BATTLEFRONT: Сумеречная рота - Фрид Александр. Страница 34

Дополнительная работа не тяготила его. Здесь ему было лучше всего, и он не желал возвращаться в столовку или спать в казармах вместе с персоналом базы. Он решил поспать в челноке Сумеречной, хоть это и казалось ему трусостью, словно он стыдится своего поступка.

Намир второй раз столкнулся с капитаном, перетаскивая ящик с какими-то запчастями, предназначенными для его грузовика. Он не знал, для чего они нужны, но когда поднялся на корабль, капитан, разбиравший потолочную панель, что-то проворчал и указал на пол.

Намир поставил ящик. Капитан сел на корточки и, порывшись среди разных проводов, прутов и цилиндров, извлек маленький золотистый диск.

— Не подержите? — спросил он, указав на вспомогательную панель в потолочном перекрытии.

Сержанту пришлось встать на цыпочки. Капитан начал ввинчивать диск в гнездо, не обращая внимания на шипение, исходящее из панели. Намир был рад, что замерзшие руки наконец-то в тепле.

— И с кем вы так повздорили? — спросил капитан, не отрываясь от работы.

— С Криндалом, — ответил Намир. — Фамилии не знаю. А может, имени.

— Он это заслужил?

Намир в ответ лишь пожал плечами:

— Мне хочется думать, что мы оба заслужили.

Намир ни о чем не спрашивал капитана, даже когда работа затянулась на десять, двадцать, тридцать минут. Когда же сержант спросил его об экипаже, тот лишь покачал головой.

— У них другие дела, — сказал он. — Не спрашивайте.

Когда наконец работа была закончена — или когда капитан сдался, — он достал бутылку кореллианского виски и уселся на трап. Намир счел это за безмолвное приглашение, и с того момента их разговор, подогретый выпивкой, потек извилистым путем. Капитан жаловался на свой корабль и рассказывал невероятные, приправленные матерщиной байки о том, как грузовик получил повреждения. Намир в подробностях описал, как он попал сегодня на разгрузку.

Когда он закончил описывать драку в столовой, капитан помотал головой и мягко, насмешливо упрекнул его:

— Нельзя говорить таким людям напрямую, что они обречены. Как только доходит до этого, я ухожу в сторону.

— Ты наемник? — спросил Намир.

— Что-то вроде.

— Небось частенько тянет набить морду таким товарищам…

Капитан рассмеялся:

— Я не кусаю руку, которая меня кормит. И не ввязываюсь в драку, в которой не могу победить.

— Я мог победить, — сказал Намир.

— Тогда ты явно не слишком старался. — Капитан осклабился и глотнул виски, затем передал бутылку Намиру.

Выпивка оказалась так себе, в чем оба согласились после первого глотка, но была крепкой, и, как подозревал Намир, это единственное пойло такого типа на Хоте.

— В любом случае ты слишком молод, чтобы быть таким циником, — сказал капитан. — Как ты вообще сюда попал при таком настрое?

— Долгая история, — ответил Намир. — Вроде как случайно. Но в любом случае не ради этого «общего дела».

— Понял, — сказал капитан.

Некоторое время они пили молча, потом капитан заговорил. Голос его стал тише, язык чуть заплетался. С наступлением ночи освещение в ангаре потускнело, и холод проникал даже сквозь закрытые двери.

— Помнишь, как взорвалась боевая станция?

— Это было еще до меня, — сказал Намир. — Но я об этом слышал.

Капитан кивнул:

— После этого — я поначалу и не заметил — некоторое время казалось, что мы действительно можем закончить эту войну. Смотришь на убитых ребят… Если задуматься, то в этом нет никакого смысла, но нам казалось, что мы к чему-то идем.

— Все они выглядят одинаково, — ответил Намир. — Новобранцы.

— Не только новобранцы, — сказал капитан. — И не все.

Вновь повисла тишина. Красно-белый дроид-астромеханик покатился по полу ангара, пронзительно сигналя чему-то.

— Однако у нас есть дело, — сказал капитан.

— Плохие войны — хорошее дело?

— Да к хатту… Даже я не такой циник. — Капитан решительно помотал головой. — Но если война и правда закончится… ты знаешь, как нам теперь с ними жить? Когда их терпеть невозможно? Как думаешь, долго ли они будут терпеть нас после всего?

— Не так уж долго, — медленно кивнул Намир.

Капитан ничего не сказал. Намир поднял бутылку, посмотрел, как янтарная жидкость ползет по стеклу. Он тихо рассмеялся, прежде чем заговорить:

— Если не хочешь говорить, то скажу я: для меня лучше войны ничего нет. Как только мы победим, у меня не останется ничего. Так что если она никогда не закончится — ну и правильно.

«Это действительно правильно», — подумал он про себя. На душе стало теплее от мысли о бесконечной войне, без окончательной победы или поражения, эта идея въедалась ему в кости, постоянная и успокаивающая. Даже мимолетная мысль о победе повстанцев вызывала у него отвращение.

Он много лет жил так, хотя никогда не говорил этого вслух. Никогда не думал об этом так осознанно.

Однако капитан с озабоченным видом отнял у Намира бутылку и, скривившись, хлебнул еще.

— Если они об этом узнают… — Капитан осекся.

— Не узнают, — пожал плечами Намир.

— И тебя это не волнует?

— Я здесь, чтобы защищать их. Мне плевать, во что они верят.

Капитан снова поднес бутылку ко рту, однако на сей раз пить не стал. Он вдохнул запах виски, опустил бутылку и решительно сунул ее в руку Намира, не повернув головы.

— Если это работа, — сказал он, — тогда она ничего не значит и они тоже. Ты делаешь, что считаешь нужным, говоришь им то, что они хотят услышать, и уходишь, когда дело сделано. Иначе… — Он будто с трудом вылавливал слова из глубин своей затуманившейся памяти. — Иначе, если это больше, чем просто работа, они заслуживают лучшего. Если ты не понимаешь, во что они верят, может, пора уйти?

Намир прижал бутылку к груди и ощутил ее горлышко подбородком. Что-то на краю его сознания говорило ему, что оставшаяся влага может заледенеть на морозе.

— Я не повстанец, — сказал он.

Капитан сказал что-то — Намир не понял, — встал и медленно пошел прочь вверх по трапу.

Схватив бутылку одной рукой, Намир спустился в ангар и свернул к входу на базу «Эхо». Он думал о Головне и Красавчике, Гадрене и Таракашке, Аяксе и Фектрине и той женщине, связистке, погибшей на Азирфусе, чье имя Намир поклялся забыть. Потом мысли переключились на Роджу и Клюва, которых он про себя обозвал предателями. Они были солдатами Сумеречной и должны ненавидеть базу «Эхо» так же, как он.

Но не ненавидели, поскольку они были еще и повстанцами. Как Головня и Красавчик, Гадрен и Таракашка. И та связистка.

Капитан был прав. Они заслуживали лучшего.

Намир проснулся на другой день на складе, прижимая к груди бутылку виски. Голова трещала, щеки онемели от холода, а во рту было так, словно он наглотался биотоксинов с Коерти. Однако когда сержант сумел встать на ноги и пошел искать расписание нарядов, оказалось, что срок наказания вышел и он снова назначен на патрулирование аванпостов периметра.

День на морозе не казался послаблением, но другой персонал аванпоста держался обособленно, что дало Намиру возможность подумать. Два часа наблюдения, два часа всматривания в слепящую белизну горизонта, два часа в патруле и затем на базу оттаивать. Если бы он мог носить поляризационные очки на сломанном носу, это было бы почти мирное занятие. Но даже когда ресницы смерзались, у него все еще была возможность обдумать засевшую в голове со вчерашнего вечера мысль.

«Они заслуживают лучшего».

Вечером его нашли Роджа с Клювом и принялись рассказывать ему о некомпетентности чванливых войск базы, высмеивать спецназ Альянса. Они не стали объяснять ему перемену своих настроений. Вместе они вспоминали сражения Сумеречной на Майгито — еще до Намира — и Форса-Гедд, которое Намир живо помнил. Сержант хотел было отослать эту парочку, но он был благодарен им за их намерения, не говоря уж просто о присутствии. Один вечерок он сможет улыбаться и наслаждаться ложью.