Отдай мне сына (СИ) - Багирова Александра. Страница 6

Скорее всего, просто жизнь в постоянном страхе дает о себе знать. Вот и лезут в голову странные мысли.

Ложусь в постель. Накрываюсь с головой одеялом. Даже не смываю макияж. Не жду, когда ванная освободится. Я уже сплю, пусть так думает. Главное, чтобы больше меня не трогал. Сегодня я не переживу его прикосновений. Нет!

К счастью, тут удача на моей стороне. Муж выходит из ванной. Долго с кем-то переписывается по мобильному. Засыпает на противоположной стороне кровати.

Ко мне сон не идет до самого утра. Перед глазами стоит Ворон. Откуда это наваждение? И еще во мне растет дикое желание увидеть его еще раз. И ведь знаю, какова цена этого желания. Расплата будет непомерно высокой.

К утру все же проваливаюсь в тревожный сон. Когда просыпаюсь, Вадима уже ушел. Из горла вырывается вздох облегчения. Чувствую, что его уже нет дома. Со временем я научилась безошибочно улавливать, когда муж где-то поблизости, а когда горизонт чист.

Иду в ванную комнату. Пытаюсь отмыть с себя события вчерашнего дня. Вот и праздник… ничего так подарочки. Как там отчим говорил: «Ты ошибка природы и не должна была родиться». Или выжить… Это я уже сама добавляю. Зачем я выжила? Потому что нужна Марусе? Или?

Выхожу из ванной комнаты, и тут же взгляд натыкается на белый конверт под дверью. Когда я уходила, его точно не было. Послание? От кого?

Наклоняюсь, поднимаю конверт. Руки дрожат, когда его открываю. Может не смотреть содержимое? Ничего хорошего там быть не может. Мелькает в голове мысль. Поздно. Я уже судорожно вглядываюсь в напечатанный текст:

«Хочешь узнать, где твой сын? Надо встретиться».

Перечитываю этот бред несколько раз.

Что за идиот написал это?!

И меня нет и никогда не было сына… к сожалению.

Глава 10

Никита

Еще во дворе слышу плач. Взбегаю по ступеням дома, ломать, крушить, защищать. Оторвать голову любому, кто посмел! В голове сотни мыслей, одна тревожней другой.

Открываю дверь, тревога играет на нервах. А я после сегодняшнего, и так как спичка, малейшая искра и взрыв обеспечен.

— Никита, я не хотела, простите меня! — в ноги мне падает Светка.

— Что случилось? — рычу. Оглядываюсь… ищу… Мне надо увидеть…

— Он сам! Он непоседа! Я только на минуту отвлеклась! — вытирает руками слезы и жалобно смотрит на меня, задрав вверх голову.

— Она в телефоне залипла, — из кухни раздается строгий голос Эльвиры.

Она выходит, как всегда в строгом черном платье, седые волосы забраны в идеальный пучок, морщинистое лицо выражает железное спокойствие. Смотрю на ее руки… вздох облегчения срывается с губ, и тут же сменяется тревогой.

Подбегаю к Эльвире, выхватываю из ее рук Марка.

— Откуда у него царапина на лбу? — осматриваю ребенка. Ссадина кровоточила, сейчас кровь уже остановилась. Малыш улыбается и обнимает меня маленькими ручонками.

— Папа!

— Папка вернулся! Скучал? — сильнее прижимаю его к себе.

Напугал же он меня. Если с Марком что-то случится — не переживу. С ним я стал параноиком. Он все, что у меня есть. Мой сын. Моя жизнь. Ради него еще топчу этот мир. И возможно еще ради… нет об этом пока рано думать.

— Дя! — малыш явно в хорошем расположении духа и царапина на лбу его не тревожит.

— Светка, на выход, — показываю пальцем нерадивой няньке на дверь.

— Но, Никита! Я старалась! Я все делала по правилам! Это же единственный промах! Не прогоняй меня! — складывает руки как в молитве.

— Бездарная работница. В шею гнать! — Эльвира стоит поодаль, скрестив руки на груди. Она Светку невзлюбила с первой минуты. Впрочем, ей никто и никогда не нравится. Она пропитана ненавистью, и поэтому она идеальная работница.

— Эльвира Семеновна, зачем вы так! Не наговаривайте на меня! — нянька с опаской косится в ее сторону.

— Вещи собрала и, чтобы через десять минут духу твоего тут не было, — испепеляет Светку взглядом. Нянька вздрагивает.

Эльвира в прошлом была надзирательницей в тюрьме. Я там мотал один из своих сроков. Трагические события нас связали очень крепко. И когда я встал на ноги, то первым делом забрал ее к себе. Более преданного и надежного сотрудника не сыскать. Эльвира не знает, что такое жалость, сострадание, ее невозможно подкупить. И как ни странно, она одна из немногих кому доверяю.

— Никита! — Светка хватает меня за ногу. — Мы так и не поговорили. Я не успела тебе сказать… что… — широко распахивает глаза.

— Стоп. Завязывай. Сгинь, — не даю договорить.

Очередное лживое признание в любви. Тошнит. Она и нянькой устроилась, чтобы ко мне ближе подобраться. Как и многие ее предшественницы. Сколько нянек сменилось, молодых, пожилых и опытных… уже со счета сбился. А все не то… Сыну мать нужна… горло сдавливает, раны внутри снова кровоточат. Физически ощущаю, как по телу пробегает знакомая волна адской агонии. Не смирился. Не отпустил. Голубка… единственная… дорогая… лживая… прекрасная… Что же ты натворила?

— Никитааа, — нянька вырывает из болезненных раздумий.

— Выход знаешь где, — бросаю не глядя и с сыном на руках поднимаюсь наверх.

Глажу Марка по голове. Белокурые шелковистые волосики, точно такие же как…

Снова о ней… все о ней…

До крови закусываю губу. Если бы не сын, я бы уже крушил стены. А он помогает держать демонов на цепи. С Марком нельзя срываться.

А после сегодняшнего вечера я на грани. Прошлое восстало, чудовищно болезненное, невероятно красиво… Прошлое резало, кромсало, и заставляло судорожно вдыхать запахи былого счастья. Оно издевалось, обвивало колючими шипами, поднимая из глубин памяти то, что убило во мне человека. Оставило лишь прогнившую оболочку.

Но есть Марк, и потому я стараюсь хотя бы внешне выглядеть человеком.

— К тебе посетитель, — Эльвира бесцеремонно входит без стука.

— Угу, — киваю. Сейчас сложно говорить, такое ощущение, что в горле тысячи лезвий, и они режут и режут без остановки.

— Ребенка я уложу, — забирает у меня Марка из рук.

— Ок, — киваю.

— Зря ты туда пошел, — в глазах удушающая пустота. У нее давно уже нет эмоций… завидую. Я бы тоже многое отдал, чтобы перестать чувствовать боль, которая сжирает меня день за днем.

— Отстань, — отмахиваюсь.

Эльвира руководствуется только логикой и холодным расчетом. А я сейчас сгусток нервов. Нам сейчас лучше держаться на расстоянии.

Она уходит. Отворачиваюсь к окну. Смотрю на небо. Черное, пасмурное, ни одной звезды. А ведь выглянет солнце, и небо станет светлее, голубые оттенки озарят мир, пушистые облака, обманчиво нежные, будут проплывать над нашими головами. Это все лживая иллюзия, как и глаза голубки, так похожие на небо… Манящие, притягательные и смертельно опасные. Ночь куда честнее, она не скрывает своей тьмы, а свет — это ложь и обман. Всегда.

— Накосячил ты знатно, Ник, — дверь открывается.

— Пришел мне нотации читать? — не скрываю ехидства в голосе.

— А у меня есть выбор? Кто тебе мозги вправит?

— Поздно, Бодь…

— Ты всех нас под удар подставил, сестру, племянников, — Богдан хмурится.

— Отвали, а, — усаживаюсь в кресло, откидываюсь, смотрю в потолок.

— И имя твоему безумию Василиса, — миллионы ядовитых иголок пронзают тело, меня подкидывает на кресле, только от одного упоминания ее имени.

Глава 11

Эти годы я как на электрическом стуле, приговорен к смерти, но приговор никто не собирается исполнять. Меня поджаривают раз за разом, заставляют корчиться в адской агонии и продолжать существовать.

Так не бывает… не может быть любовь такой. Держать за горло крепко, подчинять себе, истязать день за днем, годами… и не давать даже маленькой надежды на избавление.

— Не надо… — выдаю каркающий глухой звук.

— Ник, не узнаю тебя, — Бодя не унимается. — Столько ошибок, за такое кроткое время. Ты рекордсмен однако.

Сам же не так давно был в моей шкуре. Его битва за любовь длилась одиннадцать лет. Но в отличие от меня, у Бодьки были шансы на победу. Его любимая жива.