Горячий шоколад на троих (СИ) - Эскивель Лаура. Страница 8

Она достала платок, чтобы стереть пот со лба, а с ним — и греховные помыслы. Тщетно! Нечто невообразимое творилось с ней. Она попыталась найти поддержку у Титы, но та сидела с отсутствующим видом или, точнее, без признаков жизни в глазах, точно в ходе какого-то алхимического эксперимента все, что было в ней живого, ушло в соус из роз, в тушки перепелов, в каждый из ароматов приготовленного ей блюда. И вместе с ними Тита проникла в тело Педро — сладострастная, ароматная, жаркая, бесконечно чувственная. Казалось, что они изобрели свой собственный телеграф, в котором Тита была передатчиком, Педро — приемником, а Гертрудис — проводником необычной сексуальной связи, установленной с помощью еды. Педро не сопротивлялся, позволяя волне наслаждения проникать все глубже и глубже, до самых потаенных уголков его существа, пока они как зачарованные вглядывались друг в друга, не в силах отвести глаз. Наконец он сказал:

— Никогда не ел ничего подобного. Большое спасибо.

И он был прав. Блюдо действительно получилось восхитительным. Розы придали ему поразительно тонкий вкус.

Лепестки истолочь с анисом в ступе. Каштаны по отдельности выложить на комаль, обжарить, очистить от кожуры, сварить и растолочь в пюре. Чеснок мелко нарезать и обжарить на сливочном масле до золотистого цвета, добавить к нему каштановое пюре, перемолотую питайю, мед, лепестки роз, соль по вкусу. Чтобы соус получился гуще, всыпать две столовые ложки кукурузного крахмала. Наконец пропустить все это через сито и влить две капли розовой эссенции — ни в коем случае не больше, иначе блюдо может потерять надлежащий вкус. Довести до кипения и снять с огня. Погрузить перепелок в соус на десять минут, только чтобы они пропитались его запахом, по истечении этого времени вынуть.

Аромат толченых лепестков оказался таким стойким, что не выветривался из ступы еще несколько дней. Гертрудис должна была вымыть ее вместе с другой кухонной утварью. Этой работой она обычно занималась во дворе после каждого завтрака, обеда и ужина, попутно скармливая объедки домашней скотине. Огромные кухонные котлы и сковородки сподручней всего было мыть под колонкой. Но в день, когда подали перепелов, Гертрудис попросила Титу помыть посуду за нее, так как чувствовала, что эта задача ей не по силам: по всему телу у нее выступил розовый пот, который к тому же благоухал умопомрачительным ароматом цветов. Она подумала, что не прочь принять душ, и побежала сделать необходимые приготовления.

В задней части двора — между курятником и сараем — матушка Елена приказала соорудить незамысловатую душевую кабину. Это была небольшая коробка, сколоченная из досок. Щели между досками были такими широкими, что снаружи без особых проблем можно было увидеть, кто сейчас моется.

В любом случае это было первое в своем роде устройство для мытья в городе. Его изобрел кузен матушки Елены, живший в Сан-Антонио, что в штате Техас. Душ представлял собой деревянную коробку высотой два метра, на которой установили бак объемом сорок литров. Он работал под действием силы тяжести. Бак заполняли водой заранее. Таскать ведра по деревянной лестнице было невероятно трудно, но наградой служило наслаждение, которое ты ощущал, повернув кран и подставляя под струи все тело целиком, а не по частям, как если обливаешься из ковшика. Через несколько лет гринго выкупили изобретение у кузена за сущие гроши и, усовершенствовав, продали тысячи таких душей. Правда, уже без бака, ведь для подачи воды в них использовались водопроводные трубы.

Если бы Гертрудис только знала об этом! Ей, бедняжке, пришлось десять раз поднимать по лестнице тяжелое ведро с водой. Она чуть не лишилась чувств, ведь от нечеловеческого напряжения зуд в промежности усилился. Девушку держала на ногах лишь мечта об освежающем душе, но, к несчастью, ей не суждено было сбыться. Капли воды испарялись в воздухе, не успев коснуться тела, от нестерпимого жара, который оно источало. И этот жар был настолько сильным, что доски начали потрескивать и дымиться. Испугавшись, что может запросто сгореть в деревянной коробке, Гертрудис выскочила из душа в чем мать родила.

Тем временем аромат роз, распространяемый ее телом, разнесся далеко-далеко за пределы города и достиг поля, на котором сошлись в ожесточенной битве революционеры и федералы. Среди них выделялся храбростью тот самый капитан Панчо Вильи, который неделю назад въезжал в Пьедрас-Неграс и повстречался ей на площади. Розовое облако окутало его, отчего он совершенно потерял голову и, пришпорив коня, помчался во весь опор в сторону ранчо матушки Елены. Хуан, так его звали, бросив недобитого противника, покинул поле битвы. Зачем? Он и сам не знал. Его гнала необоримая потребность как можно быстрей оказаться неведомо где и найти там неведомо что. И это оказалось нетрудно. Хуана вел запах тела Гертрудис. Он подъехал как раз вовремя, чтобы увидеть, как она бежит нагишом через поле. И наконец понял, ради чего проделал весь путь. Этой женщине срочно был нужен мужчина, способный потушить пламя, пылавшее у нее внутри. Мужчина, который так же, как и она, нуждался бы в любви, такой, как он. Гертрудис остановилась, как только он поравнялся с ней. Обнаженная, с распущенными волосами, которые спадали до пояса, окруженная сиянием — в ней будто бы слились воедино ангел и дьявол, девственная хрупкость и сладострастие, сочившееся из каждой клеточки ее тела. К этому гремучему коктейлю подмешивалось желание Хуана, которое накопилось в нем за годы войны. Их встреча обещала быть захватывающей.

Он подхватил ее за талию, даже не сбавляя галопа, только бы не терять зря время, посадил на круп перед собой, но так, чтобы быть лицом к ней, и помчал. Лошадь, по-видимому, тоже следуя некоему приказу свыше и будто точно зная, куда ехать, продолжала скакать, хотя Хуан отпустил поводья, чтобы как можно крепче прижаться к Гертрудис и слиться с ней в бесконечном поцелуе. Копыта стучали в такт ритму, в котором двигались их тела в отчаянном и опасном для жизни акте совокупления. Все происходило так быстро, что отряд, посланный за Хуаном, так и не смог его догнать. Пришлось им поворачивать назад и возвращаться в расположение части, чтобы доложить: их капитан в ходе битвы тронулся рассудком и дезертировал.

Так по большей части и пишется история — основываясь на показаниях очевидцев, которые не всегда соответствуют действительности. Например, точка зрения Титы на эти события не совпадала с донесением революционеров. Она в тот момент надраивала сковородку и видела, как все было на самом деле, пусть ей и застили глаза облако розового пара и дым от горевшей душевой кабинки. Педро, который собрался на велосипедную прогулку, также оказался во дворе, недалеко от нее, и мог наблюдать ситуацию воочию.

Словно завороженные зрители в кино, Педро и Тита со слезами на глазах смотрели на храбрецов, предававшихся любви, которая им самим была заказана. И был миг — один-единственный миг — когда Педро мог изменить ход истории. Он взял ее за руку и произнес было:

— Тита…

И тут его оборвал оклик матушки Елены, поинтересовавшейся, что случилось. Если бы Педро попросил Титу бежать вместе с ним, она бы не колебалась ни секунды, но вместо этого он вскочил на велосипед и рванул вперед, вымещая на бедном механизме всю злость на свою беспомощность. Педро не мог изгнать из памяти образ Гертрудис, бегущей через поле… абсолютно голой. Ее полные груди, колыхаясь на бегу, гипнотизировали его. Никогда ему не приходилось видеть обнаженной женщины. Исполняя супружеский долг перед Росаурой, он ни разу не испытал желания ни увидеть ее без одежды, ни коснуться ее нагого тела. В этих случаях всегда использовалась брачная простыня, открывающая обозрению лишь благородные части тела его супруги. После соития Педро сразу же уходил из спальни, не дожидаясь, пока Росаура скинет простыню.

Но теперь в нем пробудилось настойчивое желание видеть Титу без одежды как можно дольше, изучить до последнего сантиметра ее статное пригожее тело. Какая она под платьем? Скорей всего, похожа на Гертрудис, они ведь сестры.