Бывшие (СИ) - "Ann Lee". Страница 8
8
— Роза Викторовна, ну давайте уже перед новым годом закроем эти показатели, мне как перед Степаном Дмитриевичем отчитываться? Каждый раз одно и то же! — Божена Юрьевна рвала и метала. И, в общем-то, по делу. Ну да, я допустила ошибку, ну чего так реагировать, дело то поправимое. Тем более все уже в предвкушении праздника, голова вообще не работает, а у меня вдвойне, особенно, после корпоративна. И видимо всё это прекрасно читается на моём лице.
— А знаете что, — злиться ещё больше начальница, — а вот идите и сами отчитывайтесь перед генеральным, мол я, сделала, то и то, и поэтому, вся отчётность стоит.
— Нет, — вырывается у меня.
К генеральному! Ни за что!
— Божена Юрьевна, прошу вас, я всё исправлю.
Она чутко ловит мою реакцию, и понимает, что попала в цель.
— Не надо ничего исправлять, идите с этими документами и объясняйтесь, в следующий раз умнее будете! — отрезает она.
— Божена Юрьевна, я клянусь, я всё переделаю, к завтрашнему дню всё будет готово, никто не узнает! — я складываю руки в умоляющем жесте, и начальница сдаётся.
— Ладно, но если завтра, вы мне не предоставите, отличный отчёт, пеняйте на себя, и не смейте забивать на основную работу, как вы будете успевать, я не знаю, хоть до ночи сидите!
Да хоть на две ночи, только не в кабинет к генеральному.
После корпоратива прошла неделя, и мы не виделись даже вскользь, и я не горела особым желанием прерывать этот игнор.
А получилось и вправду до самой ночи. Поблажки мне никто не давал, и поэтому к отчету я смогла преступить только после того, как закончился рабочий день.
Уже к одиннадцати, я почти закончила, и я раздумывала оставить ли последний кусок на утро, или выпить кофе и добить уже всё до конца. В голову пришла мысль, что на последнем этаже, где сидит руководство, есть классная кофе машина, и можно сварганить себе очень вкусный кофе. Я надела скинутые туфли, а вот джемпер оставила висеть на стульчике. В офисе всё равно никого, поэтому дресскод не обязателен.
На этаже начальства, было также тихо и темно. Я процокала каблуками до малой переговорной, где и стоял сей аппарат, включила свет, и с помощью нехитрых манипуляций, заставила пыхтеть машину, уставившись в ожидании в окно.
— Роза… Викторовна?
От его тихого голоса я подскочила на месте. Резко обернулась. Степа стоял на пороге, сложив руки в карманы брюк, и подозрительно на меня смотрел. Он тоже был без пиджака. Белая рубашка расстегнута на две пуговицы. Волосы в небольшом беспорядке.
— Степан Дмитриевич, как вы меня напугали! — выдохнула я, и одновременно с этим пропищала машина, и налила в мою кружку ароматный кофе. — Я думала, что здесь никого уже нет!
— И поэтому, кофе тыришь? — усмехнулся он.
— Тырю, — призналась я, и подошла, взяла кружку и сделала глоток.
— Почему так поздно в офисе? — наблюдает он за мной, всё также стоя у порога.
— Да, так накопилось кое-что, к концу года, надо закончить, а он совсем скоро, — уклонилась я от прямого ответа.
— Не помню, чтобы согласовывал с кем-то сверхурочную работу, — он загнул бровь.
Вот же привязался!
— Степан Дмитриевич, я сама виновата…
— Неси, — обрывает он, — я посмотрю, — и уходит.
— Блин! — я от досады топаю ногой. Делаю поспешно несколько глотков кофе, и спешу к себе, потом сразу наверх. Двери его кабинета приоткрыты, и я сперва заглядываю, а потом захожу. Стёпа сидит за своим столом, как всегда зарытый в бумаги. В кабинете горит приглушенный свет, а из панорамных окон открывается прекрасный вид на ночной город.
Я приближаюсь. Он отрывается от бумаг. Его взгляд уставший, и он массирует переносицу, и протягивает руку. Я вкладываю папку, и отхожу к длинному столу, сажусь на один из свободных стульев. Сижу, молча, не хочу отвлекать его, тем более что я всё уже поправила.
— Роза, ты опять делаешь одну и ту же ошибку, — встаёт он из-за стола, и подходит ко мне со спины, кладет передо мной папку.
— Вот эти показатели никогда не должны разница, — настоятельным тоном говорит он, и даже склоняется ниже, указывая на цифры в таблице.
Я киваю.
— Ты видишь, как и в прошлый раз, именно здесь ты допускаешь ошибку! — он опускает руки по бокам от меня, и упирает их в стол, и вместо таблицы с показателями я смотрю на его сжатые кулаки. На длинные пальцы, на запястья переплетенные, жилками и венами, уходящими по кисти вверх. Чувствую его горький аромат, что накрывает меня, и ощущаю, как растёт во мне сладостное томление. Оно поднимается снизу, закручивается в животе, потом ползёт выше, заставляя сердце биться быстрее, а дыхание сбиваться. Он не такой, как шесть лет назад. Тот Стеф никогда так не смотрел на меня, холодно и презрительно, не упивался своей властью и силой надо мной, не трахал, как последнюю шлюху в вонючей подсобке, которую, даже противно поцеловать. Он не ненавидел меня. Но тот Стеф не был растоптан, и унижен моей изменой. Тот Стеф любил меня. А этот сводит меня с ума, своей холодностью, и властью, и авторитетом. Я словно мышь перед удавом, трепещу перед ним.
— Я всё поняла, Степан Дмитриевич, — получилось уж слишком пискляво, но я от волнения не могу справиться с голосом, — я сейчас, же всё исправлю!
— Исправит она! — огрызается он, и я чувствую, горячее дыхание на макушке. Вздрагиваю. — Это непрофессионально! И не должно повторяться впредь! — чеканит он, его руки опускаются на мои плечи. И чуткие пальцы, жгут даже через ткань блузки.
— Стеф… — я пытаюсь встать, и разорвать этот контакт.
— Сними блузку, — хрипло говорит он, — будем твой отчёт исправлять.
— Что? — я оборачиваюсь, и натыкаюсь на его тёмные глаза. — Нет Стеф, такого больше не будет!
— Почему? — он продолжает удерживать меня на месте, и массировать плечи. И хоть нас разделяет высокая спинка стула за моей спиной, мне всё равно очень волнительны его прикосновения. Его пальцы перемещаются на основание шеи, потом скользят вперёд, накрывают, слегка сжимают её, и запрокидывают мою голову назад. Он смотрит мне в глаза, а я даже моргнуть боюсь. Удав, гипнотизирует, подавляет, навязывает свою волю. — Тебе, по-моему, понравилось, в прошлый раз. Ты сладко стонала, кончала.
— Нет, Стеф, нет, — мой голос срывается, потому что его руки ныряют в вырез моей блузки и сжимают обе груди. — Ах! — только и вырывается у меня. Я сжимаю полированную столешницу, чтобы хоть как-то держать себя в руках, но он умело распаляет меня. Гладит, жмёт мою грудь, чутко наблюдает за реакцией. Я облизываю пересохшие губы, и закусываю их, подавляю стон.
— Надеюсь, на работу ты ходишь в трусиках? — его горячее дыхание опаляет мою шею, когда он склоняется ко мне, а через мгновение, там уже горит горячий влажный след от поцелуя.
— Да, я… — с губ всё же срывается стон, потому что его руки пробираются под бюстгальтер, сжимают мои и без того твердые соски.
— Стеф, не надо, — стону я, а сама откидываюсь назад, чтобы ему было удобнее ласкать мою грудь, выгибаюсь. Между ног уже откровенно влажно, ещё чуть-чуть и я сдамся.
— Хочешь сказать, что не хочешь? — ухмыляется он мне в ухо, и тут же прикусывает мочку. И я протяжно стону. Мурашки возбуждения пробегают по всему телу.
— Нет, нет Стеф, — из последних сил, я пытаюсь дать отпор.
— Давай проверим, насколько ты лжива, — рычит он мне в ухо и подтягивает, поднимает и кладёт животом на стол, прямо на злополучный отчёт. Я трепыхаюсь, но он жестко придавливает меня рукой, давя на поясницу, а другой рукой задирает мою юбку.
— Перестань, Стеф, — я дёргаюсь, пытаюсь выкрутится, чувствую, как он тянет сперва вниз мои колготки, потом трусы, и бесцеремонно толкает в меня пальцы. Проникает в податливую, влажную плоть.
— Да ты течёшь, Роза, а говоришь, что не хочешь? — хрипит Стеф, и продолжает погружать в меня свои пальцы, снова и снова. Продолжает вдавливать одной рукой в стол, так что кислород не до конца заходит в лёгкие, и трахает меня пальцами, пока я не перестаю сопротивляться, и не начинаю подавать бёдра навстречу ему.