Почтовая станция (СИ) - Чар Элен. Страница 30

В коридоре висели портреты наших героев или же тех, кто изменил наш мир в лучшую сторону. Я совсем не удивилась увидев отца и мать. Такие молодые и такие красивые. В свое время они были лучшими студентами Академии. Не удивительно. Оба сильные маги. Оба люди с большим сердцем. Оба думали в первую очередь о других.

Как жаль, что сейчас они не рядом. Память тепло рук не заменит.

В этом коридоре была одна дверь, для таких, как я готовых принять магию или свою судьбу. С моим приближением дверь плавно открылась, на мгновение я задержалась на пороге. Ладошки вспотели, а сердце на миг замерло.

— Дарна Вознесенская, проходите, мы давно вас ждем, — седой старик тепло улыбался, будто знает меня с малых лет.

Сидящие за столом трое мужчин и две женщины оживились, каждый переспросил: "Неужели та самая Вознесенская?" и получив утвердительный ответ тут же придирчиво меня осматривал. Мои родители известны на все королевство и даже за его пределами.

— Встань в круг Истины, — старик по-прежнему улыбался. В трех метрах от стола на полу проступил круг исписанный непонятными символами. Я встала в пустой центр и затаила дыхание: круг засветился мягким золотистым светом, магия побежала по венам, забралась в каждую клеточку и как волна мягко вернулась обратно.

— Не может быть!

— Как же так?!

Учителя вскакивали с криками, а я хлопала ресницами, не понимая, что происходит и только сердце больно сжималось в дурном предчувствии.

— Тише, — старик встал, посмотрел на своих коллег, под его взглядом все замолкали и садились на место. Когда же его взгляд замер на мне я все поняла. — Мне жаль, дитя, но Великая Матерь не дала тебе магию, видимо, величие рода Вознесенских должно остановиться на твоих родителях.

Я сделала шаг назад, потом еще и еще. Мысли бились перепуганными птицами. Мой мир, мои мечты, мои планы все рушилось у меня на глазах и я оказалась бессильна. Слабая. Ненужная. Брошенная.

— Ну что ты, деточка, — я пятилась и столкнулась с женщиной: русые волосы собраны в тугую гульку на макушке, тонкие очки с острыми верхними уголками придавали ей выражение хищницы. — Не место красит человека, а человек место.

Я кивнула, так и мама всегда говорила.

— Вот и умница, — она цепко взяла меня под локоть. — Героем быть на поле боя легко, там или ты, или тебя, а стать героем в мирной жизни — подвиг.

Я с трудом понимала, что она говорит, но кивала будто моя голова держалась на разболтанном шарнире и никак не могла держать голову в одном положении.

— Каждый из нас совершает свой маленький подвиг, который мало кто видит и мало кто понимает, но благодаря которому движется жизнь. — Женщина подвела меня к столу, пододвинула бумаги и вложила в руку перо. — Мы не оставим дочь великих героев без образования, ты поступишь на бесплатное обучение и комнату в общежитии выделим и с покупкой всего необходимого поможем. Ты же хочешь учиться?

Я кивнула. Учиться и в самом деле хочу. Тетка, спасибо ей большое, до совершеннолетия довела, не отдала меня в приют, а теперь я должна сама о себе позаботиться и толковая профессия мне нужна.

— Вот и славно, — женщина улыбнулась. — Подпиши согласие на обучение с последующей отработкой и с завтрашнего дня приступай к обучению.

Рука легко махнула незатейливую закорючку, и договор вспыхнул золотым. Подписано.

— Пойдем, милая, провожу тебя, — женщина управляла мной, а я как во сне, движения замедленные, а мысли превратились в густой кисель. Вроде бы все верно она говорит, а я что-то хочу, а что не понимаю. Все как в тумане.

На улице меня ждала двуколка. Женщина что-то сказала кучеру, напоследок улыбнулась и помахала рукой. Из двуколки меня забрал неприятный мужчина, от него разило чесноком и прогорклым жиром. Он за руку отвел меня в грязную комнатушку и бросив: "Обживайся", хлопнул дверью, а я, свернувшись калачиком на узкой кровати, уснула.

Наутро я пришла в себя и ужаснулось произошедшему. Быть почтальоном? Ни за что! На столе аккуратными стопками лежало белье, учебники, тетради и пара ботинок. Я ничего не трогая помчалась в Академию, в ворота войти не смогла, но вчерашний старик будто знал, что я вернусь, неспешно шел по дорожке ко мне. Говорить я начала, как только между нами осталось три метра, достаточно для того, чтобы не кричать и быть услышанной. Говорила я долго, эмоционально и когда выдохлась старик похлопал меня по руке, которую держал, когда он ее взял, не заметила.

— На тебя не было оказано магического воздействия, поэтому разорвать договор не получится. Профессор Альба сделала то, что могла: говорила о твоей боли и…

— Вы знали!

— Знал, но по Закону, если у претендента нет магии он должен сразу же поступить на обучение в другое место иначе теряет право на помощь. У тебя есть монеты, чтобы оплатить обучение? — голубые глаза старика внимательно на меня посмотрели и я, опустив голову, призналась.

— Нет.

— Поэтому я не вмешивался. Каждый день тянется жребий, сегодня те, кто не попадет в Академию смогут бесплатно учиться у ювелиров. Кто выиграет завтра, только Великая Матерь знает. Ты не грусти почта, может, и скучное занятие, зато безопасное. За время стажировки накопишь монет и пойдешь ученицей куда захочешь.

В этом смысл был, без монет я никому не нужна. Только тетке, но к ней не вернусь я и так долгое время жила нахлебницей, а у нее своих детей хватает.

Глава 22

— Что-то долго ты работаешь, старая, — звук доносился, будто Асимыч спрятался под ворохом толстых шкур.

— Не нравится? Можешь сам попробовать с того света вернуть, — и ведьма здесь, она что-то делала со мной, но прикосновения были настолько неясными, что определить их смогла, когда меня перевернули с боку на бок. — И ладно она молодая, дурная, а ты-то старый хрыч должен знать, что мост тот по весне опаснее нежити недобитой. Куда ты девку отправил?

Больше по тому мосту ни в жизнь не пойду. Впрочем, какой мост? Он же рухнул подо мной.

— Да забыл я! Сколько можно об одном и том жа! Лучше возвращай бедоношу нашу.

— Эк, ты, Асимыч, неуклюжий. Сколько можно девочку "бедоношей" называть, так сам беду и кличешь.

— А как ее еще назвать? Ни на минуту оставить одну нельзя — влезет куда-нибудь.

Асимыч ругается, значит, все хорошо.

— Зато сердце у нее доброе, — Ееремия всегда был добр ко мне, хоть иногда вставал на сторону смотрителя.

— Доброе, да только доброта ее вечно боком вылазит.

— А ну кыш! Расшумелись старые. Девочке покой нужен, — холодная тряпка с резким запахом трав коснулась лица. — Пора, Дарушка, глазки открывать. Хватит спать, всю весну проспишь, а она знаешь какая она в лесу красивая.

— Мгм, — глаза открываться не хотели, да и говорить сил не было, только согласно мычать получилось.

— Вот и славно. Переполошила ты стариков своих, а они к тебе душой прикипели. Ну да ничего пуще ценить станут.

Я хотела спросить как здесь оказалась, последним помню толстый слой льда, огонь в груди и отчаяние, потому что больше не дышать не могу, а лед не разбивается, даже трещинки по нему не идут.

— Повезло тебе, неугомонная, может, не зря постоянно Великую поминаешь, — ведьма посадила меня, подложила под спину подушку и всунула в рот ложку гадкой горечи. Я вся передернулась, зато глаза открылись. — Ну вот глаза открылись. Поначалу туман будет, но к вечеру пройдет. Теперича ты уж точно на поправку пойдешь. Зря что ли маг за тобой в ледяную воду прыгал.

Перед глазами на самом деле все плыло, я видела размытые очертания, зато в мыслях на редкость порядок. Кто прыгнул? Что с тем магом? Как долго я болею? Вопросы появлялись быстрее, чем я могла бы их не то что задать, а просто осознать.

— Да ты лежи не дергайся, — тонкие пальцы больно придавили мое плечо. — Жив, давно здоров твой спаситель. Это ты отоспаться на жизнь вперед решила, насилу добудилась тебя. Я молодая была тоже спать любила, но не настолько, чтобы месяц глаз не открывать.