и мы рванули что было сил к видневшейся двери на выход. Не той, где все это время стояла охрана, другой. Двери, из-за которой отчетливо веяло холодом, и о которой я ничего не знала до сегодняшнего дня. Снова я ничего не знала! Как всегда.