Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ) - Абель Ава. Страница 65

Мне всегда было все равно, как именно я умру. А сейчас не все равно. Я даже улыбаюсь этой мимолетной мысли: хочу умереть рядом с Рианной Ламлашской, когда нам будет лет по девяносто.

Джейсон сразу понял, что соседская девочка – моя. Что убью его, если тронет ее хоть пальцем. А значит, он обязательно тронет: не вынесет мысли, что у меня есть кто-то лично мой, вдохновляющий рвать вены, лишь бы выбраться из тлена. Поэтому мне лучше уехать, чтобы не дразнить ублюдка. Инспектор Доннаван то же самое посоветовал – из-за истории с Лойером.

Поставщика, который привозил партию героина для Ханта, завербовали, и он не рассказал хозяину, что готовится облава. Тот не заподозрил и спалился, когда я пришел к нему – на этот раз с прослушкой. Охрану Лойера убили при захвате, а его арестовали. Он обязательно явится за мной – так же, как я пришел за ним. Чужими руками, не своими, но дотянется до меня. Он сказал, чтобы я обнял свою семью, потому что скоро смогу увидеть только их могилы, и я первый раз в жизни счастлив, что у меня нет семьи. Только Лина, но она в безопасности в Нью-Йорке.

О Рианне Лойер не узнает, если я уеду и не буду светиться рядом с ней. Инспектор обещал переговорить с местной полицией по поводу наблюдения за домом семейства О’Нил на всякий случай. Мало ли. После всего, что с нами произошло, я рассматриваю любую случайность как возможное будущее. Я всегда был параноиком, но теперь просто невменяемый. В итоге и уезжать не хочу, и оставаться опасно, потому что подставлю Ри под удар одним своим присутствием.

Черт бы все побрал. Видно, моя жизнь слишком быстро двигалась в позитивную сторону, а я не заслужил. Потому что я ведь действительно убил человека когда-то.

Ри нежно проводит ладонью вниз по моей груди, исцеляя, и я будто под кайфом; кажется, ощущаю даже, как расширились мои зрачки. Медленно поднимаю руки, сдаваясь, и расстегиваю верхнюю пуговицу на ее блузке, затем еще одну…

– Два года назад Джейсон взял меня в очень плохое место. Закрытый клуб. Алистер, моя дядя, там управлющий… Для меня это было что-то вроде инициации. – Я веду пальцами вдоль выреза блузки, касаясь обнаженной кожи, а потом наклоняюсь и слизываю быстрые удары сердца, ощущая их языком и губами. Ри волнуется… Мне бы тоже волноваться, я же никому об этом не рассказывал. Но серце Рианны каждым ударом вкачивает в меня дофамины, и я, наоборот, сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

– Там была девчонка моих лет. Она подписала контракт, но в последний момент передумала. Испугалась. В шестнадцать стать сексуальной игрушкой для взрослых ублюдков не каждая готова… Я разбил лицо одному важному чиновнику, когда он силой поставил ее на колени... Алистер пытался разнять нас, но в те времена меня нельзя было остановить, до того я был отмороженный.

Я расстегиваю остальные пуговицы и стягиваю блузку с тонких плеч, а следом спускаю по нежным рукам бретельки бюстгальтера.

– Меня имели право ликвидировать, мы все подписывали соглашение. – Усмехаюсь тяжелому воспоминанию и завожу ладони на спину Ри, расстегивая бюстгальтер. – Охранник подошел ко мне сзади и приставил нож к горлу, но успел только неглубоко полоснуть по ключице. Я извернулся и всадил этот нож ему в шею. Он даже не понял, что произошло. Я был щуплый, ты бы видела… меня часто недооценивали.

Рианна бледная, не двигается, но смотрит на меня так преданно, что я выть готов.

– Алистер рассмеялся и сказал, что я ненормальный, что он не позволил бы меня убить, а я, плохой мальчик, невинного человека угробил… Алистер любит такое. Играет с твоим сознанием, путает, в итоге сомневаешься в собственном рассудке.

Ри стоит передо мной полуобнаженная, в гольфах и юбке, и мне кажется, что ей холодно. Я неспеша расправляю ее длинные тяжелые волосы и перебрасываю вперед, накрывая груди, как полотном… Класс. Мне нравится рисовать Рианну. Есть в ней магия.

– А что стало с девушкой? – тихо спрашивает она.

– Ее отпустили, побоялись скандала, потому что ей было 16. С тех пор, кстати, в клуб не приводят малолеток.

– И что с ней стало?

– Она стала моей лучшей подругой.

На лице Ри отражается замешательство, и она вскидывает брови, осознав:

– Постой… Ты о Феррари говоришь?!

Я киваю. О ком же еще. Мы пара отбитых, жизнью побитых людей, которые не знают границ. Правда, в моем сознании эта граница уже появилась – как линия внизу на белом листе, которая означает землю под ногами. Я стою уверенно, а не шатаюсь в пустоте. Эту линию моей рукой нарисовала Ри, нашептав ориентир своими сказками, и я больше не хочу рисковать, а тем более подставлять под опасность девушку, которая здесь и сейчас – мой мир. Она подарила мне землю под ногами, а я хочу научить ее летать.

Каждое движение отзывается болью в теле, потому что я перестал принимать даже ибупрофен: у меня от него сонливость – но мне все равно. Нежно целую Рианну в шею и захватываю кожу губами, оставляя засос.

– Ты одна дома? – тихо спрашиваю, хотя я не остановился бы, войди сюда преподобный Мартин со всем приходом.

– Родители с братом скоро вернутся…

– О’кей, – выдыхаю, закрывая глаза от удовольствия, когда Ри нетерпеливо запускает ладони мне под футболку и кончиками пальцев проводит по прессу сверху-вниз и вдоль пояса джинсов. – Слушай… по поводу моих чувств. Ты же знаешь ответ?

– Знаю.

– Что именно ты знаешь? – я отвожу ее волосы, открывая взгляду упругие груди, наклоняюсь и втягиваю в рот твердый сосок. Возбуждение зашкаливает, у меня даже в глазах темнеет от глухого стона Рианны, когда она выгибается навстречу. – Что ты знаешь? – повторяю, и она признается:

– Ты меня хочешь.

– А еще?

– Чарли, пожалуйста…– Она путает пальцы в моих волосах, тянет вверх и сама целует меня, раскрасневшаяся, податливая. Ее дыхание – сладкое, шоколадное, и я с ума от нее схожу. Обнимаю ее за талию, отрывая от пола, и вместе с ней ступаю к столу; тянусь к розовому крему, который она остервенело взбивала, окунаю пальцы в него и провожу по щеке Ри, по шее и груди, и начинаю целовать ее всю – жадно, до надрыва, будто жить осталось пять минут.

– Что ты знаешь? – требовательно шепчу, оглаживая руками ее стройное тело, и Рианна облизывает губы, прежде чем сказать:

– Ты любишь меня.

Удовольствие вливается в кровь щекотливым звуком ее голоса. Я никому не признавался в любви со времен начальной школы. Мой мир рухнул в двенадцать лет с первой попыткой матери убить себя, и с тех пор я боялся даже думать о чувствах, потому что Джейсон услышит и придет. Но сейчас повторяю эхом:

– Я люблю тебя, я люблю тебя. Я буду любить тебя, пока от меня ничего не останется.

Не знаю, смогу ли вернуться на этот остров. Без понятия, что будет завтра. Все это не важно. Вне этой комнаты не существует планеты. Она здесь, в дыхании Ри. В дыхании вселенной, которое я все еще слышу и в потоке которого должен научиться жить.

– Скажи, что мне сделать, детка? Чего тебе хочется?

Она смущенно опускает взгляд, и я усмехаюсь.

– Боишься попросить? – Я обхватываю пальцами ее подбородок, заставляя смотреть мне в глаза: – Может, тебе тоже будет легче повторить за мной?

Она вопросительно вскидывает брови. В темных глазах – россыпь звезд. Я забираюсь рукой ей под юбку, с легким нажимом просовываю пальцы под резинку нижнего белья и проникаю пальцами между ног, ощущая горячую влажность.

Ох, твою мать, хоть бы продержаться.

Убираю руку, и Ри закрывает глаза, тяжело дыша.

– Попроси меня. Это просто. «Чарли, трахни меня языком».

– С ума сошел...

– А если я навсегда уезжаю? Будешь потом локти кусать, что испугалась в самый ответственный момент, – подзуживаю ее. Ри тихо смеется, несмотря на страшный смысл моих слов… и вдруг хлопает входная дверь, как приговор. Раздается женский голос:

– Ри, мы дома!

Но мне плевать, кто там пришел и зачем.

Рианна в панике подхватывает с пола блузку с бюстгальтером, а я поднимаю на руки ее саму, игнорируя темноту в глазах, когда плечи прошивает болью.